Война с Ганнибалом - Ливий Тит

Сципион объехал римские суда в гавани, внушая начальникам, чтобы они чаще сменяли ночные караулы и строже их поверяли: в начале осады, говорил он, враг способен на все. Потом он вернулся в лагерь, собрал воинов и объяснил им, почему именно здесь начинают они войну и что даст римскому народу и каждому из них в отдельности захват Нового Карфагена. Он упомянул и про испанских заложников, и про казну, и про военные запасы, и про удобную гавань, обещал храбрым награды, а под конец сообщил, что во сне ему явился бог Нептун и обещал свою помощь в нужную минуту.

Штурм Нового Карфагена.

Начальник карфагенского гарнизона Магон видел, что неприятели готовятся к приступу и с суши, и с моря, и понимал, что отразить двойной этот приступ у него не хватит бойцов; поэтому он вооружил две тысячи горожан, способных носить оружие, и выстроил их за стеною, обращенною к римскому лагерю. Пятьсот воинов засели в крепости, еще пятьсот заняли макушку холма в южной части города, остальные получили приказ внимательно следить за боем, прислушиваться к крикам и бежать туда, где будет потребна помощь. Затем Магон отворил ворота и выпустил на врага те две тысячи, о которых сказано выше. Римляне, повинуясь приказу Сципиона, отступили к лагерю, чтобы в разгар стычки легче было ввести в дело подкрепления.

Вначале обе стороны сражались с одинаковым упорством, но, когда из лагеря подошла подмога, а там еще раз, и еще, пунийцы показали спину, а римляне гнали их по пятам с таким воодушевлением, что, наверное, вперемежку с врагами ворвались бы в город, если бы Сципион не велел трубить отступление.

В городе поднялась паника. Многие караульные бросили свои посты и попрыгали прямо со стены вниз. Сципион с вершины Меркуриева холма замечает, что стена во многих местах опустела, и велит всем выходить из лагеря и нести штурмовые лестницы. Он и сам, прикрытый щитами троих крепких юношей, – сверху неслось неисчислимое множество стрел, дротиков и камней, – приближается к городу, отдает распоряжения, ободряет воинов, и каждый хочет отличиться, видя командующего рядом с собою. Не замечая ран, не чувствуя боли, римляне рвутся вцеред, и ни стены, ни оружие врагов не могут сдержать их порыва. Одновременно начинается штурм и с моря. Впрочем, здесь было больше шума и суматохи, чем решительного натиска. Все торопились поскорее высадиться и вынести на берег лестницы и больше мешали, чем помогали друг другу.

Между тем стены снова наполнились пунийцами, и град метательных снарядов сделался еще чаще. Но не снаряды и даже не люди были городу главной защитою, а сами стены. Редко какая лестница дотягивалась до их гребня (к тому же чем лестница длиннее, тем она неустойчивее). Тот, кто взбирался первым, не мог перескочить на стену, потому что до верха было еще далеко, но следом за ним уже карабкались другие, и лестница подламывалась под тяжестью тел. Некоторые не переносили высоты: стоило им взглянуть вниз, как у них темнело в глазах, и они падали.

Итак, все усилия римлян оставались безуспешны, а храбрость пунийцев соответственно возрастала, и Сципион снова приказал трубить отступление. Это вселяло в осажденных надежду не на кратковременную только, но на длительную передышку. Противник убедился – так они рассудили, – что приступом Новый Карфаген не взять, и теперь, скорее всего, поведет осадные работы, а пока будут идти работы, подоспеют на выручку свои. Но едва первое возбуждение улеглось, Сципион велел свежим, еще не побывавшим в битве воинам взять лестницы у раненых и усталых и возобновить штурм с новою силой.

Еще минувшею осенью тарраконские рыбаки по поручению римского командующего избороздили лагуну вдоль и поперек, где поглубже – на лодках, где помельче – вброд, и донесли ему, что с этой стороны к городу приблизиться можно, и вот теперь, дождавшись отлива, Сципион повел за собою пятьсот солдат. Было около полудня, и вдобавок к отливу, уносившему воду из лагуны в море, задул сильный ветер в том же направлении, так что вода едва достигала солдатам до пояса, а кое-где чуть покрывала колени. Все это Сципион заранее вызнал и рассчитал, но воинам своим представил теперь как чудо, как божественное попечение: боги-де осушили лагуну и открыли римлянам путь, которым никогда еще не ступала нога человеческая; вот она, помощь Нептуна, он сам указывает нам дорогу к стенам Нового Карфагена!

