Отравленная маска - Валерия Вербинина

– Надо дать знать товарищу прокурору, – сказал фон Борн Зимородкову. – И немедленно объявить этих двоих в розыск.

Саша коротко кивнул.

– Саша! Что вам удалось обнаружить в конце концов? – Муся аж подпрыгивала на месте от нетерпения. – Я же вижу – вам не терпится поделиться с нами!

Зимородков глубоко вздохнул.

– Прежде всего я должен попросить у вас прощения, – начал он. – Я был… Я был глупцом. Строил самые фантастические теории… а между тем… – Он поморщился. – Сегодня мы с Федором Ивановичем обыскали вещи дамы, которая называла себя Изабеллой Олонецкой, и… Кое-чего мы еще не знаем, но все же общая картина начинает вырисовываться.

– Называла себя? – поразился Никита. – То есть как?

– Что за общая картина, поподробнее, пожалуйста, – сказал Орест, улыбаясь Амалии.

– О, – небрежно ответил фон Борн на слова Карелина, – у нее было много разных имен для самых разных случаев! – И он продемонстрировал пачку паспортов.

– Однако! – сказал озадаченный Орест. – Честные люди обычно обходятся одним паспортом. Или я чего-то не понимаю?

Саша оглянулся, ища глазами Амалию.

– Амалия Константиновна, – сказал он, – подойдите сюда, я хочу вам показать кое-что.

Чувствуя на себе взгляды всех присутствующих, девушка приблизилась к Саше. Он молча протянул ей маленькую медную пластинку, на поверхности которой виднелось очень четкое изображение женского лица. Лица хорошенького, своенравного и чем-то очень напоминающего лицо Амалии.

– Вы? – спросил Зимородков, вглядываясь в нее.

– Наверное, – нерешительно ответила Амалия. – Но я не понимаю… Это дагерротип, а я никогда не делала дагерротипов.

Орест взял пластинку у нее из рук и с любопытством посмотрел на изображение.

– Где вы это нашли? – наконец спросил он.

– В вещах дамы, которую мы знаем как Изабеллу Олонецкую, – ответил за Сашу фон Борн. – И мы уверены: то, что она носила дагерротип с собой, – вовсе не простое совпадение. Она выслеживала именно вас, и зачем-то ей нужно было убить именно вас.

– Значит, все-таки она… – Амалия похолодела.

– Она и ее сообщник. Тот, кто называл себя художником Митрофановым – и кто, я уверен, на самом деле не был ни тем, ни другим.

Достаточно было этих простых слов, чтобы отдельные разрозненные части головоломки сложились наконец вместе. И Амалия поняла – все, все, до самого конца. «У вас такое интересное лицо, я могу вас нарисовать!»… Это он, Митрофанов, сидел за столом, когда в ее молоке оказался яд. Но чашка опрокинулась, и молоко выпил ни в чем не повинный котенок. Митрофанов мог поймать гадюку, принести ее в дом и закрыть в рояле, на котором играла Амалия… Боже мой, да все в округе знали, что она играет на этом рояле, никто к нему больше и не подходил! А в чем Митрофанов мог пронести в дом змею? Орест, помнится, утверждал – или Евгений? – что невозможно пронести змею в дом незаметно. Отчего же, очень даже возможно, если ты художник и всюду ходишь с сумкой, в которой носишь свои принадлежности! Именно Митрофанов стрелял в Амалию на охоте, а вороную лошадь он наверняка позаимствовал у Алеши Ромашкина, у которого жил. А когда увидел, что промахнулся, и понял, что дело может обернуться скверно, вытащил из ствола пулю и украл простреленную шляпку – единственное вещественное доказательство. Да, да, это был Митрофанов, обходительный человек с мягкой улыбкой! Он пытался ее убить, и только когда у него ничего не вышло, на помощь ему явилась Изабелла. И именно она пыталась тогда утопить Амалию, больше просто никто не мог этого сделать!

– Но кто же тогда изрезал мой портрет? – в тоске спросила Муся.

Саша с серьезным видом обернулся к ней.

– Боюсь вас разочаровать, но он сам и изрезал, Мария Ивановна. Ведь портрет был для него лишь предлогом, чтобы подобраться к Амалии. Когда портрет был закончен, присутствие Митрофанова сделалось ненужным, и поэтому он испортил его, чтобы иметь возможность остаться в доме. Я думаю, той ночью, когда я задержал его возле дверей Амалии, он хотел проникнуть к ней. А на случай, если его остановят, он запасся убедительной версией – что кто-то преследует его и портит его картины. Заодно такая версия отводила от него всякое подозрение.

– А смерть бедного Алеши? – вскинулся Гордеев. – Ее-то вы как объясните?

– Я думаю, – медленно промолвил фон Борн, – что Митрофанов собирался провернуть со своим бокалом какой-то фокус, но промахнулся. Во всяком случае, мы убеждены, что с Олонецкой они действовали заодно.

