М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество - Р. В. Иванов-Разумник

Есть, однако, и в этой повести отдельные искорки, впоследствии загоревшиеся ярким огнем в творчестве возмужалого Салтыкова. Особенно интересно отметить, что Яшенька — в зародыше будущий Иудушка Головлев, но не характером, а своей манерой выражения. Эта нудная, тягучая манера Иудушки, так бесившая Арину Петровну Головлеву, совершенно ясно дана в диалогах Яшеньки с матерью, — например, в следующем разговоре:

— Тебе чего нибудь нужно? — спросила Наталья Павловна.

— Я вижу, милая маменька, что я имел несчастие огорчить вас, и потому в настоящее время желал бы только испросить ваше милостивое прощение и уверить вас, что как ни велика моя вина, но она неумышленна.

— Вон! — закричала Наталья Павловна, приходя в беспредельное неистовство.

Впоследствии в такое же неистовство приходила старуха Головлева от тягучих и нудных бесед Иудушки; то, что здесь дано в стилистическом намеке, двадцатью годами позднее стало не только стилистическим приемом, но и глубоко выраженным характером, — одним из самых глубоких не только у Салтыкова, но и в русской литературе XIX века [134].

Были ли задуманы Салтыковым еще какиелибо очерки и рассказы для «Книги об умирающих» — мы не знаем, но знаем зато, что уже к исходу 1859 года он отказался от мысли об этой книге; по крайней мере явно относящуюся к ней сцену «Погребенные заживо» он напечатал уже без этого общего заглавия. В дальнейших его очерках было еще несколько таких, которые как бы напрашивались быть включенными в «Книгу об умирающих», — таков, например, очерк «Деревенская тишь» (1863 г.), рассказывающий о медленном и бессмысленном духовном умирании помещикакрепостника после освобождения крестьян. Но к этому времени Салтыков давно уже отказался от мысли об этой своей книге, план которой так и остался погребенным на журнальных страницах и известен лишь исследователям салтыковского творчества.

План этот в течение 1858–1859 гг. претерпевал немалые изменения, как это можно судить из анализа рукописного и журнального текста дошедших до нас очерков. Мы видели, что «Книгу об умирающих» Салтыков собирался открыть «Смертью Живновского»; однако один из сохранившихся автографов дает нам и новое, первое заглавие «Книги об умирающих», и иное расположение очерков. Под общим заглавием «Отходящие» черновой и беловой автографы сохранили нам другой план: первым очерком был «Гегемониев», вторым — «Смерть Живновского». Еще один автограф под общим заглавием «Из книги об умирающих» дает первым очерком «Генерала Зубатова» (беловая копия с авторскими поправками), а вторым — «Гегемониева» (черновик, начало очерка). Это расположение подтверждает и другой сохранившийся без начала и конца черновой автограф этого очерка. Еще один, по счету четвертый автограф, озаглавленный «Отходящие» и с эпиграфом «Старость не радость: и пришибить некому, и умирать не хочется» — дает опять новое распределение очерков: первым идет «Гегемониев», вторым — «Смерть Живновского», третьим — «Генерал Зубатов» и четвертым — «Из неизданной переписки»; последнее по позднейшему плану являлось заключением всей книги и, как таковое, было напечатано, как нам известно, в мартовском номере «Русского Вестника» за 1858 год. Наконец, автограф «Госпожи Падейковой» дает нам этот рассказ в черновой редакции как третий очерк «Книги об умирающих», а в беловой — как первый очерк этого же цикла, с неизданным до сих пор вариантом окончания. Мы видели, что рассказ этот и появился, как первый очерк «Книги об умирающих» на страницах «Русской Беседы» 1859 года.

Все это изучение авторской «кухни» показывает нам, что план «Книги об умирающих» был у Салтыкова еще в зародыше; он не успел еще в течение 1858–1859 гг. развить свой план, как уже вообще отказался от продолжения и окончания этой книги, разместив впоследствии (в 1863 году) часть напечатанных очерков в сборниках «Сатиры в прозе» и «Невинные рассказы». К изучению произведений, входящих в эти два сборника, мы и должны теперь перейти, чтобы завершить этим знакомство с творчеством Салтыкова эпохи после «Губернских очерков», когда он, уже прославленный писатель, мучительно искал новых форм для своего творчества. В старые меха нельзя было влить новое вино. Поиски эти затянулись, однако, еще на целое десятилетие.

