Женский заговор. Любовь на спор - Лидия Лукьяненко

– Да, тот еще характер. В маму. Эта девочка еще себя проявит!

– Ничего. Второго себе родят. Я не верю, что Ленка бесплодная. Все у нее образуется.

– Дай-то бог… Ты права: полный хеппи-энд у нас получается.

– Да. Твоя бредовая идея сработала! Трех лет не прошло, а почти все замужем, а у некоторых уже и дети! Даже как-то скучно стало. Может, предложишь нам новый женский заговор?

– Я подумаю.

Любовь на спор

Уля сидела на скамейке, поджав под себя ноги. В парке было холодно. Весна в этом году не торопилась приходить. А вот обида подступала, давила на горло. Хотя нет, уже не давила, но плакать еще хотелось. Как он так может! Она к нему – со всей душой, а он, а он. Ну вот, снова плакать хочется. Она где-то читала, что человек всегда плачет только в одном случае – из жалости к самому себе. Именно себя всегда жалко, даже когда плачешь по горячо любимой внезапно ушедшей бабушке. Как там в деревнях причитают: «И на кого ты нас остави-и-ил?!» Одна печаль: по себе любимому. Подумав так, она вздохнула и вытерла слезу, предательски покатившуюся по щеке. Ну вот еще! Себя жалеть она не станет.

Да и правда, о чем жалеть? Это он, Санька, еще пожалеет. Говорил, что, дескать, еще не встречал ни одной девчонки, которая бы его не пыталась воспитывать, а просто понимала. Она готова была его полюбить. Старалась понять, во всем поддерживала. А он наорал на нее ни за что ни про что. Просто потому что у него дурное настроение – он нарвался на неприятности и получил выволочку от Иван Иваныча. Но Иван Иваныч – законченный псих! Все это знают. И никто давно на него болезненно не реагирует. То он вбегает и начинает, сверкая глазами, делиться, как ему кажется, потрясающими новостями. При этом он так на всех смотрит, что всем сразу видно, что он каждого обожает – от уборщицы до зама. А в другой раз без видимой причины таких выражений нагнет, что просто слезы на глазах закипают. Так что ж, каждый раз расстраиваться от непредсказуемости директора?

А Иван Иванович Барсук не просто директор, он владелец компании. Он создал ее, вложил свои деньги, пригласил всех на работу. И от этого у него, средненького бизнесмена из провинции, просто голову вскружило от столичных перспектив. В своем городке он уже достиг потолка возможностей, вот и решил развернуть бизнес в столице. Тут как раз его дядька из Австралии со своими миллионами объявился. И сразу стал Барсук не директором маленького офиса, а возглавил перспективное дело, миллионное! Дядя имел ту же фамилию, но за тридцать лет пребывания в Австралии его украинская родина стала ему чужой страной, поэтому он доверил дела своему племяннику – тому всего сорок, амбиций выше крыши, энергии хоть отбавляй, вот пусть и крутится. А он поддержит его финансово. Иван Иваныч на отчет к дяде ездил еженедельно и после этих встреч, в зависимости от результатов, либо орал на всех и брызгал слюной, либо лучился от самодовольства и чувства собственной значимости.

Санька просто подвернулся ему под руку в неудачный момент да еще, будучи истинным холериком, не смолчал, как благоразумная Соня, а стал огрызаться. Вот тут и поднялось! Барсук так орал, что у него от крика лицо покраснело, а на лбу вздулась синяя жила. Маты так и сыпались, разве что не побил. За полгода к припадкам директора все уже привыкли. Поэтому остальные сотрудники благоразумно промолчали, пряча улыбки. А Санька выбежал курить. Уля вышла за ним. После того как он позавчера провел ее после работы домой и пригласил в кино на следующее воскресенье, она почувствовала себя почти его девушкой. Почти…

Хорошо, что у нее сейчас обеденный перерыв. Можно выйти в парк и посидеть на холодной скамейке, пока не примерзнешь. Воздух свежий. Ничего, в офисе отогреется. А Санька? Плевать ей на него! Понятно, что никуда с ним она больше не пойдет. Терпеть не может мужчин, которые выливают на окружающих свое дурное настроение. Нашел козу отпущения! Ни на кого не наорал – только на нее. Наверное, тоже решил, что она почти его девушка. Из-за одного поцелуя. Нет, лучше сразу все это пресечь. Хорошо, что она все это увидела до того, как влюбилась по-настоящему. Ее бывший парень тоже искал в ней поддержку, но совершенно не торопился помогать ей. Лека вообще утверждает, что способных на героический поступок мужчин уже практически не встретишь в этом убогом мире.

Уля смахнула последнюю слезинку и встала со скамейки. Обед заканчивался, а есть, совершенно не хотелось. Ну не хочется и не надо. Худеть буду, решила Уля и медленно пошла к офису. Еще издалека она увидела высокую фигуру Саньки перед входом в офис. Он нервно курил и поглядывал по сторонам. Увидев ее, он смял окурок, бросил его в урну и, выпустив в сторону струйку дыма, неловко двинулся ей навстречу, втягивая от холода плечи.

– Уль, – начал он, переминаясь с ноги на ногу, – ты того… ну… в общем… не обижайся… Я того… ну, не хотел…

Уля совершенно равнодушно посмотрела на его дергающиеся губы и виноватое лицо и чуть не прыснула. Это же надо! Нашла в кого влюбиться! Да он же натуральный дебил! Она не ответила и потянула тяжелую дверь на себя. В коридоре шушукались Марина и Ирина Романовна. В кабинете Соня бесстрастно взирала на беснующегося Ивана Ивановича. Он всегда входил в раж, когда видел, что ему никто не в силах возразить. Уля считала это сверхраспущенностью. Директор, который не умеет себя вести, – это нечто из ряда вон выходящее, даже если он и платит прилично. А сказать, что Иван Иванович легко расставался с деньгами, вряд ли было можно. Зарплату выдавали только через две недели после отработанного месяца. То есть пятнадцатого числа. Уле, которая пришла на работу в середине июля, пришлось ждать первой зарплаты два месяца. Обычно перед выплатой подчиненным очередной получки у Барсука портилось настроение. Он начинал орать на всех, кто попадался под руку. Очевидно, так сильно его травмировало сознание необходимости расстаться с деньгами.

Сейчас он ругал какого-то неведомого Михайлюка, который был козлом, идиотом и вообще законченной сволочью. Понятное дело, что этот несчастный Михайлюк был ни в чем не виноват, просто Ивану Ивановичу в очередной раз надо было выпустить пар. А лучшего слушателя, чем кроткая Соня, у