Перед заморозками - Хеннинг Манкелль

Мальчику надоело играть в песке. Они сделали несколько кругов по парку.

— Сколько тебе еще дней осталось? — спросила Зебра.

— Шесть. Потом я начинаю работать.

Попрощавшись, Линда пошла в центр и взяла в банкомате деньги. Она была очень экономна и боялась в один прекрасный день оказаться на мели. И здесь я в отца, подумала она. Мы оба экономны, чтобы не сказать скупы.

Она пошла домой, прибралась в квартире и позвонила в квартирное бюро, где ей в свое время обещали подыскать квартиру. С нескольких попыток ей удалось найти чиновника, занимающегося ее делом. Она спросила, нельзя ли переехать раньше, чем планировалось, и получила отрицательный ответ. Она легла на постель и стала размышлять над тем, что ей поведала Зебра. Тревогу за Анну как рукой сняло, но осталось неприятное чувство — как же она не смогла ее раскусить? А как, с другой стороны, она могла это сделать? Как вообще обнаружить, что человек врет? Не о чем-то невероятном, а о самых обычных, будничных вещах?

Она встала, пошла в кухню и позвонила Зебре.

— Я была настолько потрясена, что забыла тебя спросить — что ты там сказала в самом начале, что она верующая?

— Поговори с ней сама, когда она вернется! Анна верит в Бога.

— Какого Бога?

— Христианского. Иногда ходит в церковь. Во всяком случае, она так говорит. Но то, что она молится, — это точно. Я несколько раз заставала ее — стоит на коленях и молится.

— А ты не знаешь, к какой общине она принадлежит? Или это, может быть, какая-нибудь секта?

— Нет. А разве она принадлежит к какой-нибудь общине?

— Откуда я знаю. А вы много об этом говорили?

— Она много раз пыталась начать разговор. Но я ее останавливала. У меня с Богом никогда не было особо теплых отношений.

В трубке послышался дикий рев.

— Ну вот, стукнулся обо что-то. Пока.

Линда снова легла, уставясь в потолок. Что она знает о людях? Она подумала об Анне — совершенно, как оказалось, незнакомый ей человек. Потом увидела перед собой Мону — голую, расхристанную, с бутылкой водки. Линда резко села в постели. Одни психи вокруг. Все, кроме папы. Вот кто совершенно нормален.

Она вышла на балкон. Все еще было жарко. Все, хватит, решила она. Больше я про Анну не думаю. Буду просто наслаждаться хорошей погодой.

В газете она прочитала про ход расследования убийства Биргитты Медберг. Высказывание отца — Господи, сколько раз в жизни она слышала эти слова! Никаких достоверных улик, работаем в нескольких направлениях, может потребовать времени… Она выбросила газету и вспомнила про имя в Аннином дневнике. Вигстен. Второе имя в дневнике, имя человека, чьи пути как-то пересеклись с путями Анны. Первой была Биргитта Медберг.

Последний раз, решила она. Еще раз через мост. Слишком дорого, но денежки я потом сдеру с Анны как возмещение за волнения.

На этот раз я не пойду на Недергаде в темноте, решила она, пока ехала по Эстерсундскому мосту. Я найду этого парня — если Вигстен, конечно, мужчина — и спрошу, не знает ли он, где находится Анна. И ничего больше. Потом поеду домой и приготовлю отцу ужин.

Он поставила машину на прежнем месте. Ей вдруг стало страшно. Как будто она только что поняла, что вчера на этом самом месте ее чуть не убили.

Эта мысль пришла ей в ту самую секунду, когда она вышла из машины. Она втиснулась назад на сиденье и захлопнула дверцу. Спокойно, спокойно, сказала она себе. Я выхожу из машины, здесь никого нет. Никто на меня не бросится. Иду и нахожу жильца по имени Вигстен.

Она с трудом уговорила себя успокоиться, но улицу перешла почти бегом. Велосипедист еле увильнул в сторону и что-то ей заорал. Она открыла дверь и вошла. Имя увидела сразу — четвертый этаж со стороны улицы. Ф. Вигстен. Она неправильно запомнила инициал. Она медленно пошла вверх. Что за музыку она слышала вчера? Что-то латиноамериканское? Сейчас все было тихо. Фредерик Вигстен, решила она. В Дании каждый второй — Фредерик. А каждая вторая — Фредерика. Поднявшись на четвертый этаж, она перевела дыхание и нажала кнопку звонка. За дверью раздался колокольный перезвон. Она медленно сосчитала до десяти и позвонила еще раз. В ту же секунду дверь открылась. На пороге стоял старик с венчиком седых волос на затылке и очками на шнурке. Он строго сообщил:

— Быстрее никак не могу. Почему у молодежи совершенно нет терпения?

