Игры с судьбой. Книга вторая - Наталья Баранова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом, удобно устроившись на диванчике сидел Вероэс. Пил терпкий ароматный кофе, уминал сладости. И, несмотря на возраст, отпечатавшийся на лице, на сеточку морщин, казался молодым, бесшабашным и озорным. Била ключом в нем жизнь. В зеленых глазах плескалась бездна.
Иногда встречался взгляд взгляда, и прошивало сознание током, то обволакивало теплом. И было так хорошо и покойно. Отдыхал, впитывая и взгляды эти и тепло клонившегося к исходу дня.
И не было, зависти, злости, негодования, ненависти. Словно вернулось былое — славное, светлое. Словно никогда не лежал в руинах дом, и не было бунта. Да и Эрмэ тоже не было. А была спокойная, наполненная смыслом и радостью жизнь.
И только оборвать мечты и грезы, понимая, что не подменят они правды. Все равно не подменят, как бы ни просила того душа.
— Не узнаю я тебя, — сладок голос Вероэса. Так и жди какого-нибудь подвоха. — Мирный, спокойный и на тебе!!! Чем ты Ордо довел, что он за оружие, как безумный схватился?
Только развести руками в ответ, улыбнуться славненько.
— Сам понять не могу, что ему не понравилось. Нервы, наверное, расшалились.
— Ты прикидываться белым и пушистым брось! Меня провести не удастся. Эх, знал бы я, что на тебя так ледяные ванны подействуют, сам бы в Файми запер. Лет этак на тридцать пораньше, чем Корхиде идея пришла!
— Ты знаешь, где я был?
— Скажи спасибо, что узнал. Вода камень точит. А мне на мозги Аторису полгода капать пришлось, уговаривая, что б тебя выпустили.
— Я, вроде ему ничего плохого не делал. Отчего так долго-то?
— Это ты не ко мне. Это к нему. Ну, может быть, к генералу. Энкеле-то ты так отделал, что он едва жив остался. На девушек, правда, больше не глядит. Да и на мальчиков не заглядывается, сволочь! Жаль, не ко мне он попал.
— Вылечил бы?
— Залечил бы, — мягка улыбка. Только оба знают, слова эти — не шутка. — Аторис полгода метался меж молотом и наковальней. Я ему одно, Энкеле — противоположное. Не знаю, уж какие небылицы генерал плел, как только тебя Ордо не поносил, не знаю. Самое мягкое «этот сукин сын» было. Хотел я сказать кем «этот сукин сын» лично ему приходится, да так и не отважился.
Улыбнуться этим словам, посиять глазами. Не прерывать паузы, просто наблюдать из-под ресниц, как уминает за обе щеки Вероэс бисквит, разве что не облизываясь от удовольствия.
Мягко потянувшись придвинуть тарелочку с пирожными поближе к старому другу.
— Ты кушай, кушай, не стесняйся, дорогой.
Усмехнулся Вероэс.
— Хочешь сказать: «жри, да помалкивай?»
— Фи, зачем же так грубо?
— Зато в яблочко. Я тебя, Дагги, знаю. Не для того ты меня позвал, что б пирожными кормить. И не из-за своей царапины. Насколько я знаю, что ты, что Ордо. Вас обоих, что б с медцентра не сбежали, в кандалах держать надо. Да стражу приставлять. Не любишь ты, когда я тебе об Аторисе говорю. Всего аж переворачивает. Не только сейчас. Всегда в лице меняешься.
— Давай не будем?
— Чем он тебе насолил? Ненавидишь ведь!
— Ненавижу? — покачать головою, рассыпая длинные подвитые пряди по плечам, — нет, Вероэс, ошибаешься. Не его ненавижу. Просто сложилось так, что ненависть моя очень близко с ним ходит.
— Ну-ну…. Зачем звал-то?
— Рейнар Арвисс жив.
Чуть не поперхнулся Вероэс, чертыхнулся сдержано. Вмиг посерьезнело лицо, испарился шутливый тон.
— Быть не может, — протянул тихонько.
