Толкование путешествий - Александр Эткинд

Родители Марты знали о ее брачных планах и были встревожены, но не возражали. Отсрочка казалась неприятной, но необходимой. Виноградов слал любовные письма и уговаривал потерпеть. Когда журналист и fellow-traveler Луис Фишер сделал Марте предложение, Виноградов воспользовался ситуацией и сообщил в НКВД, что если Марта потеряет надежду выйти замуж за него, Виноградова, то даст согласие Фишеру. В последний раз они встретились в Варшаве в ноябре 1937-го. После этого Марта вместе с отцом отбыла в Америку, а Борис был отозван в СССР и сразу арестован. НКВД были известны многочисленные романы Марты; тем не менее, память о Виноградове она хранила десятилетиями. «Я вообще люблю русских», — сообщила она одному из агентов, с которым сблизилась впоследствии, — а если не русских, то коммунистов. Перед тем как расстрелять Виноградова, чекисты вынудили его написать письмо Марте. Борис сообщал ей, что он в порядке и работает в Москве. Выйдя замуж, Марта продолжала сотрудничество с НКВД и, в соответствии с указаниями, готовила мужа к назначению на место посла в Москве. Алфред Штерн обещал внести немалый взнос в фонд демократической партии, но назначение не состоялось. Подозревая правду, Марта пыталась приехать в Москву и разыскать Виноградова, но советское посольство отказало ей в визе. Несмотря на эту ситуацию или, возможно, как раз вследствие нее, Марта продолжала сотрудничество. Она завербовала своего мужа, который уже до этого стал членом американской компартии (известным под кличкой «Красный миллионер»), и брата. В 1938 году Уильям Додд-младший баллотировался в конгресс и получил тысячу долларов от НКВД на избирательную кампанию. Впоследствии Марта участвовала в президентской кампании Генри Уоллеса, продолжая свои контакты с менявшимися советскими резидентами. Те, однако, после ряда провалов устранились от работы с Мартой. Пережив большинство своих партнеров по обе стороны океана, в марте 1955 года супруги Штерн бежали от ФБР в Мексику. Оттуда Марта все еще писала письма московским знакомым, спрашивая о судьбе Виноградова. В июне 1956 года Штерны уехали в Прагу, а когда американский суд признал их виновными в шпионаже, им дали разрешение приехать в СССР, чего они так давно добивались. В Москве им, как легко догадаться, не понравилось, и они уехали сначала на Кубу, а потом снова в Прагу.

Как многие fellow-travelers, Марта Додд написала мемуары о жизни в Европе и романтических поездках в Россию[428]. Подобно революционным воспоминаниям Луизы Брайант, мемуары Додд не обрели популярности. Читатель более охотно идентифицировался с ориентальными приключениями и соответствующей моралью западных мужчин, чем западных женщин. Классикой жанра, впрочем не способной конкурировать с книгой Джона Рида, стали русские мемуары Макса Истмена под точным названием Любовь и революция. Это новые путешествия Казановы, гендерная и географическая конфигурация которых вполне соответствует предрассудкам своего века. Счастливый путешественник в страну Востока, Истмен находит изумительные нравы и благосклонных женщин. С ними он совсем растворяется в местном колорите и женится на одной из очень знатного рода. В конечном счете все его встречи лишь иллюстрация ключевого тезиса об освобождении русской женщины и счастливой доле русского мужчины — или, во всяком случае, американского fellow-traveler.

Он родился в 1883 году в протестантской семье, которая соединяла набожность с верой в прогресс: отец был священником-конгрегационистом, мать — одной из первых женщин-священников[430]. Карьера Истмена началась с преподавания философии в Колумбийском университете под началом Джона Дьюи. Однако его любимым чтением был Эмерсон, и скоро Истмен оставил трезвый либерализм своего патрона ради поклонения природе, мистике и сексуальности. Уйдя из Колумбии после четырех лет преподавания, он переехал в богемную Гринвич-Вилледж, чтобы писать стихи и мечтать о путешествии на Амазонку. В 1912 году Истмен стал редактором социалистического журнала Массы. Когда в Европе началась война, модная деревня на юге Манхэттена заполнилась анархистами, пацифистами и феминистками. Журнал Массы был против вмешательства Америки в войну, и летом 1917 года Истмен писал так: «…это не война за демократию. […] Вместо того чтобы демократизировать Пруссию, мы опруссачим себя». Юношеская мечта о благородных дикарях сменялась более зрелой мечтой о благородных большевиках, ведь они тоже против войны. В Гринвич-Вилледж соседями и собутыльниками Истмена были знаменитая социалистка, эмигрантка из России Эмма Голдман, будущий коммунист Джон Рид с его Луизой и чудаковатая балерина, которая выйдет замуж за русского поэта, Айседора Дункан. На основе их рассказов Истмен писал в 1920 году, что в России «мужчина не запирает женщину дома. […] В России женщина может обратиться к правительству за работой, и она идет и работает, и вместе с мужем ужинает в советском ресторане […] Женщина всегда может заработать на жизнь, и страсть между мужчиной и женщиной выигрывает от их независимости»[431]. О жизни и мечтах Гринвич-Вилледж Истмен расскажет в романе 1927 года Авантюра (Venture): автопортретный герой ищет большого дела, а пока что меняет девушек и беседует с друзьями о марксизме и психоанализе. Тут в ход событий вмешивается русский эмигрант, профессиональный революционер, который указывает путь настоящего действия. Плейбой становится организатором забастовки.

