Орфей - Николай Полунин

Сейчас, я слышал, выходит масса литературы по этому поводу. Обрывки информации мне встречались даже в красивых новых газетах, разрозненных страничках, которые я находил после охотников в лесу. Но я-то начал интересоваться, когда отыскать что-либо было значительно труднее. Занимался недолго и неуглубленно. А потом почти четыре года и это забывал.

Случай «прежде уже полученного письма». Марк Твен утверждал, что, читая однажды письмо приятеля, с самых первых строк проникся уверенностью, что в точности такое получал несколько лет назад. Охотно делился воспоминаниями о феномене, сетуя, что «нигде его толком так и не использовал».

Предсказания. Тринадцатилетний Уильям Блейк, позднее известный писатель и художник. Во время посещения лавки гравера: «Мне не нравится этот человек. По его лицу я вижу, что его ждет виселица». Двенадцать лет спустя беднягу обвинили в подделке банкнот и повесили. Быть может, он был виновен на самом деле.

Пророчества собственной судьбы. Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев): «Я умру от солнечных стрел». Скончался от последствий теплового удара.

Юный поэт Леня Каннигиссер, приветствуя парадный выезд Александра Федоровича Керенского, увидел свой конец:

Тогда у блаженного входа,В предсмертном и радостном сне,Я вспомню Россия, Свобода,Керенский на белом коне…

С необыкновенной легкостью, как хлопнуть пробкой шампанского, Леонид Каннигиссер застрелил страшного товарища Урицкого. Того самого, начальника петербургского ЧК. Каннигиссер «казнен по закону красного революционного террора». А четверостишие написано в марте 1917-го, когда и слов-то таких, как «предгубчека», в русском языке не водилось.

Вещие сны. Брет Гарт ночевал как-то на даче, которая прежде принадлежала Байрону. В первую же ночь явившаяся тень поэта указала Гарту старинный потайной ход, который требовалось починить для удобства привидения. Наутро ход, о котором Брет Гарт, засыпая, знать никак не мог, вскрыли, и там действительно оказались провалившимися две ступеньки. Не знаю, может, и починили тогда.

Даниил Андреев, сын писателя Леонида Андреева, сам писатель и философ. Статья 58–10, контрреволюционный червонец без права переписки. В тюрьме создана «Роза Мира» — новейшее философское учение, «ставящее Д.Андреева в ряд крупнейших мыслителей человечества». Теперь, значит, поставило, тогда просто посадило. Ладно. Скончался вскоре после освобождения, в 59-м. За несколько дней жаловался жене, что за ним начали являться «очень страшные. Они питаются моими страданиями». А перед самым концом ему приснился вдруг цесаревич Алексей. «Ты не представляешь, какой подвиг совершил Алексей во имя России!» Не монархист, никогда не интересовавшийся судьбой мнимо и истинно уцелевших членов царской семьи, описавший стройную систему расходящихся вниз и вверх от нашего Миров, Даниил Андреев покинул этот Мир в день, именуемый в святцах Днем Алексея, Божьего человека. Снова совпадения, которых я не смог миновать.

Стивену Кингу снится повторяющийся кошмар: он работает в душной комнате, а за чердачной дверью прячется сумасшедшая женщина со скальпелем в руках. Если он не закончит работу, она ворвется в комнату. И вот она врывается… (Источник: Найоми Ипел, «Сны писателей».) А еще у Кинга, самого высокогонорарного писателя современности, кроме романов ужасов, есть маленький рассказик «Текст-процессор». Это такая самодельная плохонькая ЭВМ, чтобы только-только на ней можно было писать тексты. Но будучи набранными, все пожелания и происшествия сбывались. Такое Емелино «по щучьему велению» в электронном американском варианте.

Дорисовав до этого свидетельства, я почувствовал, что больше не хочу. Не хочу и не могу. Скомкал всю геометрию. Зачем писал, чтобы пустой не жечь?

Меня вело, вело… Я едва смог доползти до койки. Отключился с мерзким ощущением себя в роли Буратино, который проткнул холст и по виду паутины и дохлых мух пытается понять, частичка чего ему показана.

Не прошло недели, как однажды вместе с машиной к подъезду прибыл заговорщически улыбающийся Вениамин. «Работы сегодня не будет, — объявил он, — а я повезу вас показывать подарок… ах, ты один? Ну, ладно, сам потом похвастаешься. Нет, сюрприз, имей терпение, через полчаса увидишь. Запомни, как «Отче наш» затверди — я не просто твой литагент, я твой продюсер, кормилица и поилица, заботник, чародей, прислуга за все, ангел-хранитель и он же Архангел Гавриил с огненным мечом, если будешь лениться!.. Короче, решено предоставить тебе кое-что поприличнее твоей угловой однокомнатной хрущобы».

Дом стоял в тишайшем Зачатьевском переулке, из окон видно монастырь. Две комнаты с длинным, как тоннель метро, коридором, штучной обстановкой и домашней техникой. Одних телевизоров три.

