Орфей - Николай Полунин

Какая была осень! Прозрачная, хрустящая, багряная, золотая, обжигающая, ласковая! Они с Женей поехали на Оку в один из выходных. Шашлык на кусках проволоки взамен забытых дома шампуров, насквозь видимая березовая роща, немудреное вино. Почему он не настоял, чтобы остановиться хоть в каком-нибудь кемпинге, он, привыкший уже отдыхать если не с особенным комфортом, то хоть с элементарными удобствами? Вениамин вообще предлагал дачу. Клязьма, Истра, Руза, Пироговское водохранилище — на выбор, все блага цивилизации плюс стопроцентная природа в двух шагах. Но с Женей это было как возвращение в неприхотливую юность. Поодаль длинно горели три бревна, сложенные в костер-нодью, а они сидели на пороге палатки, и Женя показывала ему звезды первой величины и называла их. Благодаря ей он начал разбираться в звездном небе.

Как хорошо, что есть на свете этомхолмы, курганы и ночные крыши,и прочие возвышенные точки,чтоб было, где дышать на свете этом!

Сколько он написал ей стихов, больше, чем писал в семнадцать лет, честное слово! Часто они просто выговаривались, придумываясь прямо на ходу, лились, как песня, хотя он все запомнил.

Он помнил ее тело, тонкое и гладкое, крепкое, как ствол молодой березки, и гибкое, как у горностая, по-девичьи угловатое, по-женски щедрое. Он помнил ее тонкие волосы, пахнущие въевшимся степным солнцем, теплые нежно-розовые губы, ровные маленькие жадные зубы, задавленный крик, который рвался из нее и который никогда она не выпускала в самые безумные моменты их любви. И свою сладкую беспомощность от ее заветного «Гарька, мой Гарька»… Она вошла в него вся, разом, как он входил в нее разгоряченной плотью, она запечатлелась в нем, как моментальное фото, как сто тысяч лет назад вырубленный рисунок в скале, как человеческая тень на стене после термоядерной вспышки. Другое дело, он, оказывается, мог думать об этом только в своих снах, да и то пришедших не по его воле…

А свой вопрос Сергею Иванычу, Анатолию и Вениамину он задал. Начал-то с разговора о судьбе рукописи «Министра…» и так далее. Вообще о собственных перспективах. Почему повторяются тесты. Что, черт возьми, они означают. Будут ли новые темы с обеспечением информационных проработок, как в предыдущий раз. Ему, в конце концов, надо со своим издательством решать — работает он для них дальше, нет? Шутки, что ли? Квартира за какие заслуги? Это ж с ума сойти, что за деньги, ему в полторы жизни не отработать. Чего от него хотят, чего ожидают? Только без дураков!

Да, сказано было ему, мы ожидали вашего вопроса. Мы даже не будем говорить, что вы и сами догадываетесь, каков будет ответ, и мы готовы вам этот ответ дать. Но сперва подумайте, ведь последующие наши взаимоотношения перейдут в иное качество. Добровольный участник эксперимента — одно. Сотрудник специального федерального учреждения — другое.

Он послушно подумал и спросил, в чем они видят принципиальную разницу, если ему придется делать то же самое, что он делает сейчас. «Ни в какие сотрудники я не набиваюсь. Я просто прошу, чтобы мне объяснили суть происходящего».

Разница в степени ответственности, отвечали ему. Становясь посвященным, вы автоматически переходите в иной статус. Может быть, «сотрудником» — это не совсем корректное определение. Но у вас появляются возможность и право требовать. Начиная с соблюдения режима секретности и заканчивая обязательной работой над заданиями. Пока вы можете отказаться.

Он отметил про себя это «пока», вслух же выразил недоумение: мало ли того, что он подписал? И вообще неужто, чтобы получить информацию о самом себе, он должен становиться сотрудником чего бы то ни было? (Задело это его — «сотрудник».)

Дело не в статусе вашем персональном, а в характере информации. Существуют разделы сведений, выходящих даже за рамки государственной тайны, одно приближение к которым обусловливает совершенно иные формы взаимодействия между приблизившимся и теми, кто этими сведениями уже обладает.

Но речь-то касается его самого?! — возмутился он.

А это независимо кого. Хоть и самого субъекта.

Впрочем, сказали, не расстраивайтесь, с вами мы недостаточно понимаем суть. Этот разговор вообще стал возможен потому лишь, что есть решение попытаться разгадать ваш феномен совместно, общими усилиями. «Возьми домой, — сказал посерьезневший Веня, протягивая дискету, — подумай спокойно, легче будет ориентироваться в наших проблемах. Они ведь теперь общие, твои личные — и наши, и ты всегда будешь чувствовать поддержку. Как сейчас. Вообще, меньше волнуйся, взгляни отстранение. Ведь, помимо всего прочего, это еще и какой сюжет, а?»

