Жизнь Мухаммеда - Вера Панова

Несколько недель длился мир между мусульманами и язычниками, и это было едва ли не самое тяжелое время для Мухаммеда, так как его ни на минуту не покидало ощущение, что он сделал чудовищно нелепый и непоправимый шаг. Проблема казалась неразрешимой - ведь он не мог ни изменить, ни объявить ошибочными слова, воспринятые от самого Бога.

Неразрешимая проблема, однако, разрешилась во время следующего откровения. Бог оказался ни при чем:

никогда подобные слова не были написаны в его небесной книге, и Мухаммеду он их не сообщил. Он говорил Мухаммеду диаметрально противоположное:

- Видели ли вы аль-Лат, и аль-Уззу, и аль-Манат - третью, иную? говорил Аллах. - Неужели у вас - мужчины, а у Него - женщины? Это тогда разделение обидное! Они - только имена, которыми вы сами назвали, - вы и родители ваши. Аллах не посылал с ними никакого знамения.

Вот что в действительности было сообщено Мухаммеду в откровении! Но когда Мухаммед, очнувшись после контакта с Богом, стал вспоминать слова, написанные у него в сердце, злобный и коварный враг рода человеческого, дьявол Иблис, забравшийся к нему под язык, заставил его произнести богопротивную фразу о чтимых ангелах, на чье заступничество можно якобы уповать! Причем Иблис всунул эту фразу, восхваляющую богинь, так ловко и складно, что Мухаммед ничего не заметил.

Таким образом, история с дочерьми Бога объяснилась очень просто Мухаммеда в буквальном смысле слова попутал бес. Впрочем, как разъяснил Аллах, Мухаммед не должен особенно казниться - не он первый:

Иблис проделывал то же самое со всеми другими пророками древности, ни один человек не может полностью защитить себя от козней Иблиса, мощь дьявола не под силу одолеть человеку, даже пророку. В дальнейшем же от происков Иблиса Мухаммеда защитит сам Аллах, так что бояться нечего, и ни Мухаммед, ни мусульмане не должны на основании печального прецедента ставить под сомнение какие-либо из посылаемых откровений.

Для того чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что никаких "дочерей Бога" нет и быть не может, ни ныне, ни впредь, посланы были тотчас Мухаммеду обильные откровения, в которых на разные лады проводится мысль, что какое-либо примирение между исламом и язычеством невозможно. Этому Аллах посвятил даже специальную суру "Неверные", в которой учил Мухаммеда и всякого верующего:

- Скажи: "О вы неверные! Я не стану поклоняться тому, чему вы будете поклоняться,

и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться, и я не поклоняюсь тому, чему вы поклонялись, и вы не поклоняетесь тому, чему я буду поклоняться! У вас - ваша вера, а у меня - моя вера!" От обнародования стихов, отразивших колебания Мухаммеда и его желание пойти на компромисс с курайшитами, до их разоблачения прошло всего несколько недель, после чего вновь, и на этот раз окончательно, была провозглашена непримиримая борьба с язычеством.

Короткий период сомнительного мира кончился, и вновь вспыхнула вражда между мусульманами и язычниками.

Аль-Валид, Абу Джахль, Абу Суфиан и другие враги Мухаммеда не ограничились словесными нападками на мусульман. Якобы по совету умного аль-Валида, в доме которого происходило одно из исторических собраний курайшитов, посвященное изысканию действенных методов борьбы с новой вредоносной сектой, был разработан план разорения мусульман. Курайшиты договорились оповещать всех кочевников, приходящих в Мекку за покупками, что Мухаммед и его последователи - богохульники и сеятели смуты, враги племени курайшитов и их союзников. Ничего покупать у них не надо, и ничего продавать им не следует. Объяснять все это надо было вежливо и по-хорошему, напирая главным образом на поношение богов и веры, но так, чтобы не оставалось сомнений, что ослушавшиеся совета совершат недружественный поступок по отношению к самым зажиточным мекканским купцам, хозяевам города. Что и будет со временем и при случае учтено.

В соответствии со своим планом курайшиты буквально блокировали город, они "залегли на всех тропах", ведущих в Мекку, и предостерегали кочевников от делового общения с последователями Мухаммеда. Насмешки и оскорбления, которые сыпались на мусульман в самом городе, на его улицах и базарах, а также пристальное внимание к тем, кто совершает с мусульманами торговые сделки, должны были, по замыслу врагов Мухаммеда, окончательно отбить покупателей у мусульман и тем самым разорить их.

