Женщина без имени - Чарльз Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А где родители этих детей?
Медсестра склонила голову к плечу.
– Я думала, вы знаете.
Она покачала головой.
– У них нет родителей. – Она пожала плечами. – Во всяком случае, никто не заявляет свои права на них. Многие поступают к нам из сиротских учреждений Юго-востока. Большинству больше двух лет, поэтому их шансы на усыновление невелики. Добавьте к этому заболевания… От этого их шансы лучше не становятся. Благодаря частным грантам мы можем их лечить. Даем им шанс, которого в противном случае у них могло и не быть.
Я понял, по какой причине мне понравилось это место.
– Спасибо.
Я протянул медсестре свое удостоверение личности. Она сняла копию, вернула его мне и сказала:
– Вам кто-нибудь позвонит.
Женщина посмотрела на игровую комнату, и ее голос смягчился.
– Они всегда ищут кого-то, чтобы пообщаться. Если у вас все в порядке с биографией, то я уверена, что вам обязательно позвонят.
Я протянул ей игровую приставку в коробке.
– С-сохраните до тех п-пор, п-пока я не вернусь.
Она изогнула бровь:
– А если вы не вернетесь?
Я пожал плечами:
– Н-наслаждайтесь.
Женщина рассмеялась и взяла приставку.
– Спасибо. Она нам пригодится. Дети быстро ломают такие вещи. Они выходят из строя каждые полгода.
* * *Прошло две недели, и я почти потерял надежду, когда зазвонил мой мобильный телефон. Незнакомый мужской голос спросил:
– Питер Уайет?
– С-слушаю вас.
– Это Уорд Стивенсон. Я администратор в больнице Ривер-сити. Ваше имя мне дали люди, координирующие работу с детьми.
– Все верно. Я п-просто н-надеялся… м-может, я с-смогу… п-приходить и п-проводить некоторое время с детьми… когда это б-будет удобно… вам всем.
Мужчина помолчал.
– Вы кого-нибудь знаете в нашей больнице?
– Нет. А я д-должен?
– Нет. Просто ваша просьба первая за те пятнадцать лет, которые я проработал в больнице.
Я улыбнулся:
– Что ж, если от этого вам станет лучше, то я впервые за двадцать пять лет моей ж-жизни обратился с просьбой.
– Мы не сможем платить вам.
– Н-не беспокойтесь. Пока рыба будет к-клевать, я в п-порядке.
Стивенсон рассмеялся.
– Мы вас проверили. Все чисто. В документах сказано, что вы устраиваете рыбалку для желающих.
– Это… верно.
– Ну, и как?
– Про меня говорят, что у меня клюет, когда у других нет клева.
Он снова рассмеялся.
– Если сможете, подъезжайте в больницу в любой рабочий день после обеда, от четырех до семи, найдите Джуди Стентон. Она занимается досугом детей. Она даст вам пропуск и все покажет. И вы сможете начать.
– С удовольствием.
– Питер?
– Да, с-сэр?
– По моему опыту, людей, которые делают то, что вы просите поручить вам, надолго не хватает. Это может быть… непросто.
Я помолчал.
– Я п-понимаю вашу тревогу.
– Удачи вам.
– Спасибо, сэр.
Спустя два дня я оставил машину в гараже и начал подниматься по лестнице в детское крыло.
Джуди Стентон оказалась не той медсестрой, с которой я уже разговаривал. Ту женщину перевели. Мне не сказали почему, но я догадывался о причине. Джуди было далеко за пятьдесят. Она была вспыльчивой. И очень яркой. Она выглядела как ходячее цветовое колесо. В этот день она отдала предпочтение основным цветам.
Она встретила меня у двери, повесила мне на шею временный пропуск и потащила осматривать больницу. Ее обувь поскрипывала на чистых полах. Наконец мы пришли в игровую комнату. Джуди повернулась ко мне.
– Что ж… – Она посмотрела на свои часы. – Дети не приходят сюда раньше восьми часов, но вы можете приходить и уходить, когда захотите. Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.
– Спасибо.
Игровая приставка, которую я оставил, уже была включена в сеть и выглядела так, будто ею часто пользовались. Как и дисками с играми про Джеймса Бонда и гонками мотоциклистов, которые я купил вместе с приставкой. На полу перед телевизором извивались провода, они заканчивались двумя контроллерами, стоявшими вертикально на полу. В игровой никого не было, поэтому я спустился в кафетерий, съел на ужин индейку и к восьми часам вернулся в игровую.
Когда я был ребенком, нашим любимым рождественским фильмом был «Рудольф – Красноносый олень». Но не по тем причинам, о которых вы могли подумать. Да, мы любили Рудольфа и его красный нос, но засматривали пленку до дыр из-за Острова ненужных игрушек. Потому что они не были забыты.
