Первая страсть - Анри де Ренье

И Андре задумался. Доказывал ли этот недостаток осторожности то, что Жермена была новичком в любви, или эта беспечность была признаком ее привычки к любовным связям? Держала ли она себя как безрассудно влюбленная или как опытная любовница? Затем, как истолковать ту внезапность и легкость, с которыми она ему отдалась?

Было ли то следствием непреодолимого чувства или же показателем опытной осведомленности? Что думать, в самом деле, обо всем этом? Почему она поступила таким образом? Что заставило ее завести любовника?.. В сущности, разве не она сделала первый шаг? Она предавалась наслаждению с полным бесстыдством и непринужденностью. Доказывало ли это любовь или чувственность?

Андре был поражен. Женщин трудно узнать. Ах, почему он не был каким-нибудь Жаком Дюмэном? При большей опытности он мог бы ясно читать в этом сердце. Все, что он знал о нем, было его биение при объятии… Все, что он знал в Жермене, — было ее молодое и страстное тело! Но ее душа, ее характер! Он не был силен в психологии чувств! Ах, Дюмэн разгадал бы тут побольше его.

Мысль о романисте раздражала его. Этот Дюмэн был, должно быть, влюблен в г-жу де Нанселль. Был ли он раньше ее любовником? Был ли он им и теперь? Завтра он отправится с нею в Версаль. Его вдруг охватила ревность. Тогда чем же он, Андре, был в жизни Жермены? Капризом, прихотью? Долго ли она будет любить его? Да и любит ли она его? И им овладела беспокойная потребность обратиться к ней с этим вопросом. Он чувствовал в себе желание глубже войти в ее жизнь. И тем не менее он колебался. Он ограничился уверткой. Самым безотлагательным было воспрепятствовать Жермене делать слишком много неосторожных поступков. Об этом он поговорит с нею более свободно. А он сам, соблюдает ли он необходимые предосторожности? Было важно прежде всего обеспечить себе молчание и преданность тетушки Коттенэ. Он обещал себе послезавтра, когда он отправится в мастерскую, дать щедро на чай старухе. Благодаря некоторым сбережениям он сможет быть великодушным. У него было достаточно денег для покрытия мелких расходов, так как не приходилось заботиться благодаря Берсену о квартире, в которой ему необходимо было бы принимать г-жу де Нанселль. Стоял январь, а художник должен был возвратиться из Севильи не раньше лета. Тогда несомненно придется позаботиться о замене мастерской каким-нибудь иным укромным и надежным местом… Но торопиться было нечего… И Андре Моваль в конце концов заснул.

XX

Г-жа де Нанселль оторвала свои уста от уст Андре и прислонилась к подушкам дивана; молодой человек с упоением смотрел на свежее лицо своей любовницы, которая нежно улыбалась ему.

— О, дорогой мой, я думала, что так и не попаду совсем. Я сказала слуге не принимать никого, и вообрази, кого он впустил… Угадай!.. Господина дю Вердон де Ла Минагьера… Оказывается, он просил у моего мужа позволения прийти ко мне. Они где-то встретились после того, как мы обедали у тебя. Я думала, что он никогда не уйдет. Впрочем, он был очень мил. Он предложил мне свое сердце и пригласил на состязание в пистолетный тир.

Она весело смеялась, и Андре тоже смеялся. Он потихоньку подкрался к ней. Ловкой рукой он вытянул одну из длинных булавок, придерживавших шляпу г-жи де Нанселль. Снятый круглый ток обнаружил прекрасные черные волосы. Тяжесть шляпы слегка растрепала их. Большая шпилька из светлой черепахи наполовину вылезала из шиньона. Г-жа де Нанселль, став на колени на диване, посмотрелась минуту в зеркало, висевшее над подушками. Она рассеянно воткнула шпильку обратно.

— Ладно! Не стоит перечесываться. Все равно скоро опять придется поправлять.

Полуобернув голову к Андре, она лукаво смотрела на него. Их уста соединились снова, в то время как пальцы молодого человека расстегивали пуговицы жакета, и она шептала ему на ухо:

— Пойди посмотри, положила ли тетушка Коттенэ грелку с кипятком…

Стоял март, и зиме, казалось, не будет конца… Поэтому тетушка Коттенэ представила в последний раз Андре Мовалю порядочный счет за дрова и уголь, по которому он уплатил без возражения. Печь в мастерской Берсена была исключительно прожорлива, по словам тетушки Коттенэ и судя по количеству топлива, поглощаемого ею. Но что было Андре до того? Он любил красную пасть этой печки, как пасть животного, к которому он привык. Сколько раз под ее шумное дыхание он смотрел, как потягивалось прекрасное обнаженное тело Жермены де Нанселль, ласкаемое длинными пурпурными языками! Из соседней комнаты, в которой они обнимались на низкой и мягкой постели, они слышали, как она глухо ворчит, подобно чудовищу — сторожу их любви. Нередко Андре садился на диван, прислушиваясь к ее глубокому дружескому голосу, ибо даже в те дни, когда у него не было свидания с Жерменой, Андре проводил послеобеденное время в мастерской Берсена. Там, легче чем в каком-либо ином месте, он находил страстный образ своей любовницы, и там он оставался долгие часы, думая о ней. В такие дни он переносил разговоры тетушки Коттенэ, пользовавшейся случаем, чтобы повыжать из него денег. Теперь, когда приходила г-жа де Нанселль, тетушка Коттенэ, которую Андре не осмеливался удалять, из опасения причинить ей неудовольствие, не покидала вовсе квартиры. Впрочем, г-жа де Нанселль не находила в этом никакого неудобства. Несмотря на мольбы Андре быть осторожной, она оставалась прежней, но точно так же, как она не боялась опасности, Андре привыкал к мысли о ней… Единственно, чего он добился от Жермены, это отказа от совместных прогулок. Теперь, впрочем, они легко покорялись этому; но когда настанет весна и ясные дни, каков будет для них соблазн ходить рядком по улицам, освещенным солнцем!

Андре думал обо всем этом однажды, дожидаясь Жермены. Она назначила ему свидание в три часа. В пять — ее еще не было. Андре беспокоился; поэтому, когда она позвонила, он бросился к двери. Жермена была одета более нарядно, чем всегда. Она держала в руке маленький порт-карт[34], которым она ласково погладила по щеке Андре, чтобы остановить его нежные упреки. Ее заставили сделать визит старой родственнице, бывшей проездом в Париже и остановившейся в отеле, на улице Сен-Пэр. Андре слушал пояснения молодой женщины:

— Ты понимаешь, я не могла предупредить тебя… Тогда, раз я уж опоздала, я воспользовалась этим для еще одного посещения.

Андре с отчаяньем поднял руки. Жермена засмеялась:

— Но ты даже не знаешь, для какого. Позволь мне, по крайней мере, говорить. Ты не станешь больше сердиться на меня, когда узнаешь. Ну-ка, Андре, какой сегодня день?

Андре Моваль подумал:

— Сегодня вторник.

— Да, вторник, но какой вторник, какого месяца, какого числа?