Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин

губернатору Николай Иванович получил разрешение «пробраться в долину реки Амазонки». В 600 километрах от Белена Форд вырубал леса и намерен был заложить каучуковые плантации на миллионе гектаров. Строился и город — Фордзония. Японцы тоже получили концессию на берегу реки. Они имели пароход, на котором и помогли Вавилову добраться до нее, а потом проплыть и по рукавам великой реки.

…Из воды там и тут торчали шишковатые морды аллигаторов, а вода реки то резко голубела, то синела, то розовела от окрашенных в разные цвета больших стай рыб. Повсюду склонялись к реке резные ажурные листья пальм, свисали их яркие плоды, собранные в кисти, метелки, зонты… Их здесь насчитывалось до восьмисот видов — настоящее пальмовое царство. Иногда на берегу открывались группы гигантских деревьев какао.

Долина великой реки явно была «пеклом творения». Вторым в мире наряду с Центральной Америкой. И главными селекционерами, тысячи лет отбиравшими самые сладкоплодные формы, являлись… обезьяны. Они постоянно висели на деревьях и лакомились мякотью плодов (пульпой), выбирая и съедая самые вкусные, а семена выбрасывали — рассевали их в окрестностях.

Встречались на берегу под деревьями невероятно больших размеров хижины индейцев и негров — шалаши, крытые листьями пальм. Деревья — американский орех, дающий большие и очень вкусные плоды, на три четверти наполненные несравненным по качеству «перламутровым маслом».

Здесь вообще оказалось чрезвычайно много диких плодовых деревьев — сотни видов. Созревали они в разное время, сменяя друг друга, и являлись в таком естественном виде основной растительной пищей для всего местного населения.

Наконец впереди открылось расчищенное от чащи обширное пространство японской концессии. Неожиданных гостей поначалу встретили настороженно: ученый из СССР? Почему сюда, к нам? Однако рекомендательные письма рассеяли сомнения, успокоили японцев, и они охотно показали все, что им удалось за короткий срок сделать здесь, в бразильских тропиках: аккуратные домики, хорошие дороги, плантации какао, каучукового дерева, ванили, чайных кустов, ананасов, дынного дерева, манго, овощных культур. Этот опыт оказался весьма поучительным.

И вот снова Белен. Прощальный обед. На столе — вареный аллигатор. Как рыбный студень с хрящом. Перемена блюд: жареная желтая обезьяна, затем — красная змея. Это вроде сосисок, но плотнее. На десерт — разнообразные плоды, запивали еду напитком из ореха кола. Все удивительно и непривычно в этой стране!

Через пятнадцать часов полета и долгого «бултыхания» над просторами тропических лесов (попали в бурю) на гидроплане Вавилов достиг острова Тринидада. Здесь его встретил наконец доктор С. Харланд, известный американский хлопковод. Он собрал в оранжереях на острове уникальную мировую коллекцию хлопчатника: два десятка его диких и культурных видов, сотни их разновидностей. Особо ценные формы возникали, как показала практика, в результате скрещивания американских и азиатских видов. Это было для ученого из России своего рода открытием.

По предложению агрономической общественности Николай Иванович сделал доклад об организации и достижениях сельскохозяйственной науки в Советском Союзе. Однако директор Тринидадского агрономического института поспешил закрыть заседание, явно испугавшись того «исключительного интереса и аплодисментов», которыми был встречен рассказ Вавилова. Та же история в Чили, в Сантьяго, где лекция, устроенная по просьбе профессоров и студентов университета, в последний момент была отменена ректором «из-за огромного наплыва желающих попасть на нее».

В Перу и Боливию Николай Иванович прибыл в период цветения картофеля, когда различать сорта бывает особенно легко. Его обследование, проведенное на обширной территории, позволило установить районы наибольшей концентрации сортового разнообразия, обнаружить пять новых, неизвестных дотоле видов этого растения. И это в дополнение к тому, что открыли еще в 1926–1928 годах сотрудники его института прикладной ботаники, — 13 совершенно новых видов картофеля и сотни его разновидностей. А ведь со времен Колумба европейцы использовали лишь один-единственный вид его — солянум туберозум. Какое теперь открывалось поле деятельности для селекционеров!

Южную и Центральную Америку Вавилов не просто объехал — облетел. Расписание рейсов и обслуживание пассажиров в авиакомпании «Аэропоста — Аргентина» были как будто специально придуманы для того, чтобы он мог быстро совершить многотысячекилометровое путешествие. Купив один сквозной билет на все «ожерелье» аэродромов, окаймлявших материк, пассажир имел право выйти из самолета на любом из них, а потом продолжить полет. Самолеты летали не только днем, но и ночью, что показалось Николаю Ивановичу особенно удобным: днем — поля, базары, горы, а ночью — мягкое кресло, дневник, записи, недолгий сон под ровный гул моторов. Такой распорядок соответствовал складу его характера и привычке работать подолгу, оставляя для сна лишь четыре-пять часов в сутки. Поэтому ученый даже быт немного обескуражен, когда услышал вдруг в зале Политехнического музея во время рассказа студентам о ритме обследования стран Южной и Центральной Америки громкий смех. Во время перерыва спросил не удержавшись у Л. П. Бреславец: что он такое «сморозил»?

Просто многим на ум пришло сравнение: английский бриг «Бигль», на котором находился Чарлз Дарвин, изучавший почти сто лет назад живой мир Нового Света, затратил около пяти лет, огибая берега Южной Америки, а он, Вавилов, более протяженный и с большими зигзагами путь проделал за пять месяцев! Да что путь! Ведь и горы, и долины пришлось исходить пешком вдоль и поперек, исследовать окрестности. Но иные времена — иные скорости! А научная истина добывается так же — человеческим гением и упорным трудом. Не иначе.

СОКРОВИЩА СРЕДНЕЙ АЗИИ

Николай Иванович пригласил в гости Сиднея Харланда, и осенью 1933 года они вдвоем отправились в хлопководческие районы страны: осматривали наиболее интересные хозяйства, посещали опытные станции, институты. Перед отъездом английский ученый встретился с наркомом земледелия Я. А. Яковлевым и сказал, что восхищен созданной в стране за короткий срок хлопковой индустрией, а собранная в ВИРе коллекция хлопчатника — самая лучшая и самая полная в мире.

Предположение Вавилова, что древние предгорные и горные земледельческие районы Юго-Западной Азии имели особое значение для развития растениеводства и возникновения новых форм культурных растений, вполне подтвердилось в ходе многих экспедиций. Но для полноты картины, считал Николай Иванович, необходимо исследовать все оазисы Средней Азии, в том числе Хивинский, или Хорезм.

Он уже был здесь однажды с экспедицией. Прибыл на самолете, любуясь из иллюминатора по пути расстилавшимися внизу пустынными серовато-желтыми пространствами Кызылкумов и Каракумов, прорезанными голубой лентой реки. Сам оазис напоминал Вавилову дельту Нила — такой же гигантский веер в устье Амударьи, раскинувшийся на несколько сот километров. Река ежегодно приносила сюда много ила, от которого приходилось постоянно очищать каналы, арыки, канавы. И все вручную.

Вместе с В. К. Кобелевым они тогда обследовали крупнейшие земледельческие районы оазиса — Ургенч и Ташауз. И с полной