Любовь на руинах (СИ) - Иванова Ксюша

— Лена, ты не подумай плохого. Просто, там на станции метро главарь — такая гром-баба — Элла Петровна. Так вот, она на Димона нашего запала. Да так запала, что уговаривала его остаться еще тогда, в первую нашу ночевку. Обещала ему горы золотые. Чуть ли не на руках носить грозилась!

— Лена, — Димон виновато смотрел на жену, — Ничего не было, клянусь! Я б, даже если дело и дошло, не смог бы — там не баба, а Кинг-конг в юбке!

Все, естественно, смеялись, даже я — руки-то, благодаря Зое, болели намного меньше! Лена качала головой и хмурилась, но было видно, что делает это скорее для острастки, чем, действительно, из недоверия к мужу.

Леха Стрелок нетерпеливо ерзал на стуле:

— Ладно, давайте дальше рассказывайте! Интересно же!

Димон продолжил:

— Ну, в общем, решили мы, что, может, Зои там уже и нет. Это на второй день, да? — получив утвердительный кивок от Давида, продолжил. — Проверить нужно? Нужно. Я и пошёл. Меня впустили без проблем — узнали что ли, не знаю! Элла вышла. Я и говорю, мол, надоели мне эти идиоты — ни пожрать у них нет, ни… ну, в общем, понравилось мне у тебя, Элла, сил нет, как! Сбежал от них, к тебе вернулся! Хочу жить, прости Лена, с тобой! Она расцвела, заулыбалась вся! Говорит, Димасик, я — вся твоя! Думаю, как бы чтоб себя не выдать, про Зою узнать. А она так вьется рядом, намёки там разные делает. А я ей говорю: "Ты сначала накорми, в баньке попарь, а потом уж и в койку тащи!" Я не знаю, то ли поверила она мне, то ли сделала вид, а может, несло от меня так, что решила она и правда мыться меня отправить. А вода у них только на второй станции есть, там, где дети живут. Вот там рядом с ванной комнатой Зоин подопечный, прооперированный только что, лежал. Элла пошла за вещами для меня. А я — к больному. А Зоя там!

— Обрадовалась я ему очень! Никогда не забуду, что собой рисковали ради меня! Спасибо вам, ребята! — в голосе Зои слышались слезы.

— Я — ваш должник! Спасибо вам! — я встал, забыв про ожоги. Хотел пожать руки друзьям. Но они подхватились мне навстречу тоже — осторожно обняли, похлопали по плечам и сели на свои места.

Антон снова налил всем и скомандовал:

— Так, пьём и закусываем. А потом будем слушать продолжение истории.

52

Зоя.

От выпитого, наверное, у меня начали закрываться глаза. И продолжение нашей с ребятами истории я слушала, с трудом удерживая внимание на рассказе. Димон с Давидом, перебивая друг друга рассказывали, как той же ночью мы с Десантником, еле-еле избежавшим приставаний Эллы, через выход на второй станции пробились наружу. Потом полночи пробирались к засаде, где сидели Давид и Тимур. Потом искали машину, преследуемые отправленными Эллой мужиками.

На обратном пути я уговорила ребят заехать за Линой. И ведь почти вовремя успели — она вот-вот должна была начать рожать. Я думала, что довезу. Но не довезла. Правда, нам повезло — Лина справилась. Конечно, не без моей помощи, но все получилось. И самое главное, в ее психическом состоянии наметилось некоторое улучшение. В чем, как я поняла, немалую роль сыграл Иван. Поистине, любовь творит чудеса!

Краем засыпающих глаз я еще обращала внимание на улыбающиеся, ставшие удивительно близкими, лица — Женино, Давида, Димы, Тимура, и в первую очередь, конечно, Ярослава. И сквозь подступающий сон я, кажется, тоже улыбалась. Так с улыбкой на губах и заснула.

Проснулась ночью, закутанная по самые брови в одеяло, да еще и подпираемая со спины чем-то горячим. Ярослав! Зачем он со мной лег рядом? Я же во сне могла задеть его ожоги! Ой, я же разбинтовать его хотела. Но теперь лежала и боялась пошевелиться, чтобы нечаянно не сделать ему больно. Мы были одеты и это казалось неприятным и лишним. Но с другой стороны, он ведь не мог нас раздеть. Не хотелось будить, но лежать в одной и той же позе было мучительно.

