Истоки. Книга вторая - Григорий Коновалов

– Ясно, товарищ комроты, значит, накормлю роту бараниной.

Но только закипел котел походной кухни, приказали сняться. Лишь слегка побелевшие от пятиминутного кипячения куски баранины густо присолили, на ходу роздали солдатам. Командующий армией приказал дивизии отойти ввиду нависшей над ней угрозы окружения. К утру пришли на новые, на этот раз действительно заранее подготовленные позиции. Солдат ждали глубокие траншеи с разветвленными ходами сообщения, с оборудованными наблюдательными пунктами, с гнездами для пулеметов.

XV

Спустившись по ступенькам многоколенчатой деревянной лестницы в подземелье, Юрий увидел представителя Ставки. Генерал оторвался от карты, встал. Юрий залюбовался спортивной собранностью Валдаева.

Другие имена, обрастая легендами, притягивали теперь к себе надежду щедрых на любовь, алчущих морального авторитета людей. Все чаще упоминали Жукова, Рокоссовского, Конева, Валдаева.

Молча поглядели в глаза друг другу. Валдаев кивнул головой.

– Живой или мертвый, но неприятель будет в городе. Этот город для него синоним победы, – сказал Валдаев.

– Город не сдадим. Нету таких прав сдавать. А защищать во-о-о сколько прав! – горячо, со своеобразной интонацией начитанного мастерового говорил вошедший в кабинет член Военного Совета фронта, широким жестом раскинув руки, натянув гимнастерку на груди. Пуговица расстегнулась, и мягкая складка второго подбородка свободно-удовлетворенно легла на воротник. – Мы им тут покажем…

Недоумевая, зачем его так настойчиво агитируют, Юрий глядел на круглое, разомлевшее от жары лицо с блестками пота на крыльях утиного носа.

– Вопрос о заводах – работать? Эвакуировать? – согласуйте с Москвой, товарищ Крупнов. Я не могу на себя это взять! – все больше раздражался член Военного Совета. – Я только могу заверить трудящихся: город не сдадим!

«Что это? Одно из тех решений, на выполнение которых мобилизуется весь народ, или обычное на войне упорство при защите городов?» – думал Юрий. Ему-то казалось, что город нужно защищать всеми силами страны, что дальше нельзя отходить, не рискуя Советской властью. Но так думали жители и других, уже оставленных городов. И разве член Военного Совета не то же говорил им?

Деловая точность сроднила Крупнова с Валдаевым. После купания в Волге выехали в степь. Где-то далеко за холмами не утихал гул сражения, а тут, в степи, тысячи людей с подводами, тачками и машинами работали на строительстве четвертого – городского оборонительного рубежа. Дымились кизяки под ведрами и чайниками, рабочие завтракали, разбившись на группы. Молодая женщина подняла с плаща арбуз:

– Ловите, Денисыч, – кинула в руки Юрия.

Сахаристо-рассыпчатый красный арбуз был холоден и сочен.

Машину продувало горячим ветром, тянувшим от сизых курганов.

У придорожной кошары сутулый полковник доложил Валдаеву: дивизия ведет бой с наступающим противником между вторым и внутренним обводами.

– И второй захватили немцы? – спросил Валдаев.

– Да разве это укрепления? – оправдывался полковник. Он присел на корточки и, чертя хворостинкой по засеянному сухими овечьими катышками двору, упрекнул Крупнова: – Не вырыли траншеи с развитыми ходами сообщения, с опорными пунктами и узлами сопротивления.

Невольно оправдываясь перед наседающим полковником, Юрий сказал, что на обводах работали ежедневно по двести тысяч человек.

– При всем желании мы не могли построить линию Мажино.

– Нам не важно, сколько тысяч, нам важно… – повысил голос полковник.

Валдаев сдержанным жестом остановил его:

– Спасибо рабочим и за это. Конечно, нам хотелось бы неуязвимых укреплений… Мы чуточку напуганы.

Особенное настроение овладевало Юрием все сильнее по мере приближения к передовой. «Стоять насмерть – это для меня пока что слова. Умом представляю, а как делается, не видел. Из чего оно складывается?» При всем отвращении к неопределенности Юрий не мог найти иного слова, как только это расплывчатое, пугающее и обнадеживающее своей безликостью «оно».

Они проехали по нескошенному, осыпающемуся зерном под колесами пшеничному полю к командному пункту дивизии у дороги между желтых холмов. Впереди орудий расположились стрелки прикрытия, слева в несколько рядов змеились траншеи.

Жаркое полдневное марево курилось над степью недолго – плотным артиллерийским огнем всю возвышенность немцы потопили в пыли и дыму.