– Наверняка, – поддержал его Орест. – Помнится, у него был такой встревоженный вид, когда мы отправились на поиски этой дамы!

– Неужели она сбежала, не предупредив своего сообщника? – поморщился Митя Озеров.

– Такое тоже весьма возможно, – согласился Саша.

– Но почему? – воскликнул Митя. – Почему они пытались убить Амалию Константиновну, которая не сделала им ничего плохого? Ради чего они затеяли все это?

– Александр не знает! – сердито вмешалась Муся. – А если и знает, то не скажет! Он же судебный следователь, он обязан хранить тайну!

– Я думаю, – спокойно промолвил Саша, – что у так называемой госпожи Олонецкой и у так называемого господина Митрофанова были очень веские причины. Потому что эти господа явно не разменивались на мелочи.

– Что вы имеете в виду? – удивился Никита.

Саша иронически покосился на своего коллегу. Коллега смущенно почесал нос.

– Когда присутствующий здесь Федор Иванович… ммм… совершенно случайно… да, случайно порезал внутреннюю часть одного из чемоданов Изабеллы Антоновны, то обнаружил там вот эту вещь. – И Саша, запустив руку в сверток, как фокусник из шляпы, вытянул – нет, не белого кролика с трогательно длинными ушками! – нечто блестящее, ослепительное, режущее глаз мириадами искр.

– Боже мой! – простонала Муся, поднеся руки к груди, и замерла, совершенно зачарованная.

– Ого? – удивился Орест.

Граф Полонский и Никита Карелин переглянулись и как по команде придвинулись ближе.

– Откуда она у вас? – изумился Никита.

Саша прищурился.

– Вы узнаете эту вещь? – тихо спросил он. – Вы когда-нибудь видели ее прежде?

– Ну конечно, видели! – воскликнул Полонский. – Это диадема Адриенн Дарье.

Глава 22

– Разорен, убит, обесчещен! – стенал вечером Орлов, вытирая платком лоб. – В своем доме… своем собственном доме… дал приют каким-то канальям! Газетчики, паршивцы, пропечатают меня в своих капустных листках, и тогда прощай мечты о Станиславе первой степени! Никто не пожелает видеть меня в свете! Я конченый человек, пропал, погиб!

– Папа! – урезонивала Муся своего нервного папашу. – Вы только подумайте, как на самом деле замечательно все сложилось! Амалии теперь ничто не угрожает, раскрыты опасные преступники, и… найдена такая потрясающая диадема!

– Ну, конечно! – всплеснул руками Орлов. – Важнее диадемы ничего нет! И как я сразу не догадался!

Специально, чтобы установить подлинность диадемы, из Николаевска был вызван лучший местный ювелир. Саша и фон Борн в полном молчании наблюдали, как он возится с разными лупами, меняет увеличительные стекла, кашляет, кряхтит и утирает пот.

– Да, – наконец торжественно объявил ювелир. – Диадема совершенно подлинная!

– Я так и думал, – поспешно сказал Саша, – но мне было важно услышать это от вас.

Фон Борн шевельнулся.

– А сколько такая диадема может стоить? – как бы невзначай спросил он.

Ювелир замялся, бросил на следователей косой взгляд и едва различимым шепотом назвал приблизительную цену.

– А-а… – протянул Федор Иванович, хватаясь за сонетку. Следующими его словами было: – Даша! Уксус… Полотенце… Мне!

– Ну надо же! – пожаловался он Зимородкову, когда старичок ювелир собрал свои стекла и лупы и удалился. – Мне таких денег не заработать даже за сто лет беспорочной службы, а тут…

– Зато теперь понятно, из-за чего была убита Адриенн Дарье, – ответил Зимородков, ероша свои жесткие волосы. – Из-за диадемы, которая стоила целое состояние.

Фон Борн в волнении приподнялся на стуле.

– Но ведь диадема была найдена при трупе!

– Не совсем так, – отмахнулся Зимородков. – Ее пыталась примерить девушка, обнаружившая тело. Но та диадема не была настоящей, это была искусная подделка. Именно поэтому в газеты просочились толки о краже и о том, что девушку пытались притянуть к ответу. Тот, кто на новогоднем балу отравил Адриенн Дарье, подменил диадему, а когда подделка была обнаружена, вор и его сообщница были уже далеко. – Зимородков в волнении стукнул ладонью по столу. – Убежден, что все было именно так! И, судя по тому, как хладнокровно и обдуманно действовала наша парочка, убийство и кража диадемы – не первое их преступление.

– Но чего они добивались от Амалии Константиновны? – в изнеможении спросил фон Борн. – Она не богата, у ее семьи нет никаких особых драгоценностей, и от ее смерти никто ничего не выиграет. Почему эти люди так упорно преследовали ее?