Тем, кто подвигался от лагеря, приходилось очень трудно: их обстреливали и в лоб, и с обоих флангов, и они несли тяжелые потери. А те пятьсот, что брели по лагуне, не встретили никаких затруднений, ибо с этой стороны город вообще не был укреплен: считалось, что его достаточно надежно обороняет сама природа. Не было здесь и караульных: все отхлынули туда, где, как им казалось, грозила единственная опасность.

Вступив без всяких препятствий в город, римляне сломя голову помчались к воротам, подле которых кипела битва. Ею были настолько поглощены все чувства бойцов и многолюдной толпы зрителей, что никто не услышал топота вражеских сапог. Лишь тогда узнали пунийцы, что город взят, когда за спиною загремел воинский клич и зажужжали в полете дротики. От ужаса они остолбенели, а римляне мигом заняли стену и принялись ломать ворота снаружи и изнутри; чтобы, рухнув, они не загородили входа, их изрубили в щепу. Многие перелезли через стену и тут же рассеялись по всем направлениям, убивая жителей, а остальные прошли воротами и стройно, держа равнение в рядах, зашагали к главной площади.

С площади Сципион увидел, что часть неприятелей бежит к холму на южной окраине города, часть – к крепости, в крепости укрылся и сам Магон. Разделивши надвое и своих, Сципион одних послал к холму, а других сам повел к крепости. Холм был захвачен первым же натиском. Магон, убедившись, что враги повсюду, прекратил бесполезное сопротивление и сдался. Пока пунийцы удерживали крепость, шла резня, пощады не было никому. Как только крепость пала, Сципион распорядился прекратить бойню. Начался грабеж добычи – всевозможной и сказочно богатой.

Мужчин свободного происхождения взяли в плен около десяти тысяч. Тех, что оказались, гражданами Нового Карфагена, Сципион отпустил, вернув каждому его дом и все уцелевшее после грабежа имущество. Ремесленников – числом до двух тысяч – он объявил рабами римского народа, но посулил им скорое освобождение, если они будут усердно трудиться, изготовляя все нужное для войны. Остальные жители, не имевшие права гражданства, – за исключением старых и увечных, – а также крепкие молодые рабы были отданы на корабли и пополнили число гребцов. Пополнился и флот – восемью кораблями, захваченными в гавани.

Из военных машин и припасов взяли: больших катапульт – сто двадцать, малых – двести восемьдесят одну, больших баллист – двадцать три, малых – пятьдесят две, больших и малых скорпионов, мечей, щитов, панцирей, дротиков, копий – без счета. Собрали массу золота и серебра: золотых чаш – двести семьдесят шесть, серебра в слитках и в чеканной монете – почти шесть тысяч килограммов, да еще множество серебряных сосудов. Пшеницы в амбарах нашли четыреста тысяч модиев[74], ячменя – двести семьдесят тысяч модиев. В гавани стояли шестьдесят три грузовых судна, многие с полным грузом хлеба, оружия, меди, железа, парусины, канатов. Можно сказать, что среди всех этих богатств наименьшею ценностью был сам Новый Карфаген.

Сципион оставил Гая Лелия с моряками караулить город и отвел легионы в лагерь. Воины были измучены до последней крайности: битва на открытом месте между городом и лагерем, потом штурм, неслыханно трудный и опасный, а потом еще бой на склонах холма и под стенами крепости – и всё за один день!

Спор легионеров с моряками из-за награды.

Назавтра командующий созывает на общую сходку солдат и матросов. Он благодарит бессмертных богов, которые не только подарили римлянам первый и лучший среди испанских городов, но и заранее собрали в нем все сокровища Африки и Испании, так что неприятель сразу обнищал, а у римлян во всем изобилие и избыток. Он хвалит мужество воинов, которых не испугали и не смутили ни вражеская вылазка, ни высота стен, ни неведомые воды и броды лагуны, ни могучая крепость на крутом холме. Он в долгу у всех и каждого, но в первую очередь должен и хочет наградить того, кто первым взошел на стену. Пусть же выступит вперед тот, кто считает себя достойным этой награды.