Юрию Крупнову, как и каждому участнику сражения, к тому же еще новичку, казалось, что самое опасное, героическое и решающее происходит там, где находится он, то есть на его участке боя. Он не гнал мысли о возможности ранения или смерти, решив, что, наверно, если не все, то многие думают так же. Юрий наблюдал за Валдаевым, время от времени смотревшим в стереотрубу и что-то записывавшим в книжечку, поглядывая на свои часы. Поразило Юрия выражение глаз на сухом, холодном лице генерала – взгляд рассеянный и тяжело сосредоточенный одновременно. «Как у математика», – решил Юрий, любуясь внутренней собранностью Валдаева.

Крупнов думал, что это за существа наступавшие немцы, чужие не только по одежде и языку, но тем главным, что непримиримо разделило человека и зверя. «Нужно оторвать лапу зверя вместе с его головой», – ненавистно смотрел он в сторону фашистов.

Степана Валдаева в отличие от необстрелянного Крупнова немцы интересовали сейчас главным образом одной стороной: как они воюют. О целях же их вторжения и о том, что его могут убить, он теперь не думал. Жизнь народа должна надежно охраняться, и он призван выполнить это.

Немцы проводили артиллерийскую подготовку на участке стрелкового полка дивизии Чоборцова. В пыли и грохоте тонули окопы, траншеи по увалам. И еще больше загустела дымно-пыльная буря, когда немецкие самолоты закружили над полком.

Внимание Валдаева все пристальнее приковывалось к маневрированию немцев в бою, к их приемам. Он как бы погружался в созерцание тактики неприятеля. При этом, если он и думал о том, что чувствуют красноармейцы, мысленно ставил себя в их положение, то опять же с ясно осознанной целью определить степень их стойкости. И лишь где-то далеко от главного потока мысли или, вернее, в глубине этого потока вспыхивали чувства боли и жалости, не исчезая, однако, бесследно…

Не ослабляя огня по стрелковым полкам, немцы бросили танки на артдивизион. На левом фланге они атаковали батарею. Командовал ею молодой, со смешинкой в карих глазах лейтенант. Танки на полном ходу, а потом из-за укрытия стреляли по батарее. Все гремело, взлетела на воздух земля, горела трава-маскировка на пушках, пылала полынь под ногами.

Валдаев весь отдался наблюдению атаки неприятельских танков на позиции артиллерийской батареи, прикрытой пехотой. Он видел, что вместо стремительного натиска черные неуклюжие железные коробки, ныряя по неровностям, заваливались набок, кивая стволами пушек, вяло тащились по степи. В их остановках сквозили осторожность и нерешительность когда-то непобедимых танковых войск Германии. И в атаку они не шли без пехоты, тогда как в сорок первом году они часто отрывались от нее.

Если генералу танковая атака казалась вялой и что пехотинцы шли за машинами шагом изнуренных, изломанных, то Юрия встревожила быстрота танков и решительность автоматчиков, а действия наших бронебойщиков и подрывников, залегших перед батареей, представлялись медлительными. И он уж готов был побежать к ним по выгоревшей полыни, забыв свой недавний страх. Но вот один за другим загорелись два танка, по броне третьего змеисто вильнул огонь. Тяжелая махина перевалила через траншею, закружилась, разматывая порванную гусеницу. Несколько человек приползли из окопов прикрытия к батарейцам. Командир батареи, лейтенант, приподнялся из окопчика. В карих глазах исчезла искрившаяся смешливость, они стали жесткими. Он приказал выкатить пушки на взволок и бить прямой наводкой.

С этого момента Юрий как бы забыл себя со своими опасениями за жизнь. Вместе со всеми он выкатывал пушки на открытые позиции. И лишь на мгновение задержалось его внимание на упавшем лицом в полынь заряжающем. Вспомнив свой небольшой опыт военной подготовки в артиллерии, Крупнов взял горячий от солнца снаряд, вдвинул в ствол и закрыл замок. Прямой наводкой два раза выстрелил по башне танка. От его ли попадания, другие ли подбили танк, но только башню заклинило, и орудие танка не стреляло.

– Рука твердая, глаз меткий, – услышал он голос за спиной и, оглянувшись, стирая с лица пот, увидел Валдаева.

Все четыре танка были подбиты батарейцами.

Слева за холмами слышалась орудийная перестрелка. Молодой лейтенант, вновь хитро повеселев сузившимися глазами, доложил Валдаеву, что за холмами около часа длится огневая дуэль между нашими и немецкими тапками.

– Не думаете ли вы, лейтенант, что намечается равновесие сил? – спросил Валдаев.