Наследство в Тоскане - Джулиана Маклейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот оно, – сказал Винсент. – Самый дальний конец, куда никто не заходит. Ключ у вас с собой?
Я залезла в сумку, вытащила ключ и протянула ему.
– Ну, давайте попробуем. – Он сунул ключ в скважину замка и повернул. Механизм щелкнул, и Винсент толкнул вперед тяжелую дверь на скрипучих петлях. – Сработало. После вас.
Втянув в себя воздух, я переступила порог и оказалась в маленьком темном погребе с низкими потолками. Винсент дернул за шнур свисавшей с потолка лампочки, но она оказалась перегоревшей. Помещение освещал только тусклый свет, проникающий из коридора, да экраны наших телефонов.
– Вы были правы, – сказала я. – Здесь только вино. Но почему оно хранится под замком?
Тут не было шкафов и полок, только пыльные бутылки, сложенные на деревянных досках. Я наклонилась взглянуть поближе и увидела на стене над одной из груд грубую деревянную табличку.
– Тут написано: «Лоренцо, 1920».
Винсент подошел к другой груде, поменьше.
– А тут: «Бьянка, 1926».
– Кто это? – спросила я.
– Я не знаю, – он продолжал смотреть на стены, освещая своим телефоном другие таблички. – А… Вот тут кое-что…
Я подошла к нему.
– Тут написано: «Коннор, 1984». – Я подошла к следующей. – А тут: «Слоан, 1982». Должно быть, это бутылки урожая того года, когда родились его дети. Но кто все остальные?
– Судя по датам, – ответил Винсент, – и итальянским именам, это должны быть дети семьи Маурицио. Они все давно умерли.
У меня по спине пробежал холодок. Я отошла на середину комнаты и потерла плечи.
– Это как-то зловеще, вам не кажется? Кроме Коннора и Слоан, все эти люди мертвы. Эти таблички – как могильные камни.
– Не все умерли, – заметил Винсент, направляя луч света своего телефона на еще одну батарею бутылок в дальнем углу. – Пойдите сюда, посмотрите. – Он снял табличку с крючка на стене и протянул мне.
Фиона, 1987
– Господи. Это же год моего рождения.
Винсент поднял одну из бутылок и вытер ее ладонью от пыли.
– На этикетке написано 1987, но я его не узнаю. Антон, должно быть, сделал в вашу честь отдельный бленд. И это совершенно точно одна из его картин.
Мое сердце пропустило удар.
– Правда? Покажите. – Удивленная тем, что Антон поместил на бутылках свою работу, я рассмотрела картинку. Там было изображено поле подсолнухов, написанное в стиле импрессионистов, а на краю стояла белокурая женщина. Я подумала, не моя ли это мать?
– Очень красиво, – сказала я. – Потом подошла к следующей груде и в изумлении несколько раз моргнула. – А тут написано «Лилиан». Это моя мама. 1986. Это лето, которое она провела в Тоскане. – Я повернулась посмотреть на этикетки бутылок, и точно – там тоже была картина Антона – восход над полями Тосканы.
Я проверила бутылки Коннора и Слоан, и у них на этикетках тоже были картины Антона, в отличие от традиционных наклеек Маурицио – наброска виллы.
– Как удивительно, – сказала я, оглядывая комнату.
И тут я впервые подумала, что, возможно, Антон действительно по-настоящему любил мою мать.
– А Коннор и Слоан знают про этот погреб? – спросила я.
– Не могу вам сказать, – ответил Винсент.
Я подумала о свернутых холстах в мастерской Антона, и мне отчаянно захотелось взглянуть на них. И только сейчас я вспомнила, зачем пришла в этот тайный погреб.
– Но писем тут нет.
– Похоже, что нет. Вам надо продолжать искать. – Винсент направился к двери, и я последовала за ним. – Эту дверь надо запереть, – сказал он. – И вы, Фиона, храните этот ключ бережно. Это очень ценное вино. Тут лежит небольшое состояние.
– Я понимаю.
Он запер дверь, отдал мне ключ и вывел меня наружу.
После утреннего похода по виноградникам я решила поплавать в бассейне, а потом отправиться на главную виллу. Я уже была на половине травянистого склона, когда заметила лежащую на шезлонге Слоан в красном купальнике и широкополой соломенной шляпе. В бассейне плескались двое детей.
Сначала я решила уйти, но стояла такая удушающая жара, и мне все утро так хотелось поплавать, что я продолжила путь и открыла деревянную калитку.
При звуке открывшейся калитки Слоан опустила очки на нос и обернулась посмотреть, кто идет.
– Привет, – сказала я без всякого стеснения, подходя к шезлонгу рядом с ней и кладя на него полотенце. Я скинула шлепанцы и стянула через голову майку. – Какая жара.
Придерживая очки на кончике своего крошечного носика, Слоан изучила мой купальник в красный горох и пластиковые шлепки.
– Да, сегодня очень жарко.
– А это твои дети? – спросила я, наклоняясь вперед и спуская шорты до колен.
Слоан указала в их сторону пальцем с идеальным маникюром.
– Да, это Эван, а младшая – Хлоя.
Упершись руками в бока, я смотрела на их возню.
– Очень милые. Полагаю, я теперь их новая тетя. Или полутетя. Это правильно?
– Понятия не имею, – ответила Слоан, отворачиваясь.
Я решила не обращать внимания на ее ледяной тон.
– Хочу поплавать. Ты уже объяснила им всю ситуацию? Они знают, кто я?
Слоан, явно запаниковав, немного приподнялась на шезлонге.
– Нет. Я пока ничего им не говорила. Думаю, я сама все еще не оправилась от шока.
– Я тоже, – я прикрыла глаза от яркого света. – Ну что ж, окунусь-ка быстренько. Не волнуйся – я ничего им не скажу. Это не мое дело.
Я быстро зашла в душ возле бассейна. Слоан смотрела, как я прошла к глубокому концу и остановилась, чтобы проверить глубину перед тем, как нырнуть. Вода была упоительно прохладной. Я несколько минут энергично поплавала, а потом остановилась передохнуть в мелком конце и легла на спину.
Дети кидали друг другу маленький пляжный мяч.
Закрыв глаза, я прислушивалась к звукам их смеха.
Потом я вышла из бассейна и вернулась к шезлонгу за своим полотенцем. Слоан поднялась и сняла очки.
– Спасибо, что ничего им не сказала.
Я наклонилась, вытирая ноги.
– Никаких проблем. Это сложная ситуация, и никто из нас не знает, как она повернется. Все может разрешиться в вашу пользу, и я в конце концов просто уеду домой, и вы больше никогда меня не увидите.
Слоан с любопытством посмотрела на меня.
– Похоже, ты не очень волнуешься из-за всего этого.
Выжимая из волос воду, я пожала плечами.
– Ну, я бы не сказала, что совсем не волнуюсь, но я приехала сюда с пустыми руками, так что, даже если я и
