Странник, пришедший издалека - Михаил Ахманов

– Скиф… Скиф, генацвале…

Но было поздно. Хлыст в руках лежавшего метнулся к шее компаньона, точно в ямку под черепом, и Скиф замер с полузакрытыми глазами; казалось, он то ли оглушен невидимым ударом разрядника, то ли изумлен – изумлен чем-то происходившим сейчас в его сознании, какими-то странными и непривычными ощущениями, столь же поразительными, как трансформация, случившаяся с джараймским купцом. Так продолжалось секунд пять или шесть, показавшихся Джамалю вечностью; наконец веки Скифа приподнялись, и звездный странник, ожидавший встретить бессмысленный взгляд лишенного души, с облегчением вздохнул. В синих зрачках его компаньона светилось торжество – торжество и насмешка.

Он резко повернулся и выбил хлыст из рук оборотня, затем его пальцы сомкнулись на горле лежащего, нащупывая болевую точку.

– Ну, хиссап недорезанный, – яростно пробормотал он, – ну, атаракт-катаракт, ловкач хренов… Душу мою хотел взять? Сейчас я из тебя душу повытрясу!

Джарайм захрипел, приподнялся на локте, в глазах его мелькнул ужас – клинок Сийи уже колол его грудь, точно меж пятым и шестым ребром. «Убьет», – подумал Джамаль, рванувшись к девушке, но Скиф уже осторожно отводил ее меч в сторону.

– Не торопись, ласточка, сначала потолкуем. Видишь, шипит, гадюка, сказать чего-то хочет.

– Горло ему отпусти, – посоветовал Джамаль, – здесь и так жарко, совсем придушишь. И будь повнимательней, генацвале, – это не атаракт. Точно не атаракт! Глаза не похожи.

Скиф резко вздернул голову.

– Ну? Ты уверен? Из хозяев, значит? Сам граф Калиостро? – Он вытащил оружие, и только после этого пальцы его разомкнулись. – Если так, встань, милая, сюда… За спину ему встань… И если дернется – руби!

В два стремительных шага девушка обогнула джарайма; тот уже сидел, растирая горло, но взгляд у него после Скифовой хватки был не мрачным и давящим, как минутами раньше, а едва ли не бессмысленным. То ли не пришел в себя, подумал Джамаль, то ли не может сообразить, кто свалился ему на голову. Во всяком случае, он ощущал сейчас нечто странное – исходившее от джарайма чувство недоумения и словно бы обиды.

Сийя встала за спиной пленника с клинком на плече. Губы ее чуть заметно шевелились, и Джамаль, напрягая слух, разобрал:

Небесный Вихрь, защити нас!

Первая луна, стань преградой, Вторая луна, стань вратами, Третья луна, стань башней, Солнце, дозволь узреть истину!

Обрати замысел злого пылью, Смой его водами, сожги огнем!

Она шептала заклятие против зла, но ни страха, ни сомнения не было в ясных ее глазах, и меч ее не дрожал; блестящая полоса стали будто прикипела к плечу, готовая обрушиться на джарайма.

Тот, похоже, очухался. Теперь он не так походил на Зуу'Арборна; физиономия дородного джараймского купца была мясистой, с отвислыми щеками и полными губами, а черты этого оборотня казались более сухими, резкими, словно прежнее лицо Зуу'Арборна подвергли пластической операции – лишнее срезали, а кожу подтянули. Он заговорил, и резкий лающий голос тоже отличался от памятного Джамалю, однако слова были понятны. Правда, звездный странник ничего не мог сказать о звуках – то ли он слышал речь на одном из земных языков, то ли на языке Амм Хаммата. Но смысл был ясен; каждое слово эхом отдавалось в голове, порождая привычные ассоциации.

– Вы Каратели? Сегани? – спрашивал оборотень. И снова: – Вы Каратели?

– Верно он нас вычислил, – усмехнулся Скиф. – Каратели и есть!

Что-то будто бы толкнулось под черепом Джамаля; какие-то шторки в сознании начали приподниматься, раскрывались потаенные двери, отдергивались темные завесы, расплывался и редел туман. Словно по наитию, он потянулся к мерцающему на стене экрану и произнес:

– Ты думаешь, мы пришли оттуда?

Теперь он видел, что экран вовсе не был экраном; всего лишь зеленый круг с едва заметно подрагивающими краями. Странно, но за его светящейся ровной поверхностью мнилась пустота – то ли беспредельный океан космической тьмы, то ли серая пропасть Безвременья. «Врата? – подумал Джамаль. – Окно? То самое, о котором говорил компаньону старый „механик“? Только не закрытое, не стянутое в зеленую щель, а распахнутое настежь?» Оборотень кивнул. Жест был привычный, совсем человеческий.

