Афоризмы - Олег Ермишин

Все, что не нравится нам в других, каждый из нас может, поискав, найти в себе самом (…) Нужно быть терпимее друг к другу, нам приходится жить дурными среди дурных.[1817]

Гневаемся все мы дольше, чем ощущаем причиненную [нам] боль.[1818]

Иногда боль, а иногда случай делают слабого сильнее самого сильного.[1819]

Большая часть того, что вызывает в нас гнев, – ото препятствия, а не удары.[1820]

Неправость нашего гнева делает его более упорным: мы расходимся все пуще и не желаем перестать, словно сила нашей вспышки может служить доказательством ее справедливости.[1821]

Никогда не будет счастлив тот, кого мучит мысль, что есть кто-то счастливее. Я получил меньше, чем надеялся? – но, может быть, я надеялся на большее, чем заслуживал.[1822]

Среди убийц божественного Юлия было больше друзей, чем недругов, ибо он не исполнил их неисполнимых надежд. (…) Вот так и вышло, что он увидал вокруг своего кресла своих бывших соратников с обнаженными мечами, (…) ставших помпеянцами лишь после смерти Помпея.[1823]

Кто смотрит на чужое, тому не нравится свое.[1824]

Человек, завидующий немногим, не видит за собственной спиной огромного скопления зависти всех тех, кому далеко до него.[1825]

Ты лучше благодари за то, что получил. Остального жди и радуйся, что не получил всего.[1826]

Ты ведешь неверные записи в своей расчетной книге: то, что ты дал, оцениваешь дорого, то, что получил, – дешево.[1827]

Деньги насквозь пропитаны нашей кровью.[1828]

Насколько достойнее смеха то, из-за чего мы то и дело льем слезы![1829]

Поверь мне, все, что зажигает нас страшным пожаром, – сущие пустяки, не серьезнее тех, из-за которых дерутся и ссорятся мальчишки.[1830]

Кто никогда ничему не выучился, тот не хочет ничему учиться.[1831]

Этого ты предостерег правильно, но чересчур свободным тоном: и вместо того, чтобы исправить, обидел человека. На будущее смотри не только то, правду ли ты говоришь, но и на того, кому говоришь: переносит ли он правду.[1832]

Баловень счастья (…) считает, что труднодоступная дверь – первый признак блаженного и могущественного человека. Видимо, он не знает, что труднее всего открываются ворота тюрьмы.[1833]

Ты косо глядишь на кого-то из-за того, что он дурно говорил о твоем таланте. Неужели ты считаешь каждое его слово законом? И неужели Энний [римский трагик] должен возненавидеть тебя оттого, что его поэмы не доставляют тебе удовольствия, (…) а Цицерон – стать твоим врагом из-за того, что ты пошутил насчет его стихов?[1834]

Первую вспышку гнева мы не осмелимся унимать словами. Она глуха и безумна. (…) Лекарства приносят пользу, если давать их в промежутках между приступами.[1835]

Гнев, (…) когда окостенеет, затвердеет, (…) превращается в ненависть.[1836]

В перерывах между утренними зрелищами нам обычно показывают на арене сражение привязанных друг к другу быка и медведя: они рвут и терзают друг друга, а рядом их поджидает человек, которому поручено в конце прикончить обоих. То же самое делаем и мы, нанося удары людям, с которыми мы связаны, а рядом с победителем и побежденным уже стоит их конец, причем очень близкий. Нам ведь осталось-то столечко! Что бы нам прожить эту капельку времени в мире и покое![1837]

Часто ссору прекращает раздавшийся по соседству крик «Пожар!».[1838]

Что хуже смерти можешь ты пожелать тому, на кого гневаешься? Так успокойся: он умрет, даже если ты палец о палец не ударишь.[1839]

Я скорее прощу того, кто нанес врагу рану, а не того, кто мечтает посадить ему чирей: тут уже не только злая, но и ничтожно мелкая душонка.[1840]

О сколь презренная вещь – человек, если не поднимается он выше человеческого![1841]

Что такое бог? – Все, что видишь, и все, чего не видишь.[1842]

Уже старик, он [Ганнибал] не переставал искать войны в любом уголке света: настолько, обходясь без родины, не мог он обходиться без врага.[1843]

Нет числа тем, кто владел народами и городами; тех, кто владел собой, можно перечесть по пальцам.[1844]

Все происходит по божественному определению: плакать, стонать и жаловаться – значит отпасть от бога.[1845]

Свободен тот, кто избежал рабства у самого себя: это рабство – постоянное и неодолимое, день и ночь равно гнетущее, без передышки, без отпуска.[1846]

Быть рабом самого себя – тяжелейшее рабство.[1847]

