Супруг для богини - Наталия Орбенина

– Правильно, говорил, только я хочу уточнить, какое платье, какого цвета?

Герасим засопел и уставился на темную ткань в руках полицейского.

– Сдается мне, что зеленого!

– Уж не это ли?

Дворник, снова перекрестившись, боязливо приблизился к наряду хозяйки. Платье как платье, хорошее, в дорогом магазине купленное, сразу видно.

– Не знаю, барин, не припомню, страшно было, обезумел я от страха-то!

– А про шляпу тоже не помнишь? – Сердюков начал потрошить содержимое шляпных коробок.

– Нет, барин, увольте, не знаю! – пятясь, взмолился Герасим.

Завершив осмотр, бросив последний взгляд на бесконечную череду портретов «царицы Тамары», незваные гости вышли в темный коридор. Герасим возился с ключом, в сумерках было не разобрать, который от этого замка. Как вдруг послышались легкие шаги, скрип, почудилось, словно кто-то пытается двигаться бесшумно, на цыпочках.

– А вот и наш призрак! – прошептал следователь и достал на всякий случай пистолет.

Глава 32

Ольга Николаевна несколько минут нерешительно переминалась, прежде чем наконец, набравшись духу, ступить в парадное и нажать кнопку электрического звонка. Открывшая дверь горничная воззрилась на гостью с недоумением. Ну да, в этот дом, пожалуй, женщины-то и не ходят! Извекову проводили в нарядную гостиную и попросили ждать. Ждать пришлось долго. И когда наконец хозяйка соизволила выйти, Ольга поняла, что Бархатова, узнав о визите будущей свекрови, оделась тщательней обыкновенного. Обе женщины смерили друг друга оценивающими взглядами, далекими от дружелюбия. Обе были почти одинакового возраста, Ольга чуть старше, обеим под тридцать. Обе юными девушками вышли замуж за мужчин много старше себя и стали мачехами. Какие похожие и какие разные судьбы! Ольга воплощала супружеские и семейные ценности, Матильда – вседозволенность и легкомыслие.

Извекова, внутренне трепеща, стояла, чуть опираясь рукой в перчатке на край овального стола, как будто боялась упасть. Невысокая, по-девичьи хрупкая, затянутая в платье сиреневого цвета, очень шедшее к ее светлым волосам и розовой коже. Матильда тоже постаралась придать себе эффектный вид, но от нее веяло жаром нерастраченной страсти, невыплеснутой злости, поэтому даже дома, в своих покоях, она явилась к гостье в густо-лиловом одеянии, что делало ее похожей на роковых злодеек в мелодраматических постановках. Оля, не лишенная чувства прекрасного, чуть улыбнулась. Несомненно, Матильда Карловна была из тех женщин, которые производят сокрушающее впечатление на мужчин, а особенно на тех, кто только ступил на путь познания мира чувств. Следом за хозяйкой выбежала маленькая злобная моська, которая при виде незнакомого лица и, ощущая враждебность посетительницы, задрожала, затявкала с тонким подвыванием, пытаясь напугать врага. Оля невольно попятилась, еще не хватало быть укушенной невоспитанной собакой! Моська обнюхала край ее платья и осталась сидеть поблизости, готовая в любой миг защищать хозяйку.

– Чем обязана? – сухо спросила Мати, жестом предложив гостье сесть. – Впрочем, я догадываюсь, что привело вас, госпожа Извекова, в мой дом.

Дамы уселись в кресла, собака прыгнула на колени к Бархатовой. Но на сей раз ей не позволили остаться. Пришлось расположиться у ног молодой женщины.

– Тем лучше, тем проще нам будет общаться, – Оля попыталась улыбнуться. – Матильда Карловна, я пришла к вам говорить о нашем сыне. Вениамин Александрович и я очень обеспокоены его решением связать себя узами брака с вами.

– Но вы не мать Кирилла! Вы не можете принимать за него решение! – заметила Бархатова.

От ее резкого тона моська подняла голову и заворчала.

– Да, я не мать, вернее, не родная мать! Но я имею полное право высказывать свое мнение, и я знаю, что Кира прислушивается к нему! Я много лет жизни отдала этим детям, они мне роднее родных, и никто не кинет в меня камень, сказав, что я не стала для них близким человеком! – с жаром воскликнула Ольга Николаевна.

– Полноте, – махнула рукой Бархатова, – никто не умаляет вашей роли в воспитании детей господина Извекова. Я о другом толкую. Если бы его родная мать была жива, я бы припала к ее стопам, моля о милости, о протянутой руке. И если бы эта рука была протянута, я осыпала бы ее благодарственными поцелуями, никогда не осквернив и не предав ее расположения! Но кто такая вы, Ольга Николаевна? Вы, кичащаяся своим подвигом жертвенности? Отчего я должна унижаться перед вами и просить вашего расположения и согласия на брак с вашим пасынком? Я знаю, вы гордитесь своей добропорядочностью, тем, что никогда не изменяли своему не столь добродетельному, как вы, супругу! Вы гордитесь тем, что ваша жизнь была брошена под ноги членов этой семьи! И что из того? Вы смотрите на меня с презрением, словно на падшую тварь, но в глубине души вы мне завидуете, завидуете моей свободе, моей независимости, морю обожания и поклонения, в котором я купаюсь. Вы тайно мечтаете хоть на мгновение побыть такой, как я, сбросив оковы своей мнимой добродетели!

– Отчего же мнимой? – только и могла пролепетать ошарашенная таким напором Извекова.

– Да потому что ее нет, хваленой вашей добродетели. И все ваши жертвы напрасны! – Бархатова произнесла это зло и иронично, как будто знала то, что Оле неведомо.

– Вы ошибаетесь! Вы ошибаетесь, ведь у вас жизнь сложилась так, что вам не досталось ни любви, ни жертвенности, ни семейных добродетелей. – Ольга Николаевна старалась говорить спокойно, но голос предательски звенел. – Я жалею вас, но вместе с тем я еще более жалею нашего мальчика. Ведь он еще юн! Куда вы позовете его? Вы старше и опытней, он наивен, как ребенок, вы играете им, словно кошка с мышонком. Избалованная кошка иногда ведь даже и не ест свою полузадушенную жертву, бросив ее умирать в мучениях! Оставьте Кирилла, прошу вас! Будьте благородны!

– Мне смешны ваши рассуждения! Вы начитались слезливых книжек вашего супруга! Вы изволили выставить меня в виде жестокого и похотливого животного! Вы ошибаетесь, сударыня! В моей душе не меньше любви, преданности и жертвенности, чем в вашей! Я люблю Кирилла и не отступлюсь! Пусть хоть небо обрушится на нас!

Бархатова встала, давая понять, что неприятный разговор закончен. Собака отвратительно громко залаяла. Поднялась и Ольга Николаевна. Что ж, она почти и не рассчитывала на успех своей миссии.

– И все же я надеюсь, если вы действительно любите Кирилла, вы оставите его в покое, сударыня! – с достоинством произнесла Извекова и вышла из комнаты.

Матильда метнула ей вслед ненавидящий взгляд и, упав на диван, разрыдалась. Моська вскочила на диван и протяжно завыла.