Адмиральские маршруты (или вспышки памяти и сведения со стороны) - Александр Солдатенков

На утренний доклад я принёс, завёрнутым в мятую газету, тот самый ключ, о котором уже было известно даже командующему Тихоокеанским флотом, а может уже и Главкому ВМФ. Все выслушали очередную порцию утренней рутины и приготовились к гвоздю программы: очередной взбучке старшего лейтенанта Солдатенкова А.Е., командира МПК-143, по поводу непринятия мер для подъёма бесценного инструмента. Я стоически выслушал очередную серию упрёков и угроз и совершенно буднично положил предмет разговора на стол командира дивизиона. Что подумал в этот момент комдив неизвестно, явно ничего хорошего, но победителей не судят, пришлось потерпеть в свою очередь и ему. Самое печальное, что нельзя было разглашать способ подъёма ключа и, как следствие, представлять главного героя — старшего матроса Галилова к поощрению за грамотные и самоотверженные действия в необычайной ситуации. На вопрос комдива: «Как вам это удалось?» Пришлось покривить душой и сказать, что всю ночь кидали магнит от списанного магнетрона, привязанный на капроновом конце, в пространство между крышкой шахты ПОУ и нижней частью контейнера и, в конце концов, вытащили ключ. За всеобщим удовлетворением и ликованием руководства было забыто (или сделан вид, что забыто), что ключ изготовлен из немагнитного металла — титана. В дальнейшем Галилов конечно был поощрён отпуском с выездом домой, но формулировка поощрения, к сожалению, была иная.

Разделка и герметизация узла крепления кабельтроса гарантийной бригадой была произведена за один рабочий день. Ещё световой день ушёл на выход в море и испытания контейнера на максимальную глубину погружения, а общий простой корабля составил неделю. Впоследствии я вспомнил о движении корабля в ходе госиспытаний в ледовых условиях с контейнером, не поднятым в шахту из-за неисправности гидравлической лебёдки, под гарантию ответсдатчика. Возможно, это были последствия того «гарантийного» плавания.

О случае, когда за невыполнение приказания можно получить внеочередное увольнение на берег

Корабль готовился к первой своей ракетной стрельбе в новом месте базирования — на Камчатке. Всё, что можно было сделать у причала, было сделано. Облёт зенитно-ракетного комплекса самолётом ЛИ-2 (комдив Лысин назвал его ТУ-16, это к вопросу о квалификации того, кто мною в то время командовал) с аппаратурой БОКИЗ (бортовой комплекс-измерений и записи) выполнен. Следующая и основная стадия подготовки — тренировки расчёта зенитно-ракетного комплекса по реальным целям. Тренировки проводились в дни полётов истребительной авиации с аэродрома Елизово. Так как посадочная глиссада аэродрома проходила над Авачинской губой, корабль становился на якорь под глиссадой и расчёт ЗРК «Оса-МА» мог обнаруживать, сопровождать и условно обстреливать до 60 целей за световой день. Истребители, выполнив свои полётные задания, заходили на посадку и использовались нами как реальные цели, идущие на корабль (они были об этом предупреждены и отрабатывали свои задачи, допустим нашего условного уничтожения или обнаружения факта работы по ним наших радиолокационных станций). И вот в разгар тренировок, когда весь расчёт ГКП и ЗРК вошёл в состояние спортивного азарта, когда и обнаружения получались на максимальной дальности, и сопровождение проходило без срывов, полёты истребителей прекратились. Ждём. И вдруг радиометрист станции обнаружения воздушных целей докладывает: «Цель воздушная, пеленг … , дистанция … , идёт на нас!» ГКП бодро реагирует: «ЗРК, принять целеуказание, пеленг… , дистанция …». Доклад из зенитно-ракетного поста: «Целеуказание принято, пеленг… , дистанция… . Но через некоторое время: «Товарищ командир, мы эту цель сопровождать не будем». «Почему?» — возмутился я. Флегматичный голос старшины команды зенитно-ракетного комплекса в ответ доложил: «Судя по скорости и величине отметки на экране РЛС — это рейсовый ИЛ-62 «Аэрофлота», у него на борту до 186 пассажиров, поэтому мы эту цель сопровождать ракетным комплексом не будем». На ГКП пауза — смотрим в сторону, откуда должен появиться пассажирский самолёт. И вот он появляется во всём великолепии, со всеми выпущенными закрылками, предкрылками и шасси, уже на небольшой высоте и на малой скорости. ИЛ-62 действительно красивый самолёт. Ни экипаж лайнера, ни его пассажиры даже предположить не могли, что матросы и старшины — операторы из состава расчёта зенитно-ракетного комплекса скромного МПК-143, способного разнести в клочья любой боевой самолёт, отнеслись к ним с таким уважением и осторожностью, что даже в учебных целях не стали сопровождать боевым зенитно-ракетным комплексом. А у меня возникла невольная гордость за этих прекрасных ребят, которые чётко различают, где тренировка, а где бой, и ради кого мы все здесь на этом корабле находимся. Я взял микрофон общекорабельной боевой трансляции и всему расчёту ЗРК объявил внеочередное увольнение на берег, которое и было реализовано в ближайший выходной день.