Глава VIII

ГЛУПОВСКИЙ ЦИКЛ «САТИРЫ В ПРОЗЕ» И «НЕВИННЫЕ РАССКАЗЫ»

«… Когда я буду совершенно свободен от служебных отношений, когда не будет беспрестанно подниматься во мне вся желчь, тогда увидим, способен ли я сделать фигурный пирог. А теперь и некогда, и нет охоты. Пора мне расстаться с добрыми малыми провинции, которые на языке порядочных людей называются бездельниками и мерзавцами» [135].

Так писал Салтыков из Рязани Анненкову в январе 1860 года, и слова эти являются рубежом между литературной деятельностью Салтыкова, как автора крутогорского цикла и связанных с ним произведений, и тем новым направлением, которое приняла его литературная деятельность с января 1860 года, когда на страницах «Современника» появился первый острый фельетон его «Скрежет зубовный». Салтыков почувствовал, что не только в жизни, но и в творчестве пора ему расстаться «с добрыми малыми провинции», которых до сих пор изображал он в своих губернских очерках крутогорского цикла и в связанной с ними «Книге об умирающих». Вся желчь его, накопленная годами провинциальной жизни, должна была вылиться в других произведениях, для которых прежние беллетристические формы были узки. В поисках новых форм Салтыков обратился к сатирическому фельетону, как раз в эти годы распустившемуся пышным цветом на страницах «Искры», в которой и сам Салтыков принял случайное участие; справедливо указывали на несомненную связь сатирического фельетона Салтыкова с графическими карикатурами «Искры» и других сатирических журналов начала шестидесятых годов. Новые формы, которых искал Салтыков, не могли даться ему в руки сразу, и еще целое десятилетие он искал их, переходя от сатирического фельетона и чистой публицистики снова к беллетристическим очеркам, постепенно вырабатывая новую манеру письма и новые формы своих произведений. «Фигурный пирог» удалось ему испечь не сразу; лишь «История одного города», написанная на рубеже между шестидесятыми и семидесятыми годами, была тем произведение, которое показало, на какие достижения способен Салтыков, преодолевший и форму беллетристических очерков, и форму сатирического фельетона.

Но в 1860 году ему было еще далеко до такого мастерства, и новая форма не была еще найдена им. Тем не менее, сатирические фельетоны начала шестидесятых годов представляют собою весьма замечательное явление и в истории творчества Салтыкова, и в истории русской литературы той эпохи. Время было бурное и сложное, борьба новых сил с явными крепостниками, а также и с крепостниками под маской либерализма, звала Салтыкова от очерков крутогорского цикла к более резким и боевым формам сатиры. Чистопублицистическая жилка всегда билась в художественном творчестве Салтыкова; не найдя новых форм сочетания острой публицистики с художественными образами, Салтыков не мог еще испечь «фигурный пирог», дать цельное художественное произведение, хотя бы и пронизанное сатирическими мотивами. А между тем по роду своего творчества он не мог не откликаться на многочисленные злобы дня, всегда составлявшие канву для его сатиры. Пыпин, хорошо знавший Салтыкова, в своей книге о нем верно указал, что в Салтыкове с одинаковой силой проявлялся и художник, и публицист. Трудно сказать, что больше и чаще возбуждало его писательскую деятельность — потребность художественного воспроизведения образов, создаваемых богатой фантазией, или чистопублицистическая потребность отозваться на волнения своего времени и карать те бессмысленные явления, которые возмущали в нем гражданское чувство [136]. Впоследствии Салтыков научился и гражданское свое чувство воплощать в художественных образах; но теперь, в начале шестидесятых годов, он мог проявлять его лишь в сатирических фельетонах, к которым перешел с начала 1860 года очерком «Скрежет зубовный». Занятый службой в Твери, он не мог в течение двух ближайших лет отдаться литературной деятельности, а потому напечатал за эти два года лишь немного произведений, составивших позднее основную часть сборника «Сатиры в прозе». Приступая к их изучению, прежде всего перечислим эти сатирические фельетоны, которыми ограничилась деятельность Салтыкова в течение 1860–1862 гг., прибавив к ним лишь те очерки, которые Салтыков предназначал для мартовской книжки «Современника» 1860 года и апрельской книжки 1862 года, но которые были тогда запрещены цензурой и впервые увидели свет лишь полустолетием позднее. Вот все эти очерки начала шестидесятых годов в хронологическом порядке: