Холодный бриз - Олег Таругин

Следователь встал и, скрипя сапогами, зашел ей за спину. Наклонился — Юлю окатило запахом какого-то незнакомого, явно, не «Кензо», одеколона — и неожиданно зло прошипел прямо ей в ухо:

— Если ты, сука, еще раз позволишь себе подобные выражения в адрес товарища Сталина или товарища Берия, Магадан тебе раем покажется. Лично прослежу, чтобы тебя в самый занюханный лагерь отправили, где лето во вторую среду июля начинается. А заканчивается во второй четверг. И в мужскую зону. Поняла, подстилка буржуазная? Или, как ты там говорила — «гламурная»? Я правильно понял суть твоего долбанного глянцевого журнальчика? В ногах валяться станешь, чтобы по чистой пятьдесят восьмой пойти! Ты меня точно поняла, сука?

И вот тут ее пробрало. По-настоящему. Не то, чтоб она сразу поверила всему, о чем перед этим говорил следователь — например, что такое «чистая пятьдесят восьмая», она попросту понятия не имела, да и насчет сорокового года тоже все было весьма спорно, — но… Журналистка неожиданно заплакала, размазывая по щекам оставшуюся тушь.

Следователь же, наоборот, неожиданно успокоился и, опустившись на стул, неспешно закурил и очень вежливо сказал:

— Вам все понятно, гражданка Соломко? Если вы еще раз (дочитавший до этого места Иосиф Виссарионович, хоть и не видел воочию не вошедшей в протокол сцены, снова ухмыльнулся, ощущая, как понемногу возвращается хорошее настроение) упомянете имя товарища Сталина или товарища Берия в подобном контексте, я буду вынужден поговорить с вами несколько иначе. И не так, как сейчас, а гораздо, гораздо хуже. Давайте начнем сначала, хорошо?

Юля судорожно кивнула. С ней, единственной дочери в семье, еще никогда ТАК не разговаривали. Да что там «не разговаривали» — на руках носили. И в институт пристроили, и в журнал, с главредом в неформальной, так сказать, обстановке познакомили, а тут… тут она, похоже и на самом деле никто!..

От этой мысли журналистка неожиданно зарыдала в голос, до икоты, что называется.

Следователь терпеливо ждал, пока она успокоится. Не дождался и дернул щекой:

— Ладно, продолжим позже. Сержант, — он устало потер виски, — увести подследственную. Давайте следующего, кто там у вас?..

Москва, площадь Дзержинского, 25–26 июля 1940 года

В ночь на двадцать шестое Крамарчук, считай, и вовсе не спал. Вроде, и лег, как обычно, приняв «на сон грядущий» самим же установленную норму в сто пятьдесят граммов коньяка, но уже через полчаса понял, что уснуть вряд ли удастся — не давала покоя грядущая встреча со Сталиным. За прошедшие дни он неплохо — с его точки зрения, по крайней мере — поработал, исписав почти всю принесенную бумагу и перенеся на учтенные страницы всё, что сумел вспомнить — или посчитал нужным донести до сведения Иосифа Виссарионовича. История предстоящей войны — и основные просчеты большевиков, начиная с революции и Гражданской; послевоенные годы — и причины распада Союза; расклад мировых сил в конце двадцатого — начале двадцать первого века. Почти пятьдесят исписанных аккуратным почерком листов; краткая история великой страны, преломленная через призму памяти и мировоззрения конкретного человека, некоего Юрия Анатольевича Крамарчука, 1955 года рождения, подполковника несуществующей в этой реальности украинской армии…

К слову, хрестоматийный ноутбук ему доставили, как и обещал майор, еще двадцатого числа. Доставил не сам Михаил — бериевский порученец, видимо, был занят какими-то более важными делами, — а незнакомый Юрию капитан госбезопасности, все время, пока подполковник копался в начинке ноута, просидевший с каменным лицом у него за спиной. Контролировал, надо полагать, на тот случай, если он вдруг попытается испортить секретную технику или удалить какие-то данные. Хм, интересно, это получается, капитан хоть немного, но разбирается в компьютере? Значит, местные спецы уже довольно плотно приступили к изучению артефактов, и он — один из них. Что ж, молодцы, не теряют зря времени.

Ничего особо интересного в недрах «пятьсот восьмого» Самсунга, как он и ожидал, не обнаружилось. Стандартный набор программ для явно нелицензионной ХР, несколько папок с личными фотографиями (никого из сфотографированных он не узнал), какие-то набранные с кучей ошибок расходно-приходные документы по матчасти на украинском языке и тому подобная лабудень — абсолютно ничего, способного, если верить классикам жанра альтернативной истории, «в корне перевернуть ход будущей войны». Ну, разве что папка с фотографиями боевых самолетов и вертолетов: видимо, прежний хозяин ноутбука увлекался современной авиацией и недавно побывал на каком-то авиасалоне, похоже — московском МАКСе. Крамарчук с трудом представлял, какая от этого может быть польза без чертежей и технических характеристик, даже если и показать их авиаконструкторам. Разумеется, обнаружилась и запрятанная куда подальше папка с не особо жесткой порнушкой, которую Юрий, злорадно ухмыльнувшись, сделал видимой. На этом работу можно было с чистой совестью считать законченной, поскольку сам по себе ноутбук представлял куда большую ценность, нежели его содержимое. Закончив работу, подполковник отключил комп и кивнул сопровождающему:

— Спасибо, товарищ капитан, я закончил. Свои соображения изложу письменно и сдам товарищу майору.

Тот кивнул в ответ, аккуратно убрал «нотик» и зарядное устройство в сумку и, откозыряв, ушел, так и не проронив ни слова.

Крамарчук положил перед собой чистый лист и изложил свои мысли относительно ноутбука и его содержимого. Текста получилось совсем немного и, поразмыслив пару минут, подполковник вкратце описал перспективы разработки и использования компьютеров, для вящей серьезности документа добавив и несколько конкретных имен и названий (ну да, куда ж без Силиконовой долины и лично товарища Гейтса?). Перечитал. Пожалуй, так и оставим. Большим знатоком компьютерной грамоты он себя не считал, да и был весьма далек от мысли, что Лаврентий Павлович не найдет — точнее, уже не нашел — среди гостей-«попаданцев» тех, кто сумеет объяснить местным специалистам устройство и принципы работы компьютерной техники.

Больше ничего экстраординарного за эти дни не произошло. Михаил, несмотря на давешнее обещание, приходил только один раз, дня три назад, да и то ненадолго. Одобрительно покачивая головой, — вижу, Юрий Анатольевич, вы времени зря не теряли, очень хорошо! — просмотрел уже исписанные листы, убрал их в свою папку и ушел, осведомившись на прощание, нет ли каких-либо пожеланий или просьб. «Сержант Верочка», хоть и исправно приносила завтрак, обед и ужин (к последнему, как выяснилось, полагалась бутылка коньяка и пачка «Герцеговины»), держалась по-прежнему строго-официально, не позволяя ни малейшего намека на более близкое, читай — «человеческое», общение. Чем частенько напоминала Юрию классическую фразу из любого американского боевика: «ничего личного, просто бизнес». На дармовой коньяк подполковник особо не налегал, сразу же установив для себя норму грамм в сто-сто пятьдесят, да и то перед сном; куревом тоже старался не злоупотреблять — психологическое напряжение первых после переноса дней схлынуло, и курить хотелось уже меньше, что не могло не радовать.