О поисках пьянствующих офицеров

С юношеских времён судьба наградила меня крупным носом со множеством капилляров (помню у деда по отцовской линии был такой же, у дяди такой же). Соответственно и цвет у него был красноватый. А так как встречают по одёжке…(в моём случае по внешности) то и встретили меня на Камчатке настороженно. А не сплавил ли Штаб Флота к ним, непогрешимым, пьянствующего командира корабля вместе с новейшим кораблём? Вопрос возник и требовал разрешения в возможно короткие сроки. Способы поиска ответа были весьма разнообразны. Так, например, все мичманы штаба дивизиона втихаря докладывали командиру дивизиона капитану второго ранга Лысину Л.А. всё, что удавалось выудить о командире, из разговоров с членами экипажа и из своих, не всегда объективных, наблюдений. Они могли в любое время заглянуть в каюту, с каким либо бестолковым вопросом, а то и откровенно предложить выпить в вечернее время. Сам командир дивизиона старался, как мог. Организация плановых и внезапных проверок наличия спирта, предназначенного для обслуживания технических средств, один из способов его стараний. На утренних докладах он под благовидными предлогами сажал меня за ближайший стол в классе тактической подготовки для оперативного анализа выдыхаемой воздушной смеси (обнюхивания). Например, он мог вызвать меня к себе между двумя и тремя часами ночи, якобы для инструктажа по вопросам старшинства в дивизионе перед своим выходом в море, на время его отсутствия на берегу. Ходя передо мной по помещению, где происходил «инструктаж», он проходил так близко, что мне волей неволей приходилось отклоняться в сторону во избежание задевания меня его плечом. А утром я узнавал, что эти обязанности возложены на другого командира. Из десяти командиров восемь были капитанами третьего ранга, и было бы не вполне вежливо оставлять старшим в дивизионе старшего лейтенанта. Кстати моё не высокое воинское звание в глазах командования косвенно подтверждало подозрения об алкогольном прошлом. Ведь задержали же присвоение очередного воинского звания капитан-лейтенант за что-то? Причина задержки была как банальна, так и печальна: к этому времени я уже три раза участвовал в приёмках новостроящихся кораблей, в разных должностях. А приёмка только одного корабля это два года вне поля зрения отдела кадров. В кадрах бушевало мнение: офицер ничего не просит, значит, ему ничего не надо и дожидались прибытия нового корабля в состав соединения — глядишь и причины для задержки присвоения звания, по итогам приёмки корабля, найдутся. Причин не находилось, а время ушло. А прощальную подлость мне устроил командир бригады ОВР с Русского острова. Представление на звание перед уходом на Камчатку было послано по требованию председателя приёмной комиссии от штаба моей будущей 114 бригады кораблей овр. Но его вернули из-за ошибок в оформлении (по вине офицера по кадрам штаба 47 бригады кораблей овр) и, вместо исправления, попросту уничтожили по приказанию комбрига (это мне рассказал мой одноклассник Петя Калашников, представление на которого посылали вместе с моим, его тоже вернули, исправили и послали снова). На Камчатке знали о посланном представлении (одним из замечаний комиссии по приёмке корабля в состав КВФ как раз и была беспричинная задержка очередного воинского звания командиру), ждали итога, но, на всякий случай, наказывали даже