— Слава, ты спишь?

— Заснешь тут с тобой…

Конечно, ему же тоже неудобно.

— Я во сне тебя ударила?

— Нет, ты и не пошевелилась ни разу. Даже когда Димон нес и в кровать укладывал. Под моим чутким руководством, конечно. Просто руки не болят почти. А я очень соскучился…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я начинала понимать причину его бессонницы — она, причина эта, вполне отчётливо ощущалась сквозь мои и его брюки.

— Знаешь, что? Мне кажется, неудобно спать одетыми. Давай я тебя раздену?

— И себя.

Понятно ведь, на что намекает… И это так волнительно, так сладко — понимать, что даже в таком состоянии, пусть под действием обезбаливающего ему и стало легче, но такие травмы все равно болят, — и при этом он хочет меня!

— Хм, ну в принципе, как доктор, я бы не советовала.

— Что? Раздеваться или заниматься любовью? Тогда ты, как доктор, должна знать, что больному просто необходимы положительные эмоции. А что может быть положительнее, чем ласки любимой женщины.

Я еще не согласилась. Я думала. Да только почему-то осторожно выбиралась из одеяльного кокона, в который была завернута. И уже сев на его бедра сверху и просунув руки под ткань его, застегивающегося на молнию свитера, я прошептала:

— Боюсь сделать тебе больно.

— Больно мне было лежать с тобой рядом и не иметь возможности потрогать. А сейчас — мне приятно. Снимай уже быстрее!

— Какой ты, Славочка, стал нетерпеливый! — упругие мускулы на его груди напрягались под моими пальцами. — Раз уж ты не можешь меня направлять руками, то хотя бы говори, что делать.

— Это у тебя, Зоечка, фантазии такие — сексуальные?

— О, да-а, хочу слышать, как ты попросишь…

Я, конечно, хотела это услышать, но не трогать его не могла — стащила свитер, стараясь не задеть особо руки, и целовала его шею, плечи, грудь.

— Зоя, штаны сними уже!

— Ласковее, милый, ласковее! Ты сейчас полностью в моих руках! — и мне это очень нравилось. Настолько нравилось, что у самой сбилось дыхание. Забыв, видимо, об ожогах, он попытался сдвинуть меня чуть ниже, но зашипел от боли. — Я сама! Сейчас. Только не шевелись!

Пришлось ускориться. Стащила брюки с него, опять же помня про ранения, попутно трогая, поглаживая мускулистые ноги. Сняла сразу же и трусы. В свете лампы, стоящей на столе в самом углу комнаты, мне было хорошо виден напряженный, чуть подрагивающий, член. Пальцем провела снизу вверх, особо остановившись на головке, растерла капельку смазки, выступившую на вершине.

— Зоя, я хочу тебя. Садись на меня сверху.

— Я хочу поласкать тебя, — помнила, как мне понравилось это там, у Хозяина, а теперь, когда мы вдвоем, когда можно делать это, не боясь чужих глаз, я, действительно, хотела повторить. Но его хриплый голос, его напряженный взгляд, закушенная губа, все, натянутое, как струна, тело, явно показывали мне, что сейчас это — лишнее, что ласки нужны будут потом, когда немного притупится вот эта эйфория — ощущать друг друга рядом, когда могли потерять, когда думали, что потеряли… Я и сама хотела его. Та единственная безумная ночь со Славой, то удовольствие, которое я получила… тело реагировало на этого мужчину, только почувствовав его рядом, только коснувшись его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Нет. Не сейчас. Это будет очень быстро. А я хочу, чтобы и ты тоже… Чтобы и тебе было хорошо.

Я встала рядом с кроватью и быстро разделась, подгоняемая его горящим взглядом, его глазами, следящими за каждым движением. А потом перекинула ногу через него и придерживая твердую плоть рукой, осторожно села на него сверху. И замерла, наслаждаясь чувством наполненности, вцепившись в подушку под его головой пальцами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Зоя, люблю тебя. Так тебя люблю. Давай, девочка моя, двигайся…

И двигалась. И стонала, потому что, наклонившись к его губам, нашла тот самый ритм, то самое положение, при котором мне самой было безумно хорошо. А потом, когда кончила на нем первой, села вертикально, так, чтобы видеть его лицо. И едва ли не большее удовольствие получила от его вида во время оргазма.