Богач, бедняк... Том 2 - Ирвин Шоу

– Ш-ш…– Рудольф испуганно оглянулся по сторонам. Он не рассказал Джин о той ночи, когда вернулся из больницы.

– Вирджиния на самом деле красива, – сказала Джин. – Ты не раскаиваешься в сделанном выборе?

– Я в отчаянии. Прошу тебя, давай танцевать!

Оркестранты, студенты с разных факультетов университета, играли так хорошо, что у Рудольфа даже слегка испортилось настроение. Он вспомнил их джаз-банд, как он сам в их возрасте играл на трубе. Современной молодежи сейчас удается все гораздо лучше. Ребята из легкоатлетической сборной Порт-Филипа теперь пробегали двести метров, его коронную дистанцию, быстрее, по крайней мере, на две секунды.

– Пошли отсюда к чертовой матери, – взмолился он. – Меня здесь затолкали.

Они вышли из танцевального круга и, выпив по бокалу шампанского, остановились поговорить с отцом Брэда, который приехал на свадьбу из Тулсы. Худой, с обветренным, загорелым лицом, с глубокими морщинами на шее от палящего солнца, в своей широкополой шляпе «стетсон», он совсем не был похож на человека, который то наживал, то проматывал целые состояния, скорее смахивал на киноактера, снимающегося в вестернах в эпизодах, где играл роль шерифа.

– Брэд мне много рассказывал о вас, сэр, – сказал старик Найт Рудольфу. – И о вашей красавице жене. – Он галантным жестом поднял бокал в честь Джин, а она, без шляпки, сейчас казалась юной студенткой. – Да, мистер Джордах, – продолжал старик Найт, – мой сын Брэд у вас в неоплатном долгу, и он хорошо это знает. Там, в Оклахоме, он крутился как белка в колесе, не зная, что у него будет на обед, когда вдруг ему позвонили вы и пригласили приехать сюда, на Восточное побережье. Да и сам я в то время оказался в тисках. Не стану от вас этого скрывать, не мог собрать денег даже за свое сломанное нефтяное оборудование, чтобы ему помочь. Но теперь могу с гордостью сказать, что сейчас снова стою твердо на ногах, но тогда, скажу вам, было такое тяжелое время, что бедняга старик Пит Найт уже подумывал о том, чтобы успокоиться навеки. Мы с Брэдом жили в одной комнате и ели острый красный перец три раза в неделю, чтобы не подохнуть с голоду, и вот вдруг как гром среди ясного неба: звонок от его друга Руди. Когда Брэд вернулся из армии домой, я сказал ему: «Послушай, Брэд, подумай о предложении правительства Соединенных Штатов, иди в колледж, подавай заявление как демобилизованный американский солдат, воспользуйся „Солдатским биллем о правах“, так как сейчас любой человек в этой стране и гроша ломаного не стоит, если у него нет диплома об окончании колледжа». Он славный парень, мой Брэд, он прислушался к словам отца, и вот теперь поглядите-ка на него! – Отец с сияющей улыбкой посмотрел на сына, Вирджинию и Джонни Хита, которых окружала группа гостей – молодежи, они пили шампанское. – Такой нарядный, пьет шампанское, женат на красивой богатой молодой наследнице. И если он когда-нибудь станет отрицать, будто он не обязан всем своему другу Руди, то его отец первым назовет его лжецом.

Брэд, Вирджиния и Джонни подошли к их столику, чтобы поприветствовать Найта, и старик, расчувствовавшись, пригласил на танец Вирджинию, а Брэд пригласил Джин.

– Что-то ты не очень весел сегодня, Руди, я не ошибся? – спросил его Джонни. От этих сонных глаз на гладком круглом лице ничего нельзя скрыть.

– Красивая невеста, шампанское льется рекой, солнце ярко светит, мой друг Брэд уверен, что все будет так продолжаться всю жизнь. Чего же мне печалиться? – ответил Рудольф.

– Так, показалось, извини, – бросил Джонни.

– Мой бокал пуст, – сказал Рудольф. – Давай выпьем вина. – Они подошли к длинному столу под навесом, где был сооружен бар.

– Мы получим ответ от Гаррисона в понедельник, – сказал Джонни. – Думаю, что он пойдет на сделку. И ты получишь свою игрушку.

Рудольф кивнул. Хотя у него вызвало раздражение, что Джонни, который и понятия не имел, как можно сделать большие деньги из дышащей на ладан газеты, назвал «Сентинел» игрушкой. Но какие бы чувства он к нему ни испытывал, Джонни, как всегда, своего, по-видимому, добился. Он нашел одного человека по фамилии Хэмлин, который создавал целую сеть небольших городских газет, и тот согласился сыграть роль подставного покупателя. Через три месяца он должен был перепродать газету Рудольфу. Но Хэмлин оказался тертым калачом и потребовал три процента от первоначальной суммы за сделку. Рудольф согласился, так как Хэмлину удалось существенно сбить цену.

