Сила любви - Мари Кордоньер

— Где… Где я? — пролепетала Флёр.

— В безопасности, дочь моя, — произнесла монахиня, успокаивая гостью, и положила руки на висевший у нее на груди крест.

Флёр огляделась и увидела, что вместо грязного костюма наездницы на ней надета закрытая льняная рубашка, края которой затянуты вокруг шеи и запястий узкими лентами, а на самой рубашке нет никаких украшений или вышивок. Итак, монахини помыли и переодели ее, а она ничего не почувствовала.

— Кто же вы, почтенная мать? Где я? Где мой супруг? Сколько времени я уже у вас? Как я к вам попала? — Флёр пыталась получить ответы хотя бы на самые важные вопросы, вертевшиеся у нее в голове.

— Успокойтесь, мадам! — попыталась монахиня умерить ее волнение. — Никто здесь не причинит вам зла. Вы находитесь в монастыре бенедиктинок в городе Лис. Королева лично поручила нам заботиться о вашем здоровье и безопасности.

— Королева! — Флёр с облегчением на миг закрыла глаза. Значит, она была права, полагая, что королева о ней не забудет. — А мой супруг? — сразу же вырвался у нее следующий вопрос.

Монахиня молчала, и Флёр робко повторила вопрос, хотя и боялась получить плохой ответ. Неужели ее пребывание в этих благочестивых стенах означает, что он все же осуществил свой безумный план? Пожертвовал собой ради нее?

— О вашем супруге я ничего не знаю, мадам. Королева прислала своего лейб-медика, чтобы он осмотрел вас, и он дал точные наставления по уходу за вами. Самое важное сейчас для вас — немного покушать и хорошо отдохнуть. Вы должны соблюдать покой, чтобы набраться сил…

— Но я должна видеть мужа! Я не могу здесь оставаться…

— Монахини монастыря Лис — послушные служанки Ее Королевского Величества, мадам. Мы следуем приказам, которые получаем, и не спрашиваем, почему они отданы. Для вашего душевного состояния было бы благом, если бы и вы стали следовать монастырскому послушанию. Ищите силу в молитве, если у вас нет достаточного терпения повиноваться.

Этот призыв привел к тому, что Флёр скинула с себя одеяло, пытаясь встать с постели. Но ее сколь любезная, столь и непреклонная сиделка сразу же пресекла всякие попытки непослушания, силой усадив гостью обратно в постель и с неожиданной энергией снова укутав одеялом.

— Вы ослаблены, мадам! Такой шок, какой пережили вы, может привести к тяжелой нервной горячке. Вы должны себя щадить.

Она настояла на том, чтобы Флёр перекусила, а поскольку Флёр и действительно ощущала сильнейший голод, она подчинилась, подумав, однако, что, как только почувствует себя лучше, обязательно найдет способ разузнать о судьбе мужа.

Впрочем, когда Флёр, насытившись, откинулась обратно на подушки, ее охватила столь невероятная слабость, что возникло подозрение, не было ли подмешано к бодрящему, сдобренному взбитым яйцом глотку вина какое-то снотворное, чтобы успокоить больную. Кажется, Флёр недооценила возможностей почтенной матери-бенедиктинки, которая в этот момент как раз выносила из комнаты поднос.

Беспомощная, чувствуя усиливающуюся слабость, Флёр задремала. До самого последнего момента она испытывала переполнявшее ее тревожное чувство, что бросает Ива де Сен-Тессе на произвол судьбы.

Если он действительно сделал то, что говорил, Флёр была единственным на всем свете существом, которое могло помочь ему. Она не должна допустить его смерти под мечом палача!

Она обязана это сделать и ради него, и ради себя самой, поскольку его смерть означала бы конец и ее жизни… Но она так страшно, так ужасно устала…

— Где моя жена?

— Поистине, вы — человек действия! — приветствовал вошедший господин дышащего яростью графа, поднявшегося при виде посетителя со своего места у окна, через которое можно было наблюдать безотрадную картину нескончаемых лесов под проливным осенним дождем. Город Фонтенбло был окутан туманом и печалью. Это являлось весьма подходящим фоном для тех чувств, которые переполняли возбужденного молодого дворянина.

— Вы превосходите меня в знании моей личности, — фыркнул граф, стремясь сохранять самообладание. Он был на целую голову выше седовласого незнакомца, которого уже видел во время первого допроса.

С тех пор допросы повторялись неоднократно. Граф отказывался отвечать, поскольку Монморанси не гарантировал безопасность и свободу Флёр. Означает ли присутствие этого загадочного незнакомца, что пора вежливых допросов миновала? Что король хочет прибегнуть к иным методам, чтобы сломить арестанта?

Праздный вопрос. Он не боится этих методов. Единственное, что ему нужно, — это хоть немного унять беспокойство за жену. Их разлучили три дня тому назад. Теперь его держат в жалкой камере, где есть только кровать, ночной горшок да скамейка, и отказываются отвечать на его вопросы.

Что произошло за эти дни с его супругой? Держат ли ее в одиночестве в этом страшном подвале или перевели, как и его, в такую же жалкую кладовку? Что она чувствует? О чем думает?

— Это верно, превосхожу. — Незнакомец даже и после провоцирующих на враждебность слов графа оставался спокойным. — Но у меня есть основания назвать мое имя несколько позднее. Давайте лучше поговорим о вас. Мне сказали, что вы — человек, чья гордость не терпит обид; что вы — аристократ, чьи предки с незапамятных времен бились за честь Франции, и что вы по праву можете ими гордиться. Говорят, вы столь горды, что приказ короля жениться на дочери торговца был воспринят вами как глубочайшее унижение вашего дворянского достоинства.

— Исполнение приказа короля не может являться унижением, — дипломатически ушел от прямого ответа Шартьер. — А кроме того, приданое молодой дамы могло бы очень даже мне пригодиться.

— Но пока что вы не тронули из него ни флорина, ни кусочка золота, — поразил графа своей осведомленностью незнакомец. — Гордость?

Младший из собеседников использовал это ключевое слово, чтобы сменить тему.

— Если вы признаете за мною гордость, то примите к сведению, что я буду сам отвечать за свои поступки. Моя супруга следовала моим приказаниям, как это и приличествует послушной жене. За это ее нельзя ни порицать, ни привлекать к ответственности.

— Послушная жена… — повторил старший из собеседников с какой-то своеобразной интонацией и, опираясь на палку, прошел мимо Шартьера к окну. — Вы позволите мне позднее вернуться к этой вашей оценке молодой дамы, весьма напоминающей мне взгляд через розовые очки. А пока я хотел бы еще кое о чем поговорить с вами с глазу на глаз.

— Хорошо, продолжим игру в кошки-мышки, — буркнул Ив де Сен-Тессе и взлохматил всеми десятью пальцами копну своих густых волос, что должно было означать безнадежность их беседы. Обычная элегантность его внешности сильно пострадала от того, что он уже несколько дней не снимал с себя одежды, в которой был схвачен, но острота его ума никаких потерь не понесла. Полностью сосредоточившись, он шел на очередную схватку в этом опасном поединке, избрав тактику прямого нападения.