Донал Грант - Джордж Макдональд

— Честно говоря, ваша светлость, — ответил Донал, — мне так редко приходилось пить вино, что я вряд ли отличу одно от другого.

— Должно быть, вы больше привыкли к виски! Хотите, я попрошу Симмонса налить вам немного? Позвоните, пожалуйста, в колокольчик, он вон там, сзади вас.

— Нет, ваша светлость, спасибо. Про виски я знаю ещё меньше. Мама не разрешала нам даже пробовать его на вкус, так что я даже не знаю, на что оно похоже.

— Тем более, всегда стоит попробовать что — то новенькое! — уверенно сказал граф.

— Да, но если это новенькое вызовет у человека ненасытную жажду, хорошего в том мало, — возразил Донал, механически наливая себе вина из графина, пододвинутого к нему хозяином.

— Тем не менее, я прошу вас помнить, что в конце концов Дейви придётся самому зарабатывать себе на жизнь, — продолжал граф, немного помолчав. — Может быть, со временем вы сможете помочь мне определить, для какого занятия он годится лучше всего.

— С удовольствием, ваша светлость. Наши собственные вкусы не всегда верно указывают на то, что подойдёт нам лучше всего. Но они, безусловно, помогают узнать, для чего годимся мы сами.

— Отлично сказано! — одобрил граф, хотя вряд ли понял хоть сколько — нибудь из того, что имел в виду Донал.

— Давайте я посмотрю, как ему понравится тригонометрия, — предложил Донал.

— Может быть, со временем он научится межевать и станет неплохим управляющим. Насколько я понимаю, сейчас многие джентльмены берутся управлять поместьями более состоятельных родственников. Взять хоть вашего собственного управляющего, мистера Грэма! Он ведь тоже приходится вам роднёй, да?

— Дальней, — ответил граф с подчёркнутой холодностью в голосе. — Вряд ли стоит принимать такое родство во внимание.

— Здесь на юге Шотландии, ваша светлость, люди совсем не так относятся к родичам, как у нас, в северных горах. У меня сердце сразу откликается, стоит мне лишь услышать слово «родственник»!

— Должно быть, вам не приходилось испытывать столько неловкости и неудобства из — за своих родичей, как мне, — произнёс лорд Морвен с бесцветной улыбкой. — Человек незнатный и небогатый может позволить себе поддерживать любые родственные связи. У него ничего нет, а значит, и отнимать у него нечего! Но если богатые станут давать по нужде всем беднякам, что состоят с ними в родстве, то вскоре станут самыми нищими в своём собственном семействе!

— Мне ещё ни разу не приходилось видеть человека настолько бедного, что ему нечего было бы отдать, — возразил Донал. — Правда, хищные родственники вряд ли польстятся на то, чем могут поделиться с ними бедняки.

— Хищные родственники! Хорошо сказано! — промолвил граф с полусонным смешком, хотя глаза его были широко открыты. Казалось, он едва шевелит губами, но вид у него при этом был весьма умиротворённый.

— Признаться, — заговорил он снова, — было в моей жизни такое время, когда я только и делал, что отдавал да раздавал. И к чему это привело? Лишь к чёрной неблагодарности. Когда — то я был богат — так богат, что сейчас даже вспоминать об этом не хочется. Будь у меня теперь даже десятая доля всего, что я раздал, мне незачем было бы тревожиться о будущности Дейви.

— О Дейви и впрямь незачем тревожиться, ваша светлость. Главное, чтобы он с самого начала понимал, что ему придётся самому прокладывать себе дорогу в жизни.

Лорд Морвен ничего не ответил, и его вид живо напомнил Доналу о странном происшествии в башне. В следующее мгновение он поднялся и начал расхаживать по комнате. У Донала возникло неописуемое чувство, что прямо перед лицом графа повисло некое невидимое, но сияющее облако, а взгляд его упёрся куда — то в пустоту. Пройдя из угла в угол четыре или пять раз, он открыл дверь, через которую вошёл, и, продолжая говорить что — то Доналу (а тот, хотя и слышал каждое слово и, казалось, готов был вот — вот уловить смысл речи графа, никак не мог понять, о чём он говорит), исчез у себя в спальне. Донал подумал, что вежливее всего будет последовать за хозяином, и прошёл в спальню, но графа там уже не было: он вышел через другую дверь.

Донал пошёл вслед за ним и очутился в картинной галерее. Дейви и раньше рассказывал ему об этой галерее, но кроме графа в ней никто и никогда не появлялся, а сам лорд Морвен любил здесь прогуливаться, когда не хотел выходить из замка. Галерея была длинная и узкая и напоминала обыкновенный широкий коридор; в ней даже не было достаточно места, чтобы как следует разглядеть то или иное полотно. Правда, Донал и так мало что видел, потому что сейчас путь ему освещали лишь свечи и каминный огонь в спальне графа, виднеющейся через открытую дверь. Луна, закутанная в туман, лишь обводила бледным контуром оконные переплёты, далеко — далеко уходящие один за другим прямо в узкую, гулкую тьму.

Когда Донал поравнялся с графом, тот уже успел пройти довольно далеко, уверенно шагая вперёд несмотря на сумрачную темноту и продолжая беседовать с самим собой.

— Это моё любимое место, — вдруг сказал он, как будто приблизившиеся шаги Донала привели его в чувство. — После ужина, мистер Грант, я всегда гуляю здесь, в любую погоду: неважно, сыро на улице или сухо, ветрено или тихо. А что мне погода! Вот состарюсь, тогда уж и буду на барометр смотреть!

Донал немного удивился: на его взгляд, даже в самую жуткую погоду прогулка по картинной галерее не требовала особой смелости. Самый сильный и хлёсткий ветер мог, разве что, свистеть и пробиваться внутрь сквозь небольшие щели в дверных и оконных рамах.

— Да, — продолжал граф, — в молодости я приучил себя не бояться трудностей, так что теперь, в расцвете сил, могу пожинать плоды тогдашних усилий. Подите — ка сюда! Я вам покажу нечто совершенно удивительное!

Он остановился возле большого полотна и начал в подробностях расписывать Доналу красоты простиравшегося перед ним пейзажа. Судя по его словам, у них перед глазами было что — то воистину изумительное, но насколько всё это соответствовало картине, Донал судить не мог, потому что в слабом свете различал лишь очертания её позолоченной рамы.

— Даль за далью! — разглагольствовал лорд Морвен. — Бесконечная, беспредельная широта! Понятно, почему бедняга — художник захотел написать именно такой вид; в нём так и чувствуется страсть по неосуществимому. Такое удаётся лишь одной Природе. Она одна способна в совершенстве осуществить свои устремления. Она одна!

— Если вы полагаете, что Природа стремится показать нам пример совершенства, — сказал Донал единственно из желания показать графу, что у него и впрямь есть собеседник, и никак не надеясь, что тот его услышит, — то я не могу с вами согласиться: в её творениях мало того, что она сама осмелилась бы назвать безупречным. Но если вы считаете, что Природа желает научить нас видеть совершенство внутренним взором, тогда она действительно осуществляет свои замыслы, правда не будучи…

Он не договорил. Внезапно что — то в нём переменилось и так поглотило всё его существо, что он даже не пытался понять, что же с ним происходит. В его голове вдруг что — то подалось, словно где — то в мозгу лопнул огромный воздушный пузырь, и с того самого мгновения слова графа, его собственные мысли и всё, что возникало в его сознании