за повод к проступку. Прервалась вся эта бестолковщина хорошим штормом в прямом смысле слова. Как-то Лысин пошёл в море на моём корабле один без офицеров штаба дивизиона. Цель выхода — закрытие района стрельб для береговых ракетно-артиллерийских войск (БРАВ). Погода в морях, омывающих полуостров Камчатка, меняется в худшую сторону внезапно. Видимо оперативная служба Камчатской Военной Флотилии ухудшение погоды просто «проспала». Иногда это возможно при формировании циклонических явлений в средине Курильской гряды или в Охотском море. Командующий Флотилией дал на все корабли в море приказание: «Укрыться». Что случалось не часто. Я за всю свою службу таких штормов могу припомнить не больше четырёх-пяти, а такое приказание вообще только одно. Надо сказать, что Лысину в то время было сорок девять лет (!). По понятиям старшего лейтенанта — весьма серьёзный возраст. Шторм он переносил очень тяжело. Я даже дал команду корабельному фельдшеру мичману М.Драгун (фамилия такая) быть готовым к оказанию медицинской помощи, но обошлось. Корабль, не имевший ограничений по штормовой мореходности, был герметизирован, выход на верхнюю палубу запрещён, средства борьбы за живучесть в готовности к применению. Главные машины работали надёжно, навигационные приборы тоже. Одна боевая смена переносила штормовую качку удовлетворительно, пища разносилась по боевым постам, можно заниматься поисками укрытия от шторма. У восточных берегов Камчатки укрытий практически нет. Пришлось прятаться от ветра и волны за малюсеньким островом Уташуд. Вокруг него мы ходили почти двое суток до улучшения погоды. Наконец более-менее стихло, и даже появилась возможность стать на якорь. Так как во время качки комдив почти ничего не ел, то я приказал коку пожарить картошки с мясом (на кораблях ВМФ это всегда деликатес), лично заварил крепкого и вкусного чая и предложил Лысину покушать. Он охотно согласился. И вот когда он собирался перейти к чаю, я спросил, нет ли у него каких либо желаний. То ли в шутку то ли в серьёз он сказал, что было бы не плохо выпить стакан коньяка. Я открыл свой сейф и достал оттуда бутылку армянского коньяка трёхлетней выдержки, упакованную в футляр из пенополиуретана, чтобы не бренчала при качке, и налил стакан, как он просил. Комдив выпил стакан и стал разглядывать бутылку. На бутылочной этикетке отчётливо читался штамп фиолетовой штемпельной краской: «Ресторан “Камчатка”» — ресторана, который уже больше года был закрыт на ремонт. Комдив это знал, потому что около года была в отъезде его неподражаемая супруга Роза, и он иногда посещал подобные заведения. Он был удивлён наличием бутылки коньяка, нетронутой столь долгое время. По логике алкоголиков сначала выпиваются пищевые алкогольные напитки, а уж потом всё что есть. В общем, бутылка коньяка в штормовом море была той каплей дополнительной информации о не верности подозрений в мой адрес, которой оказалось достаточно для полного их снятия. Каким то образом Лысину удалось довести свои выводы до командира бригады, которого до этого факта он же убеждал в обратном. С меня в недельный срок поснимали все ранее выдуманные взыскания и присвоили очередное воинское звание капитан-лейтенант (первое истинно морское, как мы шутили). На этом поиск зелёных чертенят в моей компании был прекращён. А бутылку коньяка я стал держать в сейфе постоянно — мало ли что?