Последователи Мухаммеда, преимущественно мелкие торговцы, не знали никаких ремесел. Только торговля, причем торговля на городских рынках и окрестных ярмарках, а не торговля караванная, позволяла им сводить концы с концами, торговля была их единственным средством к существованию. Создавая мусульманам исключительно неблагоприятные условия для торговли, курайшиты буквально наступали им на горло, ставили их в безвыходное положение. Если бы в начатой кампании участвовали все кланы курайшитов, Мухаммеду оставалось бы либо спасаться бегством, либо идти на уступки. Однако не все кланы курайшитов пожелали участвовать в затеянной кампании разорения мусульман - в первую очередь хашимиты и их давние союзники по Конфедерации Добродетельных. Старая неприязнь к мекканским верхам оказалась сильнее религиозных разногласий. На словах, а может быть, и в душе они были горячо преданы древним богам и верованиям, но проводить на деле политику, выгодную в первую очередь Абд Шамсам, Махзумам и другим главенствующим кланам, они не собирались, поэтому молча саботировали меры против мусульман.

Рассказывают, что Абу Джахль, узнав, что кто-нибудь из торговцев принял ислам, неизменно восклицал:

- Погоди же, клянусь богом, мы еще увидим, как твои товары останутся нераспроданными, а сам ты разоришься!

Теперь угроза Абу Джахля начинала сбываться.

В этих трудных условиях сердца многих мусульман дрогнули - вера в Бога и в победу заколебалась. Некоторые, менее стойкие, были "соблазнены" увещания вернуться к почитанию древних курайшитских богов, подкрепленные безжалостными мерами насилия, звучали достаточно убедительно, и они начали покидать Мухаммеда.

Сам Мухаммед находился в безопасности, защищенный кланом хашимитов во главе с Абу Талибом. Однако помочь мусульманам, попавшим в беду, он не мог ничем. Безвыходность положения, в котором очутились многие его последователи, он понимал настолько хорошо, что не осуждал излишне строго даже тех немногих, кто был вынужден стать вероотступником, перейти в лагерь врагов. Во всяком случае, никаких проклятий по адресу "предателей" в сурах Корана, созданных в этот период, нет;

весь гнев направлен на гонителей, на тех, кто "соблазняет", а не на "соблазненных".

Опасность вероотступничества не была, однако, единственной, а может быть, и главной заботой, тревожащей Мухаммеда. Не менее опасной для общины мусульман была бы и непоколебимая стойкость разорявшихся "братьев" - забота о содержании десятков нищих семей потянула бы на дно тех мусульман, которым благодаря поддержке родственников кое-как удавалось держаться на поверхности, нанесла бы непоправимый урон всей общине. Таким образом, попавших в беду мусульман нужно было во что бы то ни стало спасти, как ради их самих, так и ради всего начатого Мухаммедом дела.

Выход был только один - выселение туда, где можно было добыть себе пропитание и укрыться от "злобы" курайшитов. Мухаммед предложил тем, кто не мог рассчитывать на эффективную помощь родственников из числа язычников, идти в Эфиопию.

Мухаммед выбрал Эфиопию, очевидно, по многим причинам. Там был рынок, хорошо знакомый курайшитам, стало быть, там можно было торговать - ничего другого делать мусульмане не умели. Там господствовало христианство, то есть, с точки зрения Мухаммеда, вера в того же Аллаха, вера, конечно, устаревшая и искаженная, но все-таки вера в единого Бога, а не гнусное идолопоклонство. Опасность, что оставленные без присмотра мусульмане, вчерашние язычники, "соблазнятся" и отпадут от ислама, в Эфиопии была меньше, чем где бы то ни было.

Конечно, в Эфиопии торговали все те же курайшиты-язычники, враги, и сидели там прочно, пользовались покровительством негуса, заинтересованного в торговле с Аравией. Однако негус - христианин, и были все основания рассчитывать, что мусульман он в обиду не даст.

Рассчитывал ли Мухаммед, как некогда его дед Абд аль-Мутталиб, получить помощь из Эфиопии? Едва ли - слишком сильны были позиции Персии на юге Аравии, слишком заинтересованы были сами арабы в политике нейтралитета и дружбы с Персией, чтобы на это можно было надеяться.

Но, возможно, Мухаммед хотел со временем поставить под контроль мусульман всю торговлю на линии Эфиопия - Мекка и тем самым нанести болезненный удар по своим врагам.

Мухаммед выступил со своим предложением не как пророк Бога, откровений свыше он не получил, а как мудрый и дальновидный политик, признанный руководитель общины верующих. План Мухаммеда был единодушно одобрен, и уже в начале 615 года мусульмане потянулись в Эфиопию.