Представитель - Алекс Орлов

Один надсмотрщик остался охранять крылатый аппарат, а другой пошел провожать долгожданного гостя. Они шли к видневшемуся издалека входу, вырубленному в обрывистом берегу.

Стоило военным захотеть — и они без труда нашли бы убежища либеров, однако сейчас это их не интересовало. Кванзиновая жидкость на Малибу иссякала, и войска выводились.

Правда, теперь, когда «Клаус Хольц компани» подписала новый договор, ситуация менялась и следовало ожидать активизации военных, а это значило, что всей массе «голубых либеров» грозило уничтожение.

«Я должен спешить», — размышлял Густав, загребая ботинками соленую воду.

Возле самого входа в подземные полости он остановился и посмотрел назад. Везде, куда доставал взгляд, были видны роящиеся точки либеров.

Глава 72

Дрю Волена Птюч застал спящим за столом, застеленным картой Ларбени и окружающих город высот.

Было видно, что карту давно не убирали, и она приобрела серый оттенок, а также множество отметин, в которых легко узнавались жирные пятна и потеки от крепких напитков. Вокруг спящего — возле него и на смятой постели — валялись разнокалиберные бутылки и откупоренные баночки с засохшим паштетом.

— Откуда он берет спиртное? — спросил Густав.

— Ездит в город, сэр.

— Поставь сумку и постарайся привести его в чувство. У меня мало времени, я должен возвращаться обратно.

— Я могу натереть ему виски лицитовой настойкой…

— Насколько я помню, этой гадостью изгоняют кишечных паразитов, — заметил Густав, демонстрируя свою осведомленность.

— Да, сэр. Но если намазать виски или закапать в нос, человек трезвеет за три минуты. Мы это уже проверяли.

— И на нем тоже?

— Да, именно на нем.

— Тогда действуй, парень, этот подлец должен выслушать все, что я ему скажу.

— Есть, сэр.

Вильямс быстро забрался в тумбочку, выгреб оттуда целую кучу пузырьков и после недолгих поисков нашел то, что требовалось. Поднеся склянку ближе к свету, Вильямс удостоверился, что не ошибся, и только после этого стал смазывать безжизненную голову Волена.

Резкий запах начал распространяться по помещению, Густав даже отошел в сторону, спасая свой нос. Однако надсмотрщик только слегка морщился и продолжал натирать своего командира.

Наконец послышался первый стон, после чего Вильямс оставил пациента в покое. Он вымыл руки у небольшого заплеванного рукомойника и вытер их о штаны.

— Сейчас начнет приходить в себя, — пообещал он. Густав кивнул, затем, будто что-то вспомнив, посмотрел на Вильямса:

— Ты сразу узнал меня, как увидел?

— Да, сэр, но не по лицу. Я запомнил вашу походку, осанку и все прочее…

— Понятно. А то я подумал, что плохо замаскировался.

— О-о! — длинно простонал пробуждающийся Волен и приподнял от стола голову. — О мать честная, Густав… Ты мне снишься или нет?

Не дожидаясь ответа, Волен пошарил по столу рукой, но все бутылки были заблаговременно удалены на безопасное расстояние.

— Ты почему пьешь, сволочь, ты же можешь провалить все дело! — строго произнес Птюч.

— Ну точно, твой голос, Густав! — живо проговорил Дрю Волен и потряс головой. — Точно, Густав — собственной персоной. Только вот рожа твоя у меня перед глазами… как-то странно плывет… Вильямс, подай коктейль сорок четыре…

Вильямс кивнул и вышел в смежное помещение. Затем появился с запотевшей бутылкой специфической формы, на которой было написано: «Средство для стирки в морской воде».

— Вот она, моя хорошая, — горько усмехнулся Дрю, словно человек, приговоривший себя к смерти. А знакомый с ритуалом Вильямс принес и поставил перед боссом большой таз.

— Всех нервных просим покинуть зал… — произнес Дрю, затем запрокинул бутылку, и тягучая, апельсинового цвета жидкость потекла в его глотку, глухо булькая и пенясь.

Опустошив бутылку наполовину, Волен отставил ее в сторону и, посмотрев на застывшего от удивления Густава, мужественно улыбнулся:

— Через пару минут… мы погово…

Досказать Волен не успел: скорчившись от рвотной судороги, он начал извергать из трещавшего суставами тела запасы не успевшего впитаться алкоголя.

По часам Птюча шоу длилось полторы минуты, а потом еще тридцать секунд Волен приходил в себя и сплевывал накапливавшуюся на губах пену.

— Ну вот, я почти готов, — облегченно выдохнул он и вытер рот рукавом. — Правда, твоя рожа, Густав, по-прежнему какая-то не такая…

— Я сделал несколько инъекций, поэтому и лицо изменилось, — признался Густав. — Но почему же ты пьешь, мерзавец? Дело уже практически на носу, а ты совсем не просыхаешь.

