Месть палача - Виктор Вальд

Это имя известно во всех домах Византии. Женщины помнят о ней, как о ярком примере того, чего стоит ум и красота, в нужном месте и в нужное время. А мужчины часто вспоминают о Феодоре, как о женщине, подавившей бунт, в то время как ее муж василевс струсил и готов был бежать из собственной столицы. И помнят они ее великими словами, произнесенными бывшей танцовщицей и жрицей любви: «Тот, кто появился на свет, не может не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. Императорская власть – лучший саван!» Хотя многим нравилось, и многие повторяли: «Пурпур – лучший саван!»

Василевс Юстиниан удержался на престоле, ввел много правильных законов, в том числе и весьма выгодный для многих закон о налогах на проституцию. И сейчас, спустя множество веков, выгодней правильно платить немногое за свой живой товар, чем рисковать, пытаясь переиграть государство.

Впрочем, хозяин таверны по имени Вардек платил налоги время от времени, и, конечно же, не в полном объеме. Так поступал его дед, отец, этому он учил и старшего сына Мурака.

– Вот смотри! Сюда смотри! Что заказали вон те оборванцы?

– Чего-нибудь и побыстрее, – привычно ответил Мурак.

– И что мы им подадим?

– Как всегда – мясо морской свиньи[146] и разбавим вино третью фруктовой воды.

– И почему? – грозно нависая над шестнадцатилетним наследником империи под названием «Таверна Пирга», спросил отец и хозяин «империи».

– Потому что эти скоты не стоят ничего большего, чем кусок дельфина[147]. А вино они все равно не распробуют, так как уже пьяны и валятся с ног. А еще они будут просить в долг. И мы дадим, записав на три четверти больше, чем они выпьют и съедят.

Получив в награду за верный ответ затрещину, юный наследник, почесываясь, отправился на кухню, где круглосуточно горели костры в искусно выложенных печах. Здесь мальчику было хорошо в холодные и промозглые зимние вечера и ночи. Но в адскую, августовскую ночь не хотелось даже заходить в это пекло огня, пара и многих запахов, преобладающим из которых был запах подгоревшего мяса.

Прокричав через узкую дверь о заказе, Мурак присел, упершись спиной о стену. Но отдых был короток. Противная старая Цимия (ни на что уже более не нужная, как только работать в аду кухни), выложила на порог деревянное блюдо, более похожее на воинский щит. На черной древесине небрежно были брошены куски мяса, едва подогретые на жаровне и щедро политые соусом из рыбьей требухи. Тут же из соседней двери вывалился противный старик виночерпий, имя которому «винный дьявол», и поставил рядом с блюдом глиняный кувшин с вином.

Вздохнув юноша быстро подхватил заказ и отправился под полотняный навес, где за столом на свежем воздухе разместилось с десяток портовых попрошаек. Старые, калечные, спившиеся грузчики и гребцы, выброшенные обстоятельствами, судьбой и возрастом из бурной жизни порта, эти людишки помнили былые добрые времена. От этого они и встретили юношу с неприглядными красными кусками мяса и с дешевым вином угрюмыми взглядами и сквернословием.

На это юноша привычно презрительно сплюнул и зло выкрикнул:

– Не хотите? Тогда убирайтесь! Много здесь всяких важных с ветром в кошелях вместо денег. Убирайтесь!

На крик «наследника империи» из одной из многочисленных дверей пристроек вышел хозяин таверны и сдвинул густые седые брови. Они без того срослись на переносице, и теперь более напоминали крылья чайки, раскинутые над крючковатым носом-клювом.

Пока Вардек решал, на чью сторону полезней стать, ведь клиент всегда прав, а наука от отца к сыну – дело святое, из тьмы прилегающей улицы выступила внушительная фигура. Таких рослых, широкоплечих, настораживающее укутанных в широкий гиматий, всегда следовало опасаться. Большинство сброда, пристроившегося под навесами таверны Пирга, с любопытством уставившегося на Вардека в ожидании его реакции, также перевела свой взгляд в направлении взора седовласого и жирного армянина. У этих отбросов общества, как ни у кого другого, был обострен инстинкт самосохранения. Они жили, подвешенные на волоске. Любая неверная оценка ситуации могла стоить им жизни. Поэтому ко всему, а особенно к крепышам, закутанным в гиматий, они относились с особым подозрением.

