Без аккомпанемента - Марико Коикэ

— Ты где? — Мое сердце бешено колотилось. Не остановилось бы, испугалась я, и еще крепче сжала телефонную трубку.

— Я у моря, — сказал Ватару. Его голос звучал тихо, но твердо.

— У моря? У какого моря? Пожалуйста, скажи. Все так волнуются. И Сэцуко-сан…

— Мне до них нет никакого дела. Сейчас я хочу говорить только с тобой.

— Ты далеко? С автомата звонишь? Я слышу, как монетки падают.

— Я мелочи набрал, сколько смог. Но все равно долго говорить не получится. Если я все истрачу, то разменивать тут негде.

— Ватару-сан, — сказала я, всеми силами стараясь сдерживать предательскую хрипотцу от подкатывающих к горлу слез. — Как я волновалась…

Какое-то время мы молчали. В трубке снова послышался звук, напоминающий пенные волны.

— Я хотел рассказать кое-что, только тебе, — сказал Ватару. — Для этого и звоню.

— Я уже ничего не хочу знать, — рыдая, ответила я. Слезы полились ручьем, из носа стекало на верхнюю губу. С силой тряся головой, я старалась подобрать слова для того, что нельзя выразить словами.

— Дело в том, — продолжил Ватару, давая понять, что он не намерен реагировать ни на мой плач, ни на выкрики, — что убийство Эмы мы с Юноскэ задумали вместе.

Громко икнув, я прекратила плакать. Мне показалось, что в этот момент Ватару со вздохом горько усмехнулся.

— Только я никогда не относился к этой идее серьезно. Даже не думал, что это может произойти на самом деле. Просто пустая игра слов, игра мыслей… Но оказалось, что Юноскэ не играл. Я этого не понимал. Только в тот вечер, когда они с Эмой ушли из «Мубансо», у меня впервые появились смутные подозрения. Перед этим Юноскэ не говорил мне, что собирается куда-то пойти вместе с Эмой.

Монеты продолжали проваливаться в бездну автомата.

— Подожди секунду, — сказал мне Ватару и поочередно опустил в щель несколько новых монет. Я слушала, не произнося ни звука. Этот ненадежный телефонный провод был единственной нитью, связывавшей меня с Ватару. И если я буду говорить какие-то ненужные слова или проливать ненужные слезы, автомат методично съест всю мелочь, и эта нить вмиг разорвется.

Ватару продолжал:

— Так вот, когда они ушли из кафе, у меня возникло нехорошее предчувствие. Мне стало очень страшно. Но я сказал себе, что все это глупости, что этого просто не может произойти. Поэтому я и вызвался проводить тебя до дома твоей тети и не стал отказываться, когда она предложила зайти поужинать. Ужин, кстати, был очень вкусным. А тетушка твоя — очень хороший, приятный и искренний человек. Я тогда еще раз поймал себя на мысли, насколько счастливая у тебя жизнь. Жаль только, что есть я ничего не мог, хоть твоя тетя столько всего наготовила.

Я тихонько шмыгнула носом. Ватару слегка прокашлялся.

— В девять часов мы с тобой расстались и я вернулся в чайный домик. Там был Юноскэ. Он был очень бледен. Набивал вещами дорожную сумку. Я сразу понял, что с ним что-то не так. Но прежде чем я приступил с расспросами, он сам признался, что убил Эму. После этого вышел из дома и пропал. Где-то с полчаса я находился в полной прострации, не соображая, что к чему. Когда, наконец, пришел в себя, было уже около одиннадцати. В этот момент я понял, что забыл спросить у Юноскэ, куда он направляется. Я выбежал из дома и помчался на вокзал. Юноскэ нигде не было видно. В голове у меня царил полный хаос. Я даже не помню, в какой поезд я вскочил. Но в какой-то вскочил. На следующее утро я оказался в Аомори, лежал в зале ожидания на станции. Денег оставалось мало, и поехать куда-то еще я не мог. Просто лежал там и думал о разных вещах… Кёко, — неожиданно произнес он мое имя, — я действительно о многом думал. О себе, о Юноскэ, о том пути, который мы с ним вместе прошли, и о тебе я тоже думал… Я был абсолютно спокоен. Наверное, таким спокойным я не был никогда в жизни. И я решил, что возьму на себя преступление Юноскэ. Ведь его преступление, оно и мое тоже. Правда? Если бы не я, он не убил бы Эму. Ему незачем было бы убивать.

— Поэтому ты наврал? — тихим голосом спросила я. — Если ты так хотел спасти Юноскэ, то почему не рассказал полиции о ваших с ним особенных отношениях? Они бы узнали истинные мотивы, и, может быть, его вина стала менее тяжкой.

— Для него это не будет спасением. Мы даже под пытками никогда не рассказали бы людям правду. И скорее убили бы себя, если бы не рассказать было нельзя. Такие уж у нас были отношения, такая у нас с ним судьба.

