Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

– Мистрис Глег, не хотите ли вы сесть у камина, – сказал ее муж, не желая занять самое покойное место во всей комнате, не предложив его прежде ей.

– Вы видите, что я уже села, мистер Глег, – отвечала эта умная женщина: – если вам нравится, вы можете жариться сколько душе угодно.

– Ну, а каков наш бедный больной? – добродушно спросил мистер Глег.

– Мистер Тернбуль нашел, что ему гораздо лучше сегодня, – отвечала мистрис Теливер: – он уже приходит в себя и говорил со мною, но еще не узнает Тома, смотрит на него будто на чужого, хотя однажды он что-то говорил про Тома и его пони. Доктор говорит, что у него память пропала о последних годах, он только помнит старину, и Тома не узнает, потому что представляет его себе ребенком. Ах, Господи!

– Не водяная ли у него в голове? – сказала тетка Пулет, отворачиваясь от зеркала, у которого она поправляла свой чепчик. – И вряд ли он встанет, когда-нибудь; да если и встанет, то верно впадет во второе детство, подобно тому, как бедный мистер Кар! Его, несчастного, кормили с ложки, точно трехлетнего ребенка. Он совсем не мог ходить, но зато у него было кресло на колесах, в котором его возили; а ты вряд ли будешь иметь для мужа такое кресло и человека, чтоб его возить.

– Сестра Пулет! – строго сказала мистрис Глег: – мне кажется, мы сюда собрались для совещание о том, что нам делать в эту минуту, когда все наше семейство обесчещено, а не для того, чтоб толковать о посторонних людях. Мистер Кар, по крайней мере, сколько я знаю, не был нам родственником, и даже мы не имели с ним никаких связей.

– Сестра Глег, – жалобно отвечала мистрис Пулет, принужденно натягивая перчатки: – если вы хотите сказать что-нибудь непочтительное о мистере Каре, то прошу вас не говорить при мне. Я знаю, что он был за человек, прибавила она со вздохом: – бедный, он в последнее время так трудно дышал, что слышно было за две комнаты.

– Софи! – сказала мистрис Глег с отвращением и негодованием: – вы так распространяетесь о болезнях ваших знакомых, что даже неприлично. Но я опять повторяю, что я сюда приехала не для того, чтоб толковать о знакомых и об их дыхании. Если мы не для того собрались, чтоб услышать, что каждая намерена сделать для спасения сестры, то я тотчас уеду. Ясно, кажется, что одна не может действовать без другой: не мне же делать все одной.

– Однако, Джен, – сказала мистрис Пулет: – я не вижу, чтоб вы в этом деле были впереди других. Сколько я знаю, вы еще здесь в первый раз с тех пор, что пристав тут; а я уже была вчера и осмотрела все вещи Бесси, и обещала ей купить ее скатерти с мушками. Более я сделать не могла, ибо, что касаетсячайника, которого ей не хочется выпустить из семейства, то ясно, что не по моим средствам иметь два серебряных чайника, даже если б у него не был прямой носик; до скатертей же с мушками я всегда была большая охотница.

– Как бы я желала так устроить, – сказала жалобно мистрис Теливер: – чтоб не представлять на аукцион ни чайника, ни фарфора, ни щипчиков для сахара, ни моего прекрасного судка!

– Но, ведь, вы знаете, что этому горю помочь нельзя, – заметил мистер Глег: – если кто из вашего семейства пожелает их купить – очень хорошо, а то все вещи одинаково будет нужно представить.

– И нельзя же ожидать, – сказал мистер Пулет, совершенно некстати: – чтоб ваши родственники заплатили за вещи более чем они стоят. Они могут пойти ведь за ничто на аукционе.

– Скажите, пожалуйста! – завопила мистрис Теливер: – право, горько подумать, что мой фарфор будет продан с молотка. Я купила его, выходя замуж, точно также как и вы, Софи и Джен. Я знаю, вам никогда он не нравился, именно, его фон из золотых листочков: я же его очень любила; я сама всегда его мыла, и нет на нем ни кусочка отбитого; он цел и так свеж еще, что весело взглянут на его розы и тюльпаны. Вы бы не хотели, Джен, чтоб ваш сервиз был продан с молотка и разбит в кусочки, а ваш-то совсем потерял свой цвет и весь обит с краев, да к тому же он стоил гораздо дешевле моего. А судок мой, я уверена, вы, сестра Дин, желали бы его иметь: вы не раз его хвалили.

– Я не прочь купить некоторые лучшие вещи, – сказала мистрис Дин несколько надменно: – нам позволяют средства иметь в доме и лишние вещи.