События в далекой России придавали идеям земной смысл, который они так и не обрели в американской жизни. Это Истмен отправил Рида в Россию. В марте 1919 года он пишет воображаемый диалог между Лениным и Вильсоном: все симпатии на стороне первого. Ошибкой Вильсона Истмен считал исключение России из Версальских переговоров, еще более тяжелой ошибкой была интервенция в Архангельске. В это время он утверждал, что правительство России «более справедливо, мудро и гуманно», чем правительство Америки. Ленина он считал политическим сверхчеловеком и, защищая большевизм от нападок, обильно цитировал Ницше. Большевики, говорил Истмен, «не христианские святые, но ницшеанские люди свободного духа»: поклоняйтесь им, но делайте это по-новому. Дьюи оставался авторитетом, но его критика абстрактной науки теперь поворачивалась против него самого: Дьюи учил духу эксперимента, Истмен увидел в русской революции самый большой из экспериментов. Предпочтение действия и недоверие к созерцанию, вера в способность прикладной науки менять мир — идеалы, которые Истмен почерпнул у Дьюи, были найдены в Ленине.

Вступив перед отъездом в американскую компартию, Истмен прибыл в Россию в 1922 году. Он выучил ее язык, познакомился с ее лидерами и женился на сестре одного из них, Николая Крыленко, бывшего наркомвоенмора, будущего генпрокурора. Его увлечение Россией выходило за рамки идеологической веры. Оно немало похоже на ориенталистские увлечения викторианских путешественников прежних лет, — неразделимую смесь академических интересов, политической корысти и сексуальных желаний. Американец с замечательной фамилией Истмен месяцами жил в Москве или путешествовал по Кавказу. Днем он тренировал свой русский, опрашивая людей на улице об их отношении к советской власти, а вечера проводил с партийцами, удивляя их новыми познаниями. Он присутствовал на двух партийных съездах, XII и XIII. Елена Крыленко предоставила ему свободу для романов с местными красавицами, что было необходимо, как считали оба, в терапевтических целях. На основе новых впечатлений он писал свой роман Авантюра, а когда не писалось, переводил пушкинскую Гявриилиаду на английский. Об этих месяцах своей жизни, судя по всему вполне счастливых, он позднее рассказал в Любви и революции.

Он знал многих, но его героем стал Троцкий. Зимой 1923 года Истмен решил писать его биографию. Вождь ответил не на все из вопросов, но материала хватило для небольшой апологетической книжки Лев Троцкий. Портрет молодого человека (1926). Так мир узнал о подпольной молодости диктатора, его романтической внешности и высокой образованности. Близость к Троцкому, однако, ни для кого не проходила даром. В кулуарах партийного съезда Троцкий познакомил Истмена со знаменитым письмом Ленина, которое забирало власть у Сталина и передавало ее Троцкому. Когда партийная элита проголосовала за то, чтобы скрыть письмо покойного вождя от съезда, Троцкий умело сделал утечку: на следующий день Истмен отбывал из России. В 1925 году вышла книжка Истмена Когда Ленин умер, из которой мир, и в частности Россия, узнали о нарушенном завещании Ленина. Между тем Сталин сумел выкрутить руки Троцкому, и он публично, в Daily Worker в августе 1925 года, опроверг сведения Истмена. Ленинского завещания не было, писал Троцкий, а книга Истмена есть «клевета на Центральный Комитет». Так ницшеанские боги русской революции показали себя одному из истово верующих.