Не спрашивая ни имени, ни что ее сюда привело, он отошел в сторону, пропуская ее в прихожую.

— Я, наверное, забыл, что у меня новая ученица. К сожалению, у меня пока еще нет привычки все записывать. Пожалуйста, раздевайтесь и проходите.

С этими словами он пошел по довольно длинному коридору короткими подпрыгивающими шажками. Потом скрылся за какой-то из дверей. Ученица. Чему он собрался меня учить? Она повесила куртку и пошла за ним. Квартира была очень большая, по-видимому, когда-то две квартиры соединили в одну. В самой дальней комнате стоял большой черный рояль. Хозяин стоял у окна и листал записную книжку.

— Я вас не нахожу, — сказал он жалобно. — Как вас зовут?

— Я не ученица. Я просто хочу вас кое о чем спросить.

— Всю свою жизнь я только и делаю, что отвечаю на вопросы, — сказал человек, которого предположительно звали Вигстен. — Я всю жизнь отвечаю на вопросы. Почему так важно правильно сидеть за инструментом. Почему далеко не каждый может научиться играть Шопена с той нежностью и с той силой, какая необходима. И прежде всего — не могу упомнить, скольким оперным певцам отвечал я на вопрос, почему так важно правильно стоять, почему не следует даже пытаться петь сложные партии, если у тебя нет правильной обуви. Вам это ясно? Хорошие башмаки — главное для оперного певца. А пианисту важно, чтобы у него не было геморроя. Как вас зовут?

— Меня зовут Линда. Я не пианистка и не оперная певица. Я пришла спросить вас о вещах, никакого касательства к музыке не имеющих.

— Тогда вы ошиблись адресом. Я отвечаю исключительно на вопросы о музыке. Остальной мир мне совершенно непонятен.

Линда совсем запуталась, да и ее собеседник тоже, очевидно, соображал не блестяще.

— Вас ведь зовут Фредерик Вигстен?

— Не Фредерик, а Франс. Но фамилия правильная.

Он сел на табуретку у рояля и начал листать тетрадку с нотами. Линде казалось, что он то и дело забывает о ее присутствии. Как будто она появляется в комнате на какую-то минуту, а потом опять исчезает.

— Я нашла ваше имя в записной книжке Анны Вестин.

Он барабанил пальцами по нотной странице и, казалось, не слышал, что она сказала.

— Анна Вестин, — повторила она громче.

Он посмотрел на нее:

— Кто?

— Анна Вестин. Шведская девушка по имени Анна Вестин.

— Раньше у меня было много шведских учеников, — сказал Франс Вигстен. — Теперь меня словно все позабыли.

— Подумайте, пожалуйста. Анна Вестин.

— Так много имен, — сказал он задумчиво. — Так много имен, так много удивительных мгновений, когда музыка и в самом деле начинает петь… Вы можете это понять? Музыка должна петь. Немногие это понимают. Бах — да, Бах понимал. В его музыке поет голос Бога. И Моцарт понимал, и Верди… даже, может быть, малоизвестный Роман — все они заставляли музыку петь…

Он прервался на полуслове и уставился на Линду:

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Охотно повторю. Линда.

— И вы не ученица? Не пианистка, не оперная певица?

— Нет.

— Вы спрашиваете о женщине по имени Анна?

— Анна Вестин.

— Не знаю такую. А вот жена моя была весталка. Но она умерла тридцать девять лет тому назад. Вы можете понять, что значит прожить вдовцом почти сорок лет?

Он протянул свою тонкую, с голубыми прожилками вен руку и взял ее за запястье.

— Одиноким вдовцом, — повторил он. — Все было ничего, пока я работал репетитором в Королевской опере. Но в один прекрасный день они решили, что я слишком стар. Или, может быть, слишком старомоден, что у меня слишком строгие требования. Терпеть не могу небрежности.

Он прервался и, схватив лежавшую рядом с кипой нот мухобойку, начал охоту за мухой. Он ходил по комнате, то и дело взмахивая своей мухобойкой, как будто дирижировал невидимым оркестром или хором.

Потом снова сел. Муха уселась ему на лоб, но он этого не заметил.

Незамеченная муха, подумала Линда. Вот так выглядит старость.

— Анна Вестин, правильно?

— Да.

— У меня никогда не было ученицы с таким именем. Я, конечно, стар и многое забываю. Но имена своих учеников мне хотелось бы помнить. Только ученики придают моей жизни какой-то смысл после того, как Марианна покинула меня и ушла в царство теней…

Спрашивать больше было нечего. Только один вопрос.

— Тургейр Лангоос, — сказала она. — Я ищу человека, которого зовут Тургейр Лангоос.

Он снова был вне разговора. Свободной рукой он взял несколько нот на рояле.