– Почтение Воплотившимся вашей высокой касты! Мой извлекающий стержень не подействовал, но мне полагалось проверить… да, проверить… Теперь я знаю: вы – сархи. Сархи, сегани! Вы Каратели, присланные оринхо, Теми, Кто Решает, и вы пришли за мной… – Его взгляд метнулся к мерцающей зеленой поверхности. – Но в чем моя вина? Я ведь не аркарб с шестью ногами и пустотой в голове… Я все сделал правильно и недостоин погрузиться во Мглу Разложения! К тому же я обрел себя так недавно… и я трудился во имя Великого Плана, не жалея сил…

Скиф вдруг поднял голову, отвернулся от пленника и подмигнул. Что-то у компаньона на уме, догадался Джамаль. Хочет выпытать побольше, пока оборотень не сообразил, кто есть кто.

– Деревья сгорели. – Скиф встряхнул мнимого Зуу'Арборна. – Ты виноват! Тебе полагалось охранять их.

– Охранять? Но им не нужна охрана! А я – я всего лишь Посредник-тавал… одушевленная часть гихара… – Теперь он глядел на непонятный агрегат у стены, напротив зеленого круга. – Я должен включать его, когда двуногие черви пригоняют Дающих… Включить, взять нужное, отдать Перворожденным… таким же, каким был я одну десятую Оборота назад… Вот и все! Таков закон моей касты!

– Но деревья сгорели! – повторил Скиф. – Ты должен был сообщить.

– Почтение тебе, сегани! Я хотел, поверь мне! Я уже раскрыл двери в тайо… Но в этой оболочке я уязвим… мы все уязвимы, однако носим ее… все носим, даже ты и другие Каратели… и садра, и оринхо, Те, Кто Решает… Я раскрыл дверь и собирался уйти, предупредить, но не успел. Все случилось внезапно, слишком быстро! Воздух накалился, стал жгуч, как Туман Разложения, и через три вздоха дар Творца покинул меня… Я не успел! Но я не виноват! Нет, не виноват! Кто мог представить, что черви, прах земной, способны на такое?

Внезапным жестом он вытянул руку к входному отверстию, за которым лежала обугленная земля. Меч на плече Сийи дрогнул.

– Не дергайся, Посредник! – сказал Скиф. – Сейчас мы, Каратели, поразмыслим и определим, где тебе место – в Тумане, на колу или в брюхе хиссапа… – Он потер висок, поднял глаза на Джамаля и прищурился: – Кажется, нам здорово повезло, князь. Как думаешь?

Повезло, молча согласился звездный странник, кивая. Это создание, принявшее облик Зуу' Арборна, считало их подобными себе – Воплотившимися, представителями своей расы, сегани, пришедшими наказывать и карать. Вероятно, оборотень не знал о ментальной защите либо не помнил о ней и целиком полагался на всемогущество хлыста-разрядника. Раз хлыст не сработал, значит, явились свои… Да, повезло! Отличный момент для откровенной беседы с этим Посредником-тавалом!

Тут в голове Джамаля завертелся десяток вопросов сразу-о Воплотившихся, Перворожденных и Дающих, о Карателях, Посредниках и оринхо, Тех, Кто Решает, о Великом Плане и Мгле Разложения, о сархах, гихаре и тайо. Впрочем, многое было ему ясно или почти ясно; он провидел судьбу Зуу'Арборна, джараймского купца, наверняка попавшего в лапы шинкасов, а затем – на жертвенную плиту; он догадывался, кто такие Воплотившиеся и Дающие, и он не имел сомнений в том, что тайо – зона Безвременья, темпоральный вакуум, сквозь который Бесформенные могли проникнуть в любой из миров. Ну а что касается двери в тайо… Эта дверь, или окно, или врата, сияла прямо перед ним!

Еще он полагал, что сложное устройство у стены, названное пленником гихаром, как-то связано с плитами-датчиками и позволяет экстрагировать разум приведенных шинкасами жертв. Но только ли разум? Премудрая Гайра – да и все остальные амазонки – толковала о душе; и, несмотря на расплывчатость и научную несостоятельность сего понятия, оно представлялось звездному страннику более высоким и всеобъемлющим, чем разум. Разум подобен процессору, компьютерному блоку для логических операций; но, кроме умения рассуждать, человек обладает подсознанием, инстинктами, чувствами, эмоциями… Наконец, памятью!

Он подумал о памяти и нахмурился. Если это существо, этот Посредник, впитало разум и овладело душой Зуу'Арборна, если оно ухитрилось принять обличье джараймского купца, то ему доступны и воспоминания несчастного! Все, что потерял Зуу'Арборн, обратившись в сену, в живого мертвеца, теперь принадлежало этой твари: надежды и мечты, радости и тревоги, любовь и ненависть – вся горечь жизни и вся ее сладость. Самая ценная дань, какую одно разумное существо могло взыскать с другого.

Но помнит ли он? Помнит ли князя Джаммалу и его светловолосого племянника, помнит ли девушку, чей клинок сейчас нависал над ним? Помнит ли город на скале и хедайру, его владычицу? Помнит ли о разбившемся таргаде и своих матросах – ставших, без сомнения, тоже добычей шинкасов?