— Не понимаю, — сказала я. — Почему это так…

— Кёко, — голос Ватару стал более мягким. — Тебе можно этого не понимать. Такая замечательная девочка, как ты, и не должна понимать подобные вещи. Ты, даже не понимая, и ко мне, и к Юноскэ относилась всерьез. Я был почему-то уверен, что ты не станешь рассказывать про нас в полиции, и не ошибся. Благодарю тебя.

Его формальная манера речи расстроила меня окончательно, но я ничего не ответила. Тяжело вздохнув, Ватару сказал:

— Ты была первой женщиной, которую я любил.

Я зажмурила глаза. Губы часто задрожали.

— Я любил тебя, — негромко повторил Ватару. — Это правда. Может быть, благодаря тебе я смог бы снова стать нормальным мужчиной. Наверняка так бы оно и было. Каждая минута, проведенная с тобой, была восхитительна. Мне нравилось, как мы занимались сексом. Наверное, я делал это очень неумело? Прости меня. Но я, хоть и на свой лад, до невозможности обожал твое тело, я любил тебя.

Монетки продолжали падать. Будто твердые камни шлепались на мокрый песок. Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.

— С Эмой мы поступили ужасно жестоко, — Ватару заговорил так тихо, что его трудно было расслышать. — Она была хорошим человеком. Только немного перестаралась, играя на нервах Юноскэ. Если бы этого не произошло, мы бы и дальше, также вчетвером, переживали бы лучшую пору нашей жизни. Ну, ссорились бы иногда, конечно. Но нам ничего не должно было помешать. Подумай только, я тебя любил, Юноскэ тоже по-своему любил Эму. Ах, черт! Деньги закончились. Еще одна монетка и все.

— Нет! — закричала я. — Я перезвоню. Только найди место, где есть телефон! Прошу тебя, Ватару-сан!

— До свидания, Кёко, — чистым, почти прозрачным голосом сказал Ватару. — Мне кажется, встреча с тобой была для меня самым большим счастьем.

Я продолжала выкрикивать его имя, но телефон разъединился, издав приглушенный треск, какой бывает, если вилку стереосистемы резко выдернуть из розетки.

На следующее утро, в одной из комнат маленькой гостинички, расположенной на морском побережье полуострова Ното, было обнаружено тело покончившего с собой Ватару Домото. Он повесился, привязав веревку к деревянному брусу над дверью. У его ног лежали три предсмертных письма: для Сэцуко, для меня и для Юноскэ. Адресаты были разные, но содержание писем — одинаковое. Во всех одна короткая фраза.

«Теперь могу спать спокойно. Ватару».

ЭПИЛОГ

Двое мужчин, сидевших за стойкой, поднялись со своих мест только в двенадцатом часу ночи. Сэцуко вышла, чтобы проводить их за порог, а когда вернулась, тут же закрыла свой бар. Молодая девица, ее помощница, которая то и дело поглядывала на часы, услышав от Сэцуко, что уже можно идти, наспех попрощавшись, пулей вылетела из бара.

— Нынче вся молодежь такая, — горько усмехнулась Сэцуко. — Работать как надо не умеют. Даже попрощаться толком не могут.

Я улыбнулась ей в ответ. Сэцуко пригласила меня пересесть к ней за барную стойку. Свет в баре уже был потушен, и только над стойкой по-прежнему горели маленькие лампочки. Я взяла свой стакан и перешла поближе к Сэцуко. Смешав нам по новой порции «Коук-хай», она сказала:

— Ну что, еще раз кампай![46]

— Кампай, — тихо ответила я.

Сделав глоток коктейля, Сэцуко из-за стойки пристально посмотрела на меня, ностальгически прищурив глаза. Если приглядеться, на ее висках можно было заметить несколько седых волосков. И все же она была очаровательна. Словно свежий цветочный лепесток, долгие годы пролежавший в ледяном плену.

— Ты совсем не изменилась, Кёко-тян.

— Скажешь тоже, — засмеялась я. — Мне на будущий год стукнет сорок.

— Неужели?

— Так ведь двадцать лет прошло.

— И правда, — с чувством кивнула Сэцуко. — Двадцать лет прошло.

— У тебя давно этот бар?

— Восьмой год. А как ты узнала, где меня найти?

— Позвонила в «Сэнгэндо» и спросила. Дней десять назад. Твой домашний телефон мне не дали, но сказали, что ты держишь бар в квартале Кокубун.

— Тогда понятно, — покивала Сэцуко. — Дело в том, что я вышла замуж…

Я улыбнулась. Сэцуко еле заметно покраснела.

— Мой муж работал барменом в одной закусочной неподалеку от университета Тохоку. Сейчас он поменял сферу деятельности и содержит магазин старой книги. А этот бар мне сдал в аренду хозяин той закусочной, где раньше работал муж. Так что я вроде как наемная хозяйка.