Вакуумные цветы - Майкл Суэнвик

Вскоре кто-то вежливо постучался в дверь. Ребел разрешила войти, и в комнату вошел молодой послушник. Он был такой же безволосый, как и все остальные, но не такой истощенный. Встав перед ней на колени и склонив голову, он прошептал:

– Этого послушника зовут Зузу. Сие древнее слово означает «сплетня».

– Ох, Господи! – перебила его Ребел. – Да перестаньте вы так унижаться. – Она подвинулась и постучала по камню рядом с собой. – Садитесь, расслабьтесь и скажите то, что хотите сказать.

– Я… – начал молодой человек. Он покраснел. – Этот послушник пребывает здесь недавно. Он еще не научился полностью унижать себя. – Затем он вдруг посмотрел на Ребел в упор удивительно ясными, синими глазами и взял ее руки в свои. – Община заметила вашу скорбь и обсудила ее. Если вы можете найти утешение в наслаждении плотью, этот послушник пришел предложить вам свои услуги:

– Ох, Господи! – проговорила Ребел. Но он был такой хорошенький, что она не убрала руки. Немного помолчав, Ребел сказала:

– Ну, возможно, это лучший выход.

Никогда у нее не было такого пылкого любовника, как Зузу. Он делал все очень серьезно и даже торжественно, но выполнял любое ее желание и явно знал о сексе больше нее. Зузу не стремился доставить себе удовольствие, он отдавал все Ребел. Он представлял собой невероятную комбинацию атлета, танцора и гейши в одном лице. Он довел ее почти до оргазма и продлевал ласки, балансируя на грани, пока она не перестала различать, где кончается ее тело и начинается его.

Наконец, изогнувшись в судороге, Ребел крепко обняла Зузу за талию, обеими руками прижала к себе его лысую голову, и острое наслаждение сменилось чувством освобождения.

– Да-а, – сказала Ребел, когда обрела дар речи. – Ты замечательный любовник, тебе это известно?

Лицо послушника было прекрасно, маска небесного спокойствия.

– Этот послушник ничтожнейший из ваших рабов.

– Нет, правда. – Ребел рассмеялась и шутливо спросила:

– Другие послушники так же хороши, как ты?

Зузу посмотрел на нее своим поразительно открытым взглядом.

– Конечно. Как вы думаете, зачем мы пребываем здесь?

– Да, гм. Что там говорила Оммед? Чтобы подчиняться воле Божьей, правильно?

– Покорность принимает множество форм. – Зузу встал перед ней на колени, ноги расставлены, руки за спиной, глаза опущены долу. – Подчинение телам чужаков – одно из самых важнейших таинств.

– Что?

– Вы повелеваете мне объяснить? – Приняв ее молчание за согласие, Зузу сказал:

– Вселенная сотворена по образу Божьему. Это самоочевидно, так? – Он поднял глаза и подождал, пока Ребел не очень уверенно кивнула. – Подумайте! Вселенная едина, совершенна, целостна, свята и неделима. Но мы воспринимаем ее лишь через противоположности и крайности. – Он поднял ладони, словно балансируя невидимые весы. – Жар и холод. Удовольствие и боль. Радость и горе. Член и влагалище. Все это частности, иллюзии – звезды заслоняют от нас галактику. Но как может существо, рожденное в мире иллюзий, проникнуть вглубь, сквозь эти противоположности к единству? Не обращая на них внимания? Но они существуют, они не исчезнут. Мы приобретаем опыт, заключенный в противоположностях, мы отдаемся крайностям: восторгу или боли – и объединяем их в себе. Мы раз за разом переживаем таинства похоти и подчинения, в образе мужчины и в образе женщины, и под конец разрушаем свое "я" и все различия и прорываемся к вечному единству.

Глаза юноши горели, как у провидца. Он снова стал возбуждаться. Но смотрел не на Ребел, а вверх, в невидимое.

– Мы все как будто родились с ядом в желудке и, чтобы очистить тело, должны поглощать все больше и больше яда, пока он не извергнется наружу вместе с рвотой.

– Гм, ясно.

Перед этим Ребел собиралась попросить его остаться с ней на ночь. Но теперь… Она как-то никогда не думала о себе как о рвотном средстве.

– Может, тебе лучше уйти? Кажется, твои друзья уже приступили к вечерним молитвам.

Лежа на постели и пытаясь заснуть, Ребел слушала пение верующих. Чудесные, глубокие и идеально чистые звуки. Посреди пения раздавались крики и стоны то ли боли, то ли наслаждения. Это могло быть и то и другое. Крики продолжались и продолжались, и Ребел заснула, не дождавшись, пока они прекратятся.