Это понятно и без объяснений.
В восемь тридцать в игровую, шаркая ногами, начали входить дети. Когда они вошли, я подумал о том острове.
Они были всех форм и размеров. Высокие, маленькие, девочки, мальчики, в очках, с веснушками. К девяти часам вечера в комнате сидели двенадцать ребятишек. Они были заняты игрой, головоломкой, игрушкой или книгой. Некоторых привели медсестры, но они в игровой не остались. Дети были молчаливыми, не слишком шумными. Даже стол для пинг-понга молчал.
Я встал, думая, как начать, и понял, что Рэнди помог мне больше, чем я представлял. Я поскреб подбородок, и тут что-то толкнуло меня под ребра. Я посмотрел вниз. Она была совсем маленькой. Фута четыре. Очки с толстыми стеклами. Брекеты. Светло-каштановые волосы. На ней было платье, закрывавшее ее почти целиком. Резиновые полоски брекетов делали речь девочки искаженной и невнятной. Она снова ткнула меня книгой.
– Почитаешь мне сказку?
Я огляделся. Никто как будто не возражал.
– К-конечно.
Девочка развернулась и пошла к большому креслу, показав мне, что брекеты у нее не только во рту. Внешнюю поверхность ее ног обнимали полоски металла. Ее походка напомнила мне пингвина. Не хватало только голоса Моргана Фримэна, говорящего, что вот-вот произойдет нечто плохое.
Ее ноги отходили от бедер под странным углом. Сверкающие серебристые полоски должны были с этим помочь. Они были тяжелыми, неуклюжими и заметными. Железный дровосек ходил с большей грацией. Девочка не могла вскарабкаться в кресло, поэтому она плюхнулась на пол и похлопала по креслу, приглашая меня сесть. Ее ноги звякнули и, прямые, легли на пол. Она в ожидании подняла на меня глаза.
Я сел. Она протянула мне руку:
– Я – Джоди.
Я взял ее руку в свою:
– П-Питер.
– Рада с тобой познакомиться.
– Я т-тоже рад п-познакомиться с тобой.
Она склонила голову к плечу.
– Что с твоим ртом?
– Я з-заикаюсь.
– Это больно?
Я рассмеялся.
– Нет. П-просто иногда, к-когда я х-хочу что-то сказать, мысли покидают мой мозг и з-застревают во рту. Не знаю п-почему.
Девочка кивнула. Подползла ближе ко мне. Закусила уголок губы.
– Ты пьешь лекарство от этого?
– Нет.
– Операция нужна?
– Нет.
– О’кей.
Ее внимание вернулось к книге. Я перевернул первую страницу. Я не смог бы чисто произнести фразу, даже чтобы спасти свою жизнь. Говорил как дурак со сломанным языком. Но дайте мне историю, которую я мог бы прочесть, где слова не мои, и… Вы бы проиграли пари. То же самое происходило и с Мелом Тиллисом. С той только разницей, что он пел. Я начал читать.
– Первая рыба. Вторая рыба. Красная рыба. Голубая рыба.
Джоди внимательно смотрела на меня. Слушала. Где-то на середине книги она ткнула меня в ногу.
– Эй, твой рот. – Она указала на мое лицо. – Он исправился. Тебе стало лучше.
– Ну, к-когда я ч-читаю истории, он как-то сам собой чинится.
Джоди кивнула.
– Тогда… тебе следует читать истории.
Некоторые вещи были вот такими простыми.
– О’кей.
Пока я читал, в игровую пришли еще дети. Библиотека в больнице была очень жалкой, книг было мало, но к нашей четвертой книге передо мной, скрестив ноги, сидело уже пятеро ребятишек. Каждый раз, когда я заканчивал, Джоди поднималась с пола, шла к полке, доставала следующую книгу, и я снова читал. Через час я взглянул вниз на шесть лиц, смотревших на меня. То же самое я чувствую в зоомагазине, где продают щенков и котят.
В одиннадцать часов вошла медсестра, собрала детей и повела их по палатам спать. Они по одному вышли в коридор. Осталась только Джоди. Она подтянула свое тело в кресло, бормоча себе под нос:
– Неваляшки качаются, но не падают.
Я встал, не зная, что делать. Сунул руки в карманы. Вынул их. Снова убрал в карманы.
Джоди улыбнулась, протянула мне руку.
– Подержишь мою руку?
Я взял ее.
Девочка наклонилась в одну сторону и выбросила ногу перед собой. Она хотела, чтобы нога переместилась вперед и вправо. Джоди посмотрела на меня.
– Иногда… – еще один шаг, – я падаю.
Я проводил ее до палаты. В дверях Джоди остановилась.
– Ты вернешься?
Я кивнул:
– Да.
– Когда?