Рудольф стоял у стойки. Вдруг кто-то хлопнул его по спине. Обернувшись, он увидел Сида Гросетта, который до предыдущих выборов был мэром Уитби. Каждые четыре года его посылали депутатом на съезд республиканцев. Добродушный, дружелюбно настроенный человек, адвокат по профессии, он умело покончил со всеми слухами о том, что брал взятки, когда был мэром, но все же не стал баллотироваться на последних выборах. Мудро поступил, говорили в городе. Нынешний мэр, демократ, стоял сейчас у другого края стойки, попивая шампанское, выставленное Калдервудом. Никто не упустил своей возможности побывать на этой свадьбе.

– Привет, молодой человек, – обратился к нему Гросетт. – О вас много говорят в последнее время.

– Хорошее или плохое? – поинтересовался Рудольф.

– Кто же может говорить что-то плохое о таком человеке, как Рудольф Джордах, – сказал Гросетт. Нет, не зря он был столько лет политиком.

– Ты слушай, слушай, – сказал Джонни Хит.

– Привет, Джонни. – Он пожал всем руку – ведь выборы пока никто не отменял. – Я слышал из надежного источника, – продолжал Гросетт, – что в конце месяца ты уходишь из «Д. К. Энтерпрайсиз».

– Ну и кто же этот источник на сей раз?

– Мистер Дункан Калдервуд.

– Из-за переживаний в такой день старик, по-видимому, потерял рассудок, – сказал Рудольф. Ему совсем не хотелось обсуждать свои планы с Гросеттом, отвечать на вопросы о том, что собирается делать в дальнейшем. У него впереди будет еще много времени.

– В следующий раз, когда из-за переживаний старик Калдервуд снова потеряет рассудок, – сказал Гросетт, – немедленно звони мне. Я тут же прибегу. Он утверждает, что ему ничего неизвестно о твоих планах на будущее, более того, говорит, что не знает, есть ли у тебя вообще какие-нибудь планы. Но если ты готов рассматривать кое-какие предложения, я…– Он повернулся на вращающемся стуле, чтобы убедиться, нет ли поблизости демократов. – Можно встретиться и поговорить через день-два. Может, заглянешь как-нибудь ко мне в офис на следующей неделе?

– На следующей неделе я уезжаю в Нью-Йорк.

– Ладно, какой смысл ходить вокруг да около? – сказал Гросетт. – Ты никогда не задумывался над тем, чтобы заняться политикой?

– Может, когда мне было двадцать лет, – сказал Рудольф. – Но теперь я постарел, стал мудрее…

– Нечего мне вешать лапшу на уши, – грубо оборвал его Гросетт. – Любой человек мечтает о политической карьере. Особенно такой, как ты. Богатый, популярный, которому всегда сопутствует успех, красавица жена. Такие, как ты, стремятся завоевать новые миры, и они их завоевывают.

– Только не говори, что советуешь мне выставить свою кандидатуру на пост президента, раз Кеннеди убит…

– Это, конечно, шутка, понимаю, – с самым серьезным видом ответил Гросетт. – Но будет ли она шуткой лет через десять – двенадцать? Кто знает? Никто. Почему бы не попробовать начать политическую карьеру на местном уровне? Здесь, в Уитби, где ты, Руди, всеобщий любимчик. Разве я не прав, Джонни? – Он с вопросительным видом повернулся к шаферу.

– Конечно, всеобщий любимчик, какие разговоры, – кивнул Джонни.

– Из бедной семьи, окончил колледж в этом же городе, красивый, образованный, в нем силен общественный дух.

– Мне всегда казалось, что во мне силен личный дух, – резко возразил Рудольф, чтобы прекратить эти славословия.

– О’кей, можешь порисоваться. Но ты только посмотри, в работе скольких комитетов ты принимаешь участие. И у тебя нет ни одного врага.

– Для чего ты меня оскорбляешь, Сид? – Рудольфу нравилось поддразнивать этого настойчивого коротышку, но он прислушивался к его словам гораздо внимательнее, чем казалось со стороны.

– Я знаю, о чем говорю.

– Но ты даже не знаешь – демократ я или республиканец. – сказал Рудольф. – Спроси у Леона Гаррисона и он тебе скажет, что я – коммунист.

– Леон Гаррисон – старый болтун, – бросил Гросетт. – Будь моя воля, то я собрал бы по подписке деньги и выкупил бы у него его газетенку.

Рудольф не смог сдержаться и подмигнул Джонни Хиту.

– Я знаю, кто ты такой, – продолжал в том же духе Гросетт. – Ты республиканец, типа Кеннеди. А такой образец обеспечит победу на выборах. Именно такой человек требуется старой партии.

– Теперь, когда ты достал меня своими похвалами, – сказал Рудольф, – тебе ничего не остается, как поставить меня на пьедестал или за стекло для всеобщего обозрения.