— Я завяжу, честное благородное, завяжу. — Дрю ударил себя в грудь, и от сотрясения в его брюхе заиграла оставшаяся пена. Пару раз икнув, Волен успокоил содержимое.

— Понимаешь, я был уверен, что тебя того — контрразведчики прибрали… Со мной на связь выходил Гвидо и говорил, что ты просрочил две встречи. Что я должен был думать?

— Гвидо — болтун и ничего не знает. Он питается слухами, а слухи в нашем деле — плохой помощник. — Сбросив на пол несколько пустых бутылок, Густав присел на край кровати и, указав на принесенную сумку, добавил: — Здесь шесть баллонов ляписа…

— Шесть баллонов?! — восторженно повторил Волен. — Да мы на них протянем не меньше шести месяцев! Вилли сейчас же пойдет, заправит их в емкость.

— Пусть заправит, только нужно надеть перчатки и маску. Это чистый ляпис, не какой-то там раствор.

— А не рванет? — осторожно спросил Вильямс, с опаской глядя на сумку.

— Не рванет, — успокоил его Густав, довольный, что напугал парня. — Не рванет, баллоны так устроены.

— Это где же ты чистый ляпис взял? — спросил вконец протрезвевший Волен.

— Друзья с Интерна прислали…

— Генерал Фолсберри?! Он еще жив?!

— И Фолсберри жив, и ребята Эль-Архаима, и многие другие. Все готовятся к делу, и только один ты, свинья Дрю, давно всех нас похоронил и каждый день нажираешься по этому поводу! Ну разве ты не скотина?

— Скотина… — со вздохом согласился Волен. — Но теперь я завязал, Густав. Честное благородное…

— Ладно. Воспитательных бесед довольно. В следующий раз я просто прострелю тебе башку — это от пьянства самое лучшее средство.

— Да, — кивнул Дрю.

— Вильямс, — Густав ткнул в надсмотрщика пальцем, — бери баллоны и заряжай их в цистерны, только не забывай об осторожности.

— Да, сэр. Конечно, сэр.

С этими словами Вильямс подхватил сумку и зашагал по коридору, который уходил глубоко в толщу оврага.

— Сколько у вас сейчас людей? — перейдя на деловой тон, спросил Птюч.

— Ну моих шестьдесят три и либеров тысяч пятнадцать-двадцать… Или даже больше.

— Почему так неточно?

— Ослабели они. Мы ляпис экономим, поэтому раствор жидкий — одна вода. Некоторые не могут с полей возвратиться, так и лежат там, пока сил не наберутся или не сдохнут.

— Теперь экономить нет необходимости, поэтому постепенно поднимите дозу, и пусть они окрепнут. Нам будут нужны вполне вменяемые солдаты, а не сброд, который сам будет лезть под пули.

— Понял.

— Хорошо, теперь вопрос второй. Откуда столько народу? Ведь в боксах исследовательского центра было не больше двенадцати тысяч, да еще большая часть вымерла. Откуда же остальные?

— Так промыслы же закрываются, а людей выбрасывают. Вот они и приходят к нам, думают, что мы банда…

— И что?

— Ну я организовал отряд из трехсот стрелков, ходим в долины туков перехватывать… Опять же мясо и практика для стрельбы — ребята любят пострелять в живых людей. От скуки острова у разбойников отбиваем, а их всех в расход.

— Просто санитары леса какие-то, — усмехнулся Густав.

— Точно. Ну а потом новенькие раствору пососут и вообще тут остаются. Жрут водоросли, как все, и ни о чем больше не думают.

— Водорослей хватает?

— А что — водорослей хоть завались. Тут недалеко участок долины малость осел и вода проступила, так место стало просто идеальное. Я ребят раз в неделю посылаю, и они семена разбрасывают, так потом в три дня всю округу зеленью забивает — жри не хочу.

— Ну и отлично.

Птюч облегченно вздохнул. Хоть что-то в этом гнилом месте шло как надо. Либеры накапливались, водоросли размножались, а военные сюда носа не показывали, ковыряясь на своей долбаной базе.

— Иногда я на них смотрю — и в голову всякие мысли лезут…

— Что? — не понял Густав, погруженный в собственные проблемы.

— Я говорю, что иногда смотрю на этих мерзавцев — и, ты не поверишь, Густав, мне становится их жалко.

— Тебе кого жалко? — снова не понял Птюч. — Либеров, что ли?

— Да. Густав, либеров. Они же как скотина бессловесная. Вон туки и то смышленее…

Перехватив взгляд Птюча, Дрю кивнул: