Супруг для богини - Наталия Орбенина

– Все мы, за исключением, как я знаю, самого младшего Извекова, пользовались теплым и дружеским участием известной особы.

И Бархатов с вызывающей наглостью поклонился позеленевшей от злости и досады Матильде.

– Милостивый государь! – Кирилл вскочил, швырнув на пол накрахмаленную салфетку.

– Да вы не горячитесь, юноша! Вам кажется, что мои слова – злой навет? А вы папашу своего спросите, он вам в красках распишет достоинства вашей избранницы, так как хорошо их изучил! Ведь недаром он отговаривал вас брать плод с червоточинкой, знал, что говорит! А он отговаривал вас, мой юный рыцарь, не так ли?

Кирилл застыл на месте. Вера закрыла ладонями пылающее лицо, ей хотелось провалиться сквозь землю. Извеков смотрел на жену, но та уподобилась мраморной статуе.

– Оля, это пьяный бред, нелепость…

Лучше бы он не говорил этой фразы! По тому, как она была произнесена, можно было вынести обвинительный приговор. Матильда, поджав губы, пронзила Юрия взглядом-молнией. Но что делать, роковые слова были сказаны. Она приподнялась со стула, Кирилл, бледный и сосредоточенный, помог ей встать.

– Вероятно, наше семейное торжество на этом и завершится, – произнес он безжизненным голосом. – Я поеду с Матильдой Карловной, нынче меня не ждите, в полку буду.

Поднялся и Бархатов и двинулся следом за молодыми людьми. Казалось, он едва держится на ногах. Да, Юрий выпил изрядно для храбрости, потому что страшно трусил, перед тем как предпринять последний отчаянный шаг, чтобы разлучить Кирилла и Матильду. Уже при выходе из зала Кирилл, пропустив даму вперед, дождался обидчика и что-то резко и выразительно произнес. Прошмыгнувший мимо официант только и услышал: «Завтра, на рассвете…» Матильда не слышала роковых слов, она теребила веер и с тревожным чувством разглядывала чучело огромного бурого медведя, сторожившего вход в заведение.

Глава 33

Когда кончается любовь? Вернее, когда понимаешь, что ее уже нет? Когда прекрасный цветок, живой и яркий, медленно умирает в вазе, это происходит грустно и неизбежно. Потом остается лишь со вздохом сожаления выбросить поникшую и потемневшую красоту. Выбросить и приготовить вазу для нового букета!

Увы, чувства не цветы! Порой они увядают навсегда, душа засыхает без живительной влаги и становится подобна мертвой пустыне. Ольга Николаевна ощущала себя теперь именно пустыней. В каком-то полусне она возвращалась домой. Супруг что-то с жаром говорил о полигамности мужской натуры, о неизменности их союза, но она не слышала его слов. Единственное обстоятельство поразило Извекову: Вениамин Александрович от пережитого вмиг протрезвел! Дома все разбежались по своим уголкам, и жизнь замерла. Ольга заперла дверь, боясь прихода супруга. Извеков действительно пришел, дернул ручку снаружи, но очень нерешительно, что было ему совсем не свойственно. Выждав несколько минут, он удалился к себе. Щелкнул замок, воцарилась тишина.

Итак, все кончено! Оля прислушалась к себе и поразилась. Ей не хотелось ни кричать, ни плакать, ни сводить счеты с жизнью, узнав об измене мужа. Не хотелось знать, как и когда все произошло, сколько длился их роман, начался ли он еще при жизни Тамары или уже позже? Невыносимы были его жалкие оправдания, ведь он и не рассчитывал что-либо ей объяснять, полагая, что тайна никогда не выйдет наружу, а уж если это и произойдет, то она не осмелится предъявлять ему претензии. Ей было ровным счетом все равно теперь, по прошествии стольких лет. Если бы она узнала раньше, она бы не перенесла, наложила бы на себя руки, повредилась умом. А сейчас – пустота и лед отчуждения. Это означало только одно – любви больше нет.

Но была ли его любовь? Похоже, все годы замужества она обманывалась, слепо полагая, что Вениамин позвал ее замуж из-за любви. Приходилось признать, что нет. Была тяга мужского естества к молодому телу, было стремление вернуть в дом порядок и уют, желание дать детям мать, словом, муж хотел от нее многого, но взамен не дал ей главного – любви!

Иногда она и раньше подозревала нечто подобное, но тут же успокаивала сама себя. Безграничного моря ее чувств хватит и на супруга, и на детей! Увы, ее самоотверженная и преданная любовь не одолела самолюбивого эгоизма окружающих. И как теперь жить? Столько лет прожито впустую, зря. Неужели циничная Бархатова была права? Только теперь до Ольги дошел смысл ее речей! Земля уходит из-под ног, небо обрушивается на голову, жизненные устои разбиваются вдребезги! Уйти? Куда? С кем? Уехать к отцу в Лондон?

И тут Оля вздрогнула. От Николая Алексеевича давно не было вестей, что на него не похоже! Да, бежать в Лондон, на край света, куда угодно! Она выполнила свой долг, принесла все возможные, никем не оцененные жертвы, отныне ее совесть чиста!

К утру Ольга уже почти приняла решение требовать развода. Это будет нелегко, но выбора не остается. Оля с недоумением оглядела себя: одетая, она просидела всю ночь, уставившись невидящим взглядом в стену. Нет, она не отступит, она тотчас же пойдет к мужу и объявит ему о своем решении.

Но ее решимость погасла в тот миг, когда раздался шум, топот, отворилась дверь и внесли Кирилла. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошла дуэль. Пуля попала в живот, разорвав внутренние органы. Раненого уложили на постель, Ольга и выбежавшая на шум Вера заметались около него. Секундант, товарищ, служивший в том же полку, давясь слезами, рассказывал о поединке. Противники встретились рано, только рассвело, за Шлиссельбургским трактом. Стрелялись с двенадцати шагов. Бархатов стрелок никудышный, выпитое накануне и безумный страх сделали свое дело, его руки ходили ходуном. Поэтому секунданты и надеялись, что обойдется, как такой может куда-нибудь попасть? Однако стервец попал! Правда, и Кирюша не сплоховал, уложил подлеца наповал!

Павел умчался за докторами, так как прибывший полковой лекарь пребывал в растерянности. Больной угасал прямо на глазах. Помогая перебинтовывать пасынка, Ольга Николаевна с ужасом поняла, что рана чудовищна, пуля просто растерзала его, не оставив никакого шанса на жизнь.

Через час прибыли еще два известных в городе хирурга. Осмотрев раненого, вынесли неутешительный вердикт. Шансов никаких, проживет от силы до вечера, зовите священника. Заливаясь слезами, Ольга Николаевна попыталась достучаться до супруга. Куда там! Ответом ей было знакомое безмолвие. Через день-два он протрезвеет и узнает, что его не дозвались к умирающему сыну! Ольгу под дверями кабинета сменила Вера. Оля ушла, она не могла выносить ее пронзительные крики, которые, казалось, и мертвого бы подняли. Но не Вениамина Извекова, находящегося в глубоком запое. Тогда Ольга решилась. В другой раз она никогда бы не посмела прервать мужнино уединение, нарушить тишину «творческого кризиса», но ситуация ухудшалась с каждой минутой. Извекова не могла представить, что Кирилл уйдет, не простившись с отцом и не простив его. Призвали дворника и взломали дверь. Ольга вошла осторожно, словно боясь нападения. Но хозяин кабинета, лежащий на диване, оставался недвижим и безмолвен. Она принялась трясти его, хлестать по щекам и щипать. С таким же успехом она могла бы пытаться заставить подняться тряпичную куклу. Убедившись в бесполезности своих усилий, Ольга Николаевна в отчаянии присела на стул у письменного стола. Глаза ее перебегали с предмета на предмет, рукописи, папки, чернила, перо, снова рукописи. Невольно Ольга передвинула несколько листков. Взгляд ее заострился, она прищурилась, стала читать, потом поспешно переложила еще несколько разрозненных страниц. Не может быть! Впрочем, это многое объясняет!