Больше Ребел не спала ни с кем из Приюта. Ей было неприятно думать, что все послушники одинаково доступны и любой из них будет делать то, что она захочет. Временами у нее появлялось подозрение, что за ее смущением кроется тайное желание, которому она не смела уступить из страха потерять себя навсегда, увлекшись постижением крайностей.

Вместо этого Ребел изучала Буррен. Каждый день она выбегала на скалу, тренируя мышцы и привыкая к Земле. Иногда она искала крошечные фиолетовые цветы горечавки, которые прятались по расселинам, или гигантских лосей – вымерших когда-то животных, возрожденных комбинами. Изредка приходили за новыми навыками две-три «росомахи» (они были так подозрительны, что боялись подключаться к программеру – а значит, раскрывать свой мозг – без охраны), и Ребел с ними разговаривала. Но новости были всегда одни и те же. Уайет опаздывает. Борс еще ждет.

Рано или поздно Борсу надоест ждать. В Приюте Ребел взялась выполнять легкую работу – ухаживать за козами и, пользуясь собственными микросхемами послушников, делать несложные хирургические операции. Она подружилась с послушником, который превращался из мужчины в женщину, лицо у него округлилось от дополнительного питания, характер стал спокойным. Тут взяли свое нейропрограммы, и (Ли показал Ребел по ее просьбе) промежность покрылась коркой, под которой половые органы превращались в недифференцированные клетки, а затем постепенно приобретали новые очертания. Переходное состояние освобождало Ли от участия в религиозных службах, и у него было время знакомить Ребел с окрестностями. Ребел, со своей стороны, ценила то, что Ли никогда не пытался ее соблазнить.

Однажды, когда два дня кряду шел дождь, Ли постучал в дверь Ребел и прокричал:

– Выходи! Ливень кончился, и корыто наполнилось.

– Чему это ты так радуешься? – недовольно спросила Ребел, однако потащилась вверх по тропинке следом за Ли.

Скалы уже высыхали, но из заполненных водой трещин выглядывали холодные, мокрые растения.

Они прошли около мили по тропе, которую Ребел знала как свои пять пальцев. Когда она спрашивала, куда они идут, Ли хихикал и отвечать отказывался. Наконец они перевалили гребень и стали смотреть вниз на темную землю, еле освещенную последними лучами заходящего солнца. Дно долины закрывала гладкая блестящая серебристая пленка, раньше ее здесь не было.

– Боже! – воскликнула Ребел. – Это озеро.

От обилия влаги и воздуха, без которых не возникло бы подобное чудо, у Ребел кружилась голова. На этой планете всего было в изобилии.

– Господь творит чудеса, – с ликующим видом согласился Ли и обеими руками показал вниз. – Вода стекает со всех сторон и собирается на дне. Но камень тут пористый, в нем есть пустоты, соединенные с нижней частью корыта. К утру озера не станет.

Проходили недели.

Настал день, когда «росомахи» вернулись. Было радостное, прекрасное утро. Над головой стояло загадочное синее небо, а скала стала чуть теплой на ощупь. Ребел повернула за угол и увидела, как одна из «стаи» мочится на стену Приюта. Она ухмыльнулась в знак приветствия. Неподалеку «росомаха» ножом щекотала лицо послушника.

– А если мне захочется выколоть тебе глаза? – прошептала ласково «росомаха». – Ты мне тоже позволишь?

Острие скользнуло по коже, слегка царапая щеку и оставляя за собой тоненький красный след.

Послушник дрожал, но не отстранялся.

– Развлекаетесь? – спросила Ребел.

«Росомаха» обернулась. Это была приземистая женщина с рыжими, коротко подстриженными волосами и тонкими белыми шрамами возле рта. Выражение ее лица изменилось.

– Ага.

Нож пропал, появился снова в другой руке и исчез совсем. Женщина чуть присела, пригнулась и сделала глубокий вдох.

– Убьешь ее – займешь ее место, – холодно процедил Борс.

Женщина бросила на него свирепый взгляд, скривила губы и, обнажив клыки, отвернулась. Потом вложила в ножны клинок и, возмущенная, пошла прочь.

– Вы любите играть с огнем, мисс Мадларк. – Борс показал на вершину холма. – Пойдемте. Прогуляемся.

Они побрели мимо козьих загонов к одинокому, низкому (чуть-чуть выше Ребел) дереву. Вырасти ему помешали скала и бури. Они направились туда безо всякой цели, просто дерево было единственным ориентиром на этой дороге. Когда они пришли, Ребел повернулась и стала смотреть вдаль, где серый океан сливался с небом в одно. Она ждала. Наконец Борс сказал:

– От него никаких вестей.

– Я так и думала.

Борс стукнул кулаком по ладони и задумчиво пожевал губу.