– Лучшие вещи! – воскликнула мистрис Глег с негодованием, усилившимся еще от продолжительного молчания. – Меня, право, выводят из терпения все ваши толки о лучших вещах и покупках серебра и фарфора. Вы должны сообразоваться с обстоятельствами, Бесси, не думать о серебре и фарфоре, а только о том, как бы вам иметь постель – на чем спать, одеяло – чем прикрыться и стул – на чем сидеть. Вы должны помнить, что если вы это все будете иметь, то только потому, что друзья ваши вам их купят, ибо вы зависите совершенно от них. Муж ваш лежит беспомощный и не имеет ни одной копейки, которую мог бы назвать своею. Я говорю, что для вашей же пользы, ибо вы должны чувствовать, свое положение и пони мать, что муж ваш обесчестил все ваше семейство, на которое теперь одна ваша надежда, потому будьте Бесси смиренной.

Мистрис Глег остановилась. Ничто так не утомляет, как говорить энергически для добра других. Мистрис Теливер, всегда унижаемая семейным превосходством сестры Джен, приучившей ее с малолетства сносить иго меньшей сестры, отвечала жалобно:

– Я никогда, сестра, никого еще не просила об услуге, я только просила купить вещи, которые им же доставят удовольствие, а иначе они бы разошлись по чужим домам и были бы испорчены и сломаны. Я никогда не просила покупать вещи ради меня и детей моих. Хотя, когда Том родился, моя первая мысль была, что все мои вещи, которые я купила на свои деньги и так берегла, перейдут к нему, но я, право, ничего, не – сказала, чтоб можно было подумать, что я хочу отделить деньги у сестер. Все, что мой муж сделал для своей сестры – никому неизвестно, а мы были бы не в таком несчастном положении теперь, если б он не давал взаймы денег и потом, никогда не спрашивал их обратно.

– Успокойтесь! – добродушно сказал мистер Глег: – не надо же представлять себе дело в таких мрачных красках. Что сделано, того переделать нельзя. Мы сделаем все, что от нас зависит, и купим, что вам необходимо; Конечно, как мистрис Глег говорит, вещи должны быть только полезные и простые. О прихотях уж нечего и думать. Вам нужны хорошая постель, стол, один или два стула, кухонная посуда и тому подобное. Что ж делать! и я помню время, когда я себя бы не узнал, если б пришлось полежать на постели, а не на обычном полу. Поверьте, мы окружаем себя ненужными и лишними вещами только потому, что у нас есть деньги.

– Мистер Глег, – сказала его жена: – будьте так добры, позвольте мне промолвить словцо. – Вам хорошо говорить, Бесси, что вы никогда ничего не просили для вас покупать; а позвольте вам сказать, что вы именно должны были нас просить об этом. Скажите, пожалуйста, как же вы устроитесь, если вам родственники не помогут? Вам, просто, тогда придется идти в богадельню. Вы не должны забывать этого и смиренно просить нас сделать вам то, что мы можем, а не хвастаться тем, что вы ничего у нас не просили.

– Вы только что говорили о Моссах и о том, что им сделал мистер Теливер, – заметил мистер Пулет, известный своею изобретательностью, чуть дело касалось денежных займов. – Разве они еще у вас не были? Они должны же что-нибудь сделать наравне со всеми другими; притом, если он им дал взаймы денег, то их надо заставить заплатить.

– Конечно, – прибавила мистрис Дин: – я уже об этом думала. Как это, мистер и мистрис Мосс не здесь, не между нами! Кажется, справедливо, чтоб и они сделали что-нибудь с своей стороны.

– Ах, милая! – сказала мистрис Теливер: – я их и не известила о несчастии мистера Теливера, а они живут так далеко, в Басесте, что о нас никогда иначе не слышат, как чрез мистера Мосса, когда он приезжает на рынок. Я же ему никогда и не намекнула на наше несчастье. Странно, однако, что Магги их не известила: она всегда так любила свою тетку Мосс.

– Кстати, Бесси, зачем дети ваши не показываются? – заметила мистрис Пулет, услышав имя Магги. – Им не мешало бы послушать, о чем говорят их тетки и дяди; а что касается Магги, то, кажется, она бы должна любить меня более, чем свою тетку Мосс: ведь я заплатила половину денег за ее учение. К тому же, я могу умереть и сегодня – кто знает?

– Если б делали по-моему, – сказала мистрис Глег: – то детей бы привели с самого начала. Пора им узнать, на кого они должны надеяться; к тому же, должен же им кто-нибудь объяснить их положение и дать им почувствовать, что они терпят несчастье за грехи отца.

– Хорошо, сестра, я пойду и приведу их, – сказала мистрис Теливер с покорностью.

Она была совершенно убита и уже думала с отчаянием о драгоценностях кладовой.

Мистрис Теливер пошла наверх за Томом и Магги. Она нашла их в комнате отца. Ворочаясь назад в гостиную и проходя мимо кладовой, в голове у ней мелькнула мысль. Она пошла поспешно в кладовую, оставив детей одних идти вниз.