На кухне маленький для «монинг-ньюс» за завтраком и «ньюс-тунайт» за ужином, видеодвойка в спальне и шикарный панорамный «Панасоник» со стерсо-«ушами» в мебельной стенке. А комбайны, кухонные и прочие?! А явно только-только сделанный евроремонт?! А документы все чин по чину, без сучка-задоринки, комар носу не подточит?! На его имя. Движимое имущество и приватизированная недвижимость, ему лично принадлежащие. Вчерашним днем оформленные, только подпись поставить во всех местах, где полагается. Поставил… Вечером, проводив Вениамина, выписал на бумажку цифры, сколько все это стоит. Считая нули в итоге, подумал, как все-таки скромно стали жить пускай молодые и удачливые, но литераторы. Женя на переселение из «края тополей и помоек» в центр столицы реагировала своеобычно — лишь широко раскрыла глаза, но молчала так долго, что ему пришлось начать ее серые глаза целовать. В общем, ему и самому было не по себе, и он чувствовал, что решительное объяснение с «психологами» приближается. Разве он мог знать, каким оно будет?

К его удивлению, тесты продолжились. «Чего такого вы еще про меня не выяснили?» — «У-у! Много. Душа человеческая — целая Вселенная, слышал? Вот вроде нас на этом бездельники и подъедаются всю жизнь. На повышенной зарплате. Повторим-ка вот эту серию…»

В комнату, где после работы пился чай, а то и кофе с коньячком, посмеивались анекдотам и всяким смехушечкам, которые он изобретал, когда надоедало выполнять задания, стали заглядывать гости. В разговоры не вмешивались, так, постоят на пороге, посмотрят. Кое-кого он начал знать в лицо. Сергей Иваныч, Анатолий и Вениамин вообще на посетителей не реагировали. Будто пустое место. Их, посетителей, тоже был, как говорится, ограниченный контингент. В само бордовое здание филиала НИИТоВ особо-то не войдешь — тройная проверка. Один из гостей запомнился, с кем-то громко говорил на подходе к порогу их «чайной» комнаты, и тот обращался: «Семен» и «Семен Лукич». Лицо у этого Лукича такое… массивное. И по коридорам, он вдруг отметил себе, когда шли, приходя-уходя, никто не встречался.

И был гость совсем новый. По поведению знакомцев-«психологов», по тому, что нового гостя сопровождали сразу трое, без труда можно было догадаться, что этот — из начальства и немалого. Появилось и не оставляло ощущение, будто где-то уже видел плотного, как налитого отчетливой физической силой мужчину лет сорока пяти с небольшим. Гладкое лицо, глаза-буравчики, немодные полубачки, зачес на плешь. Несмотря на чуть-чуть кажущуюся грузность, движения — как у шарика ртути. Гость был в ярком спортивном костюме.

Получилась немая сцена. Вопреки обыкновению, Сергей Иваныч и остальные встали, вытянулись. Гость некоторое время смотрел прямо на него, оставшегося в кресле, потому что просто растерялся. Один из сопровождающих шепнул на ухо, гость хмыкнул, хрюкнул, сказал: «Ага!» — и исчез за дверью. Следом исчез и Сергей Иваныч, которого поманили чуть не пальчиком. Веня медленно выдохнул.

«На меня посмотрели, что дальше?» — «А дальше то, что ты в телевизор глядишь?» — «Нечасто». — «Вот приглядись повнимательней во время всяких официальных встреч в верхах и выездах в народ. Он там, бывает, мелькнет. Всегда за плечом стоит». — «У кого за плечом?» — тупо переспросил он и понял. «Дошло? Начальник к Эс-Бе-Пе, Управления личной охраны. Самый могущественный охранник в стране». — «Специально, значит, на меня приезжал взглянуть?» — «Значит, специально. Хорошо, довольно на сегодня, расходимся». — «Мелкими группами и поодиночке», — не преминул вставить Вениамин.

Какая была осень! Прозрачная, хрустящая, багряная, золотая, обжигающая, ласковая! Они с Женей поехали на Оку в один из выходных. Шашлык на кусках проволоки взамен забытых дома шампуров, насквозь видимая березовая роща, немудреное вино. Почему он не настоял, чтобы остановиться хоть в каком-нибудь кемпинге, он, привыкший уже отдыхать если не с особенным комфортом, то хоть с элементарными удобствами? Вениамин вообще предлагал дачу. Клязьма, Истра, Руза, Пироговское водохранилище — на выбор, все блага цивилизации плюс стопроцентная природа в двух шагах. Но с Женей это было как возвращение в неприхотливую юность. Поодаль длинно горели три бревна, сложенные в костер-нодью, а они сидели на пороге палатки, и Женя показывала ему звезды первой величины и называла их. Благодаря ей он начал разбираться в звездном небе.