В обстановке дубового гарнитура своей новой квартиры, за массивным письменным столом, он включил перевезенную сюда верную «четверочку», поставил дискету и убедился, что да, сюжет есть.

Анализировалось шесть позиций, пять из них те, что он показывал, раскрывая Сергей Иванычу, Анатолию и Вениамину свой Метод. Формат анализа: название, аннотация нужных моментов, сопоставление написанного с реально случившимся. Приводились документы: состоявшиеся рождения и смерти, женитьбы и разводы, заведенные уголовные дела, официально зафиксированные чрезвычайные происшествия и даже сводки погоды.

Пример. «Каникулы в октябре», давняя вещица, и думать забыл, действие происходит в музее деревянного зодчества Ново-Иерусалимского монастыря. Большая стрельба. Как полагается, с впечатляющими сценами, красивым пожаром. Справка: в год написания — повтор в реальной жизни. Стрельбы было поменьше, а пожар — в точности. Более того, описывая, автор вспомнил, как в восемьдесят седьмом провел осень примерно в тех краях, и за весь золотой октябрь не случилось ни капли дождика. «Абсолютный рекорд, который не может быть перекрыт, а только повторен». Очень понравилось определение из тогдашней метеосводки, и под него была придумана погода. Справка: в осень, наставшую вслед за летом, когда было написано, весь Истринский район заливался и гнил, а вокруг города и храма над изгибом реки тучи лишь ходили, не роняя ни капли, и солнце показывалось каждый день. В храме отслужили молебен.

Пример покруче. Прямо скажем, вспомнить нелегко. Рассказик из разряда «страшных». Вообще-то на малые формы спроса никакого, но один дружочек, раскрутившийся с собственным еженедельником, попросил что-нибудь поострее и короткое. Потом кто-то из знакомых, тот сноб из особняка, сказал недоуменно: «Что это тебя, старик, на чернуху-то потянуло?»

Ну, да, да, пользовался он своим Методом, и девчонку ту с парнишкой, что в рассказике попали в лапы одуревшей от алкоголя и шмали стаи малолеток, взял с румяной парочки, что жили двумя этажами ниже, встречался он с ними частенько, делал ручкой: «Салют, молодежь!» Задумав написать, отложил ежедневные свои страницы, работал тридцать восемь часов подряд на коньяке и сумасшедшей крепости кофе; никогда так больше не делал и рассказик, отдавши рукопись и получивши свое, никогда не перечитывал. Справка: выдержка из сводки криминальных происшествий по городу, выписка из протокола осмотра места преступления. Все совпадало: время, место, жертвы, обстоятельства, — все. Спасибо, перечислений следов пыток не приложили, подумалось. Надо же, а он считал — переехали, и все. И разговоров во дворе никогда не слушал… Зачем ему дали все это читать?

Как водится, на столе появился коньяк. Из оставшихся позиций (еще повесть, два коротких романа, рассказ) особо страшного ничего не было. Зато было фантастическое.

«Смотрите, это он!» Ерундовая, но забавно состряпанная чепуховина про то, как возведенные людьми дома, проложенные дороги и трамвайные линии, канализационные трубы, электрические и телефонные кабели вдруг сговорились и начали людей от себя выживать. Начальный импульс, как он теперь мог припомнить, пришел ну совершенно случайно. Проезжая как-то вечером на такси, взглянул на отдаленное мерцание огоньков в огромной спальной застройке Северного Чертанова. Вдруг представил, как будет, если это начнет включаться-выключаться само. Дома додумалось, дописалось. Что поразило: делалось-то, что называется, по мимолетному движению души, «просто так», не для «семечки», которой в тот момент был занят. У «семечек» вообще свои, очень конкретные законы, для них такое не годится. Поэтому бросил в кипу копящейся внизу шкафа макулатуры. Справка: в тот же месяц того же года, когда это написано, один из районов Москвы был охвачен небывалой активностью «игривых духов». Да не весь район, а буквально несколько корпусов между Сумским проездом и Балаклавским проспектом, что видны из проезжающей по Балаклавскому машины. То есть именно Северное Чертаново. (Подтверждение: статья в «АиФ» № 34 от 17–23 августа, например. Тогда это, разумеется, прошло мимо него.) Пик полтергейста длился не более суток, но люди покидали, либо, наоборот, не имели возможности покинуть свои взбесившиеся квартиры, доходило и до этого, так был силен.