Пока, под вялые звуки уставших флейтиста и цимбалиста, новый гость таверны приближался к столам под полотняными навесами, многие нащупали костяные рукояти своих ножей, а некоторые в спешке покинули свои места. Но гость не проявил никаких враждебных намерений. Более того, он попытался выстроить на своих губах нечто напоминающее улыбку и даже подбросил на вытянутой руке малый кошель, скромно откликнувшийся немногими монетами.

– Где здесь можно проглотить кусок жареной свинины и протолкнуть его глотком вина? А где те, кто счастливой рукой мечут несчастливые кости? Я бы не прочь сыграть.

Хотя и грубый, но приятельский голос незнакомца вмиг расслабил всех. Тут же у руки крепыша оказался юноша Мурак.

– Пойдемте со мной, мой господин. В самой таверне есть места для игры, да и публика поинтересней. А этот сброд, если и играет, то на медные оболы, да еще пытается посадить соперника спиной к луне. Они думают, что глупые приметы помогают загребать деньги в тавли.

– Хорошо. Веди, – сказал гость и небрежно распахнул верхний край своего большого гиматия, обнажив густо поросшую волосами грудь, признак силы, и указатель того, что отсутствие туники, никак не предполагает в нем богатого клиента.

Крысобой проигрался скоро.

На что он надеялся? На свою счастливую руку, или на несчастливые для соперников кости? Но можно ли надеяться на собственное счастье, которое напрочь отвернулось в тот проклятый день, когда проклятый герцог наксосский Джованни Санудо выбросил его со своей галеры. Выбросил лучшего из когда-либо ходивших по морям комита. И за что?! Всего лишь за то, что его верный комит, спасая жизнь самого герцога, выбросил за борт проклятого мальчишку. И ведь на то был правильный расчет. Ведь бросился за младенцем этот «синий дьявол». Ведь утонул же ненавистный безумец, которого так неосмотрительно подобрал Джованни Санудо в лагуне Венеции.

И как отплатил Крысобою за верную службу герцог наксосский? Он велел убираться своему комиту с галеры, а иначе, грозился повесить его на рее мачты. И пришлось высадиться в объятом паникой порту Галаты и провести в нем мучительных полгода.

Вначале все казалось не так уж и плохо. Вместе с комитом проклятый герцог бросил в порту два десятка гребцов своей галеры. И, конечно же, не заплатив им обещанного. Объединенные справедливым негодованием, бывшие моряки Джованни Санудо пребывали в сплочении. То есть ели, пили, пользовали портовых девок в одной компании, которой и добывали деньги дневными работами в порту и ночными похождениями на его темных улицах. Но вскоре некоторые были убиты в стычках с местными бандами, другие умерли от болезней, а третьим посчастливилось наняться на другие галеры и уплыть подалее от места, где жизнь так коротка и непредсказуема. Это лучшая доля, чем испытывать судьбу в компании с жестоким комитом, которого и сейчас боялись и ждали его смерти его же «друзья».

Вчера, уже на рассвете, пытаясь пробить стену в один из купеческих складов, погиб от копья складских сторожей последний из временных друзей Крысобоя. Хорошо, что бывшему комиту удалось быстро сорвать с его пояса кошель с малыми деньгами. На эти деньги и на свои последние, он и отправился в знаменитую пиргу испытать судьбу в тавли. Не идти же вдоль стоянки галер и просится в гребцы? Ведь в комиты его никто не наймет. Должность главного надсмотрщиками над гребцами завоевывалась многими годами. Да еще всякий навклир долго бы допытывался, кто ты и на кого работал. Тогда бы и выяснилось, что проклятый герцог наксосский выбросил его со своей галеры. С комитами такое не случается. А если случилось, то лучше забудь, что ты когда-то был комитом.

Надеялся ли Крысобой на несчастливые для соперников кости? Да, надеялся. А еще надеялся уличить кого-нибудь в обмане. Тогда бы он точно вытряс бы с обидчика всю душу. И никто бы не посмел вступиться за нарушителя игры. Таковы условия везде и всюду. Но кости были исправны. Деревянная ступка для их перемешивания безукоризненна. Никто не постукивал по столу и не дул на катящиеся кости. Все согласно неписаным правилам. Просто такое счастье у несчастного Крысобоя.

Последний серебряный бывший комит отдал мальчишке таверны, который с поклоном выложил перед ним на стол большой кусок парующей свинины и высокий глиняный кувшин со славным вином. Да еще большой поднос с овощами и фруктами.

И тут не к чему придраться.

Вздохнув, Крысобой оторвал большой кусок свинины и затолкал его в рот. Выпитое перед тем вино настраивало на отличный, и скорее всего последний шикарный ужин. Последний, если ничего не случится.