Добродетель найти трудно, требуется и наставник и руководитель; а порокам живо выучиваются без всякого учителя.[1848]

Если я и бываю доверчив, то только до известной степени и принимаю лишь те маленькие выдумки, за которые бьют по губам, а не вырывают глаза.[1849]

Люди растрачивают всю свою жизнь, чтобы достать то, что им будто бы нужно для жизни.[1850]

Изящно возразил мудрый [Гай] Лелий какому-то человеку, сказавшему: «В мои шестьдесят лет…» – «Скажи лучше „не мои шестьдесят“». Привычка исчислять утраченные нами годы мешает нам понять, что суть жизни – в ее неуловимости, а удел времени – всегда оставаться не нашим.[1851]

Покамест все идет как обычно, грандиозность происходящего скрадывается привычкой. Так уж мы устроены, что повседневное, будь оно даже достойно всяческого восхищения, нас мало трогает. (…) У солнца нет зрителей, пока оно не затмится. (…) Настолько больше свойственно нам от природы восхищаться новым, нежели великим.[1852]

Кто думает, будто природа может делать лишь то, что она делает часто, тот сильно недооценивает ее возможности.[1853]

Люди грядущего поколения будут знать многое, неизвестное нам, и многое останется неизвестным для тех, кто будет жить, когда изгладится всякая память о нас. Мир не стоит ломаного гроша, если в нем когда-нибудь не останется ничего непонятного.[1854]

И ты удивляешься, что мудрость до сих пор еще не исполнила своего предназначения! Даже испорченность – и та еще не показала себя целиком; она только-только выходит на свет. А ведь ей мы отдаем все свои силы.[1855]

Победа без риска – победа без славы[1856]

Для самопознания необходимо испытание: никто не узнает, что он может, если не попробует.[1857]

Всякий, кто кажется избежавшим зла, просто его еще не дождался.[1858]

От голода умирают тихо и спокойно, от обжорства с треском лопаются.[1859]

Самая крепкая часть тела – та, которой чаще всего пользуются.[1860]

«Но как же все-таки бог допускает, чтобы с добрыми людьми случались несчастья?» – А он не допускает. Он ограждает их от всех несчастий: от преступлений и гнусностей, от нечистых помышлений и корыстных замыслов, от слепого вожделения и от алчности, покушающейся на чужое добро. Он блюдет и защищает их самих: неужели кто-то станет требовать от бога еще и того, чтобы он охранял поклажу добрых людей?[1861]

Презирайте бедность: никто не бывает при жизни так беден, как был при рождении. Презирайте боль: она уйдет от вас, либо вы от нее уйдете.[1862]

Короткую жизнь мы не получаем, а делаем ее такой; мы не бедны, а расточительны.[1863]

Нет человека, желающего разделить с другими деньги, а скольким раздает каждый свою жизнь![1864]

Марк Цицерон (…) ни в счастье не был спокоен, ни в несчастье – терпелив.[1865]

Каждый торопит свою жизнь и страдает от тоски по будущему и отвращения к настоящему.[1866]

Время твоей жизни (…) движется беззвучно, ничем не выдавая быстроты своего бега.[1867]

Есть ли на свете кто-нибудь глупее людей, которые хвастаются своей мудрой предусмотрительностью? (…) За счет своей жизни они устраивают свою жизнь, чтобы она стала лучше.[1868]

Откладывать что-то на будущее – худший способ проматывать жизнь: (…) вы отдаете настоящее в обмен на обещание будущего.[1869]

Грядущее неведомо; живи сейчас![1870]

Самая короткая жизнь – у занятых людей.[1871]

Души занятых людей, словно волы, впряженные в ярмо, не могут ни повернуть, ни оглянуться.[1872]

Один из (…) любителей наслаждений, (…) после того как его на руках вынесли из бани и усадили в кресло, спросил: «Я уже сижу?» Ты полагаешь, что человек, не знающий, сидит ли он, в состоянии уразуметь, живет ли он?[1873]

Если только у мертвых сохраняется какое-то чувство, [Гай Калигула] ужасно злится, что он умер, а римский народ все еще живет.[1874]

Некоторые болезни следует лечить, не рассказывая о них больному. Многие умерли оттого, что узнали, чем больны.[1875]

[Людей], через тысячу унижений достигших высочайших почестей, тревожит ужасная мысль, что они страдали всего лишь ради надгробной надписи.[1876]

Гнусен тот, кто, утомленный скорее жизнью, чем трудом, умирает при исполнении служебных обязанностей.[1877]

Большинство людей (…) жаждут работать дольше, чем могут, (…) и сама старость лишь оттого им в тягость, что не позволяет работать.[1878]