Атаман Платов - Владимир Лесин

В назначенное время Александр и Наполеон, надев на себя ленты с пожалованными орденами, двинулись один к другому по улице, по обеим сторонам которой стояли развернутым строем батальоны русской и французской гвардии. На полпути встретились и обменялись ратифицированными договорами. По окончании этой церемонии состоялся парад. Солдаты, чеканя шаг, прошли перед императорами, маршалами и генералами.

Судя по всему, протокол предусматривал представление генералов. Однако в нашем распоряжении имеется лишь одно свидетельство об этом, переданное со слов Матвея Ивановича его секретарем Николаем Федоровичем Смирным.

Когда очередь дошла до атамана донских казаков, Наполеон бросил на него «быстрый взгляд» и с необычайной поспешностью проследовал мимо, не сказав ни одного слова и даже не поприветствовав его. Как пишет Смирный, Матвей Иванович с удовольствием вспоминал об этом, говоря:

— Не знаю, почему таким страшным показался я ему, вроде бы ничем не разнился наружностью от других людей…

Возможно, спустя годы, оказавшись на вершине славы, Платов действительно со смехом вспоминал эту встречу с Наполеоном, но в тот «торжественный день» он был мрачнее тучи. Когда подвыпившие французские генералы попытались вывести его из дурного расположения, он бросил сердито:

— Господа, возможен мир между моим государем и Бонапартом, но невозможны любезности между мною и французскими генералами.

Похоже, Матвей Иванович близко к сердцу принял договор «о мире и дружбе», коль так неучтиво обошелся с новыми союзниками и даже позволил себе нарушить царский запрет называть Наполеона не по имени (как императора), а по фамилии. Покинув торжествующее общество победителей, он поскакал на обед к прусской королевской чете.

По дороге атаман успокоился, за столом много шутил и вообще был в центре внимания. Он понравился королю и королеве, и в этом мы еще убедимся, но особенно по душе он пришелся обер-гофмейстерине графине Фосс. Вот какую запись сделала она в дневнике 25 июня:

«Платов необыкновенно высокий, смуглый, черноволосый человек с бесконечно добрым выражением лица, весьма обязательный и любезный; в конце концов он обещал прислать мне свой портрет. В четыре часа мы поехали в лагерь к казакам… Казаки нам пели, и очень хорошо. Погода была дурная…»

Если обещал «прислать свой портрет», значит — прислал, а коль «в конце концов» согласился, значит — настаивала. Склонен думать, что «обязательный и любезный» Матвей Иванович сдержал слово, хотя сведений об этом нет…

После отъезда императоров из Тильзита Платов еще несколько дней оставался в Восточной Пруссии, готовя казаков к походу в Молдавию на театр военных действий с Турцией. 3 июля он еще раз навестил королеву Луизу — «единственно для того, чтобы засвидетельствовать почтение» ее величеству, но задержался на обед, а после вместе с переводчиком был у графини Фосс. Расставшись с ним, она заполнила дневник впечатлениями минувшего дня:

«Старый Платов вполне достоин уважения; как и все порядочные русские люди, он страшно убит заключенным унизительным миром. Этим миром царь опозорил себя, но больше всего в нем виноват великий князь…» Имелся в виду брат императора — Константин Павлович.

Не стоит, наверное, безоговорочно соглашаться с графиней Фосс. Действительно, великий князь еще до поражения под Фридландом убеждал своего венценосного брата вступить в переговоры с Наполеоном. Он находился в армии, видел ее состояние и неспособность противостоять «испытанным в боях и по-прежнему непобедимым французским войскам». Александр же судил об обстановке по донесениям главнокомандующего, который все одерживал победы, но после каждой отступал и всякий раз находил объяснение своей тактике. Поэтому государь держался до конца, продолжая войну. А прислушайся он к совету Константина Павловича, может статься, и мир был бы не столь унизительным.

В одном графиня была права: мир оказался унизительным. Так считали и в самой России. Некоторые впечатлительные современники даже заливались слезами, ознакомившись с условиями Тильзитского договора, например, П. Я. Чаадаев. А кто и когда считался с побежденными?

Кампания 1807 года оказалась кампанией неиспользованных возможностей казаков, впрочем, и армии тоже. В русле же реального развития событий казаки действовали весьма активно. За командование корпусом Платов удостоился орденов Георгия 2-го класса, Владимира 2-й степени и Александра Невского. Кроме того, Беннигсен представил его к чину генерала от кавалерии, но император решил повременить с повышением. Атаман очень расстроился.

Его величество Фридрих Вильгельм III подарил Матвею Ивановичу табакерку и пожаловал орденами Красного и Белого орлов, а королева Луиза передала Марфе Дмитриевне Платовой плюмаж из перьев цапли.

Получая ордена, атаман не забывал и о своих подчиненных. При всяком удобном случае он представлял их к наградам. Даже у прусского короля выпросил Красных орлов для генерал-майоров Николая, Ивана и Павла Иловайских и Андриана Денисова, «дабы утешить их, людей, поистине благоволения сего заслуживающих, и побудить тем к вящей отличности».

Уважая просьбу Матвея Ивановича, государь Александр Павлович согласился выслать ему сверх установленной нормы 475 знаков Военного ордена «для награждения отличившихся нижних чинов».

И еще одну награду государь пожаловал казакам — почетное знамя с изображением государственного герба, увитого лаврами, и георгиевской ленты с надписью: «Вернолюбезному Войску Донскому за оказанные заслуги в продолжение кампании против французов 1807 года».

К награде прилагалась царская грамота. Александр писал:

«Войско Донское, с давних лет всей Европе известное неустрашимостью своею, неутомимым мужеством и неизменною любовью к Отечеству, превзошло древнюю славу предков своих в походах и битвах 1805 и 1807 годов против французов под предводительством атамана генерала Платова и других своих начальников…»

Далее государь выражал надежду, что признательность Войску, им изъявленная, «обратится ему в священную обязанность стремиться с новою ревностью к новым подвигам по первому воззванию Отечества».

Отечество призвало казаков сразу после завершения тильзитских переговоров. Уже 8 июля 1807 года Платов выступил в поход и «последовал по высочайшей воле с Войском Донским в Молдавскую армию против турок». Накануне он написал императрице Марии Федоровне, поздравил ее величество с окончанием войны с французами и заключением мира; поблагодарил за добрую память о нем и приветы, которые «неоднократно от приезжавших — из Петербурга — имел щастие получать»; выразил «всенижайшее почтение» великой княжне Екатерине Павловне «за милость», объявленную ему через цесаревича Константина Павловича.