Смертельно безмолвна - Эшли Дьюал

— Пей.

Я скептически морщу лоб, а Мэри-Линетт по-детски кривит губы.

— Нет уж, — бросает она, — сначала ты.

— Трусиха.

— Твое зелье, ты и пей первая.

— Но твоя идея, — напоминает Норин, на что младшая сестра надувает губы.

— Слушайте, я знаю, что вам делать, — вдруг говорит Хэрри. Теперь все его фразы для меня будут «вдруг». Я никак не могу привыкнуть, что он идет на поправку. — Вот.

Брат достает еще один стакан и переливает в него половину содержимого. Затем он с довольным видом ставит напитки перед сестрами Монфор и кивает.

— Пейте одновременно.

Женщины недовольно переглядываются, но потом все-таки соглашаются. Почему-то мне становится паршиво. Откуда мы знаем, как подействует отвар Норин?

Да и подействует ли?

Господи, я так скоро действительно поверю во всю эту чушь. Неужели ведьмы могут делать нечто подобное? Это нереально, невозможно. Я затаиваю дыхание и наблюдаю, как Монфор поднимают стаканы, чокаются и медлят, разглядывая черные пузыри, плавающие на поверхности этой дряни. Меня воротит уже от запаха, а им еще и выпить это надо.

— Что бы ни случилось, будьте осторожны, — наставляет Норин, — если что, набирайте Джейсону. Он постарается приехать быстрее и разрешит проблемы.

— Если все так паршиво, может, не стоит экспериментировать?

— Мы должны увидеться с Ари, — выдыхает Мэри-Линетт. — Это отличный шанс.

— Я почему-то уверен, что вы и так не один раз с ней увидитесь.

— Но сегодня у нас будет преимущество, и кто знает, может, Ари поделится планами?

Я лишь пожимаю плечами. Я не одобряю подобную затею, но это их дело. Рисковать нужно осознанно, а эти женщины вроде вполне понимают, на что подписываются.

Сестры Монфор, наконец, одновременно осушают стаканы. Норин сгибается, нелепо сморщившись, как от крепкого алкоголя, а Мэри-Линетт отворачивается и кидает стакан в мойку. Она взмахивает руками, выплюнув что-то грубое и злое, а затем поникает.

— Черт, — хрипит она, — какая мерзость, Норин. Не могла приготовить что-то вкусное?

— Это зелье, а не суп, Мэри.

— И все же… все же…

Женщины так и стоят сгорбленные: Мэри возле мойки, Норин возле стола. Но что-то в их телах начинает меняться. Сначала я думаю, что дело в освещении. На кухне темно. За окном еще темнее. Я уверен, что мне чудится, как, впившись ногтями в столешницу, Мэри взвывает от боли и откидывает назад голову. Чудится, как ее плечи с хрустом опускаются, становятся еще меньше, еще тоньше! Я уверен, мне кажется, что, когда Норин поднимает голову, на ее лице впадают щеки, а затем сужаются глаза, налитые стальным ужасом.

Я не понимаю, как отступаю назад, как Хэрри оказывается рядом. В оцепенении мы наблюдаем за тем, как ломаются тела сестер Монфор, как волосы меняют цвет, и как лица приобретают иные черты. Хрустящие звуки разрывают тишину, их стоны звучат у меня в голове, и смотрю я на женщин, не моргая, не осознавая, что происходит. Это невероятно.

В какой-то момент, Норин громко вскрикивает и ударяет ладонями по столу.

Ее иссиня-черные волосы на глазах покрываются золотистым цветом, и когда Норин Монфор поднимает подбородок, взглядом со мной встречается абсолютно другой человек: молодая девушка, лет семнадцати с пухлыми губами и шоколадным цветом глаз.

— Отлично, — отрезает она, чужим голосом, — кажется, сработало.

Моргаю пару раз, втягиваю воздух, выдыхаю воздух и моргаю вновь. Это шутка?

— Норин?

— А кто же еще? — Бросает она, надменно закатив глаза.

— Голова раскалывается, — заявляет Мэри-Линетт, выпрямляясь. Она разминает шею.

Поднимает, опускает руки, а затем улыбается, распахнув глаза цвета скошенной травы.

— Как я выгляжу?

— Соблазнительно.

— У тебя кожа смуглая, мне больше нравится.

— Светла кожа — признак аристократии.

— Светлая кожа — признак неизлечимой болезни. Терпеть не могла свою кожу.

— Не говори глупостей, сестра, — томно вздохнув, протягивает Мэри, — твое лицо, как и твоя кожа всегда были магнитом для горячих красавчиков.

Все эти идиотские разговоры о цвете кожи немного выбивают меня из колеи. Я даже не знаю, с чего именно начать: с того, что передо мной совсем другие лица, или с того, что эти женщины даже ведут себя иначе? Я помахиваю ладонью, а они не обращают внимания и продолжают разглядывать друг друга, как неугомонные девицы, болтающие о шмотках.

— Стоп-стоп, — не выдерживаю я, сделав шаг вперед, — о чем вы говорите?

— Что прости? — Агрессивно бросает Норин, скрестив на груди тощие руки.

— Вы выглядите иначе, потому что приняли оборотное зелье. Что тут удивительного? Может, не будем акцентировать на этом внимание и продумаем план дальше?

Норин презрительно сужает глаза и закусывает губу, изучая меня совсем не добрым взглядом, от которого холод проносится по спине. Я прищуриваюсь, не понимая, что она в моих глазах пытается разглядеть, а у нее вдруг на лице промелькает странное выражение.

— Мэттью, — шепчет она низким голосом, а я хмурюсь. Что это еще за тон? — Подойди поближе, вот сюда, — она манит меня тонкой ладошкой, а я наоборот откатываюсь назад.

И какого черта происходит? Я искоса гляжу на Хэйдана, а он не двигается, следит за движениями блондинки заворожено, словно ничего больше не замечает вокруг. Странно.

Я вновь перевожу взгляд на Норин и отрезаю:

— Мне и отсюда хорошо вас слышно.

Девушка вскидывает брови и тягуче выпрямляется, в то время как на лице ее сестры проскальзывает хитрая ухмылка. Мэри в теле молодой незнакомки внезапно становится за спиной Норин, обнимает ее за плечи и шепчет:

— Он не поддается твоим чарам.

— Я заметила.

— Он просто влюблен.

Отлично. Я просто влюблен. Киваю пару раз, пытаясь проанализировать в голове то, во что вылилось принятие оборотного зелья, и неожиданно зажмуриваюсь. Черт. Неужели они не только стали выглядеть, как подростки, но еще и стали себя вести, как дети?

Только этого мне не хватало. Мало того, что похожи сейчас сестры Монфор на двух озабоченных идиоток, так они еще и являются ведьмами! Неконтролируемыми ведьмами, на которых на данный момент нет управы в виде матери или отца. Я злюсь.

— Он довольно симпатичный, — мечтательно пропевает Мэри, и я злюсь еще сильней.

— Во-первых, я не симпатичный.

— Ты еще и слепой, — колко подмечает Норин и хихикает вместе с сестрой, будто они отпустили невероятно смешную шутку. Я закатываю глаза и потираю пальцами лицо.

Это катастрофа.