— Сам увидишь. Спит пока. Ночная он пташка. А… сам все поймешь. Досталось ему предостаточно, в чем душа держится. Хочу, что б взглянул ты на него.
— Совсем плох? — проговорил Вероэс осторожно.
— Я не медик, мне судить сложно. Медик из нас двоих ты. Тебе и дело.
— Послушай, но где ж все это время был Рэй? Почему я не знал?
— А это не ко мне, Вер. Это к Аторису. Я Рэя в его доме увидел, из его дома забрал. И то, что Аторис на всех перекрестках не голосил, что Рейнар жив, тоже понять могу. Пытали мальчишку, и не убили, что странно. От таких свидетельств везде во все времена избавляться пытались. То ли у Ордо совесть временами просыпается, то ли разум спит.
Чертыхнулся вновь медик, отразилась в глазах небесным сполохом целая гамма чувств. Отодвинул от себя и кофе и сладости. Кусая губы, смотрел куда-то — то ли на стремительно темнеющее небо, то ли поверх его. Казалось, совсем близко в глазах слезы. Или просто чудилось?
— Что за сумасшествие, Дагги? Мальчишку-то за что? Да не мог Аторис этого. Небом тебе клянусь!
— Не клянись…. Без толку. Мог, не мог — не время о том рассуждать. И я не поверил бы, хоть циничней тебя во сто крат. Может, не знал Ордо, может, знал. Прошло время гадать о том. Если сможешь, помоги мальчишке. А Аторису мозги на место вставлять мне позволь.
— Убьешь ведь!
— Не убью. Навешаю только. Совсем у него сорвало крышу. С Эрмэ спеться собирается, к Императору на поклон идти.
— Самоубийца!
— Шайтан с ним! Всю Рэну погубит!
— Позволь, я с ним поговорю…. Уговорю ведь. Не умеешь ты по-хорошему. Ты ж на него смотришь, а видишь эрмийца! И к ногтю его, к ногтю! А он…. Он такой же как ты. Ты себя, Дагги, вспомни….
Лишь кивнуть, промолчав. Подойдя к окну смотреть, как кружит ветер, вздымает пыль с дорожек, как стремительно темнеет небо и холодает — внезапно, вдруг.
Волны шли по высокой траве, как по бушующему морю. То сгибалась под порывом, то выпрямлялась она, колыхалась под злыми ударами.
Смолкли птицы, затихли.
Резко, внезапно и вдруг упало на город ненастье. Расколол небосвод фиолетово-белый зигзаг молнии. Падали на землю холодные крупные капли, оставляя в пыли темные кляксы, били по кронам притихших, замолкших деревьев. Били капли по покрытой тиной поверхности прудов, бунтовали против затхлости и тины.
Вздохнуть, обернувшись, посмотреть на Вероэса. В зеленые, взволнованные глаза посмотреть, не смея ответить на вопрос. Ни отказать в просьбе другу, ни согласиться.
— Что ты скажешь ему? Что лгал всю жизнь?
— Хоть и это. Он не глупый мальчик. Ничего он не знает, твой Аторис! Сам просил не говорить. Я клятву дал и молчал. Но, может быть, хватит?
— Он упрямый, Вер. Не свернешь.
— Не знаешь ты его!
— Ты знаешь? Может, и о бунте знал?
— Может, и знал.
Только вздохнуть, покачав головой. Закусить губу, смотреть, как, поднявшись, медленно меряет шагами комнату Вероэс.
Бились в потемневшую, промокшую землю капли дождя, грохотал гром, разрывая равномерную дробь капель басовито-недовольным урчанием.
— Вер?
— Дагги, Дагги…. Я того мальчишку забыть не могу, каким был он, ни огня, ни порыва, ни света в глазах. От отчаянья бунт его. Сам посуди, легко ли слыть сумасшедшим? Да наглым лгуном ко всему? Ведь ни сном, ни духом! Видел он флот Аюми! Видел! И кто только не прошелся по этому? Лишь ленивый не пнул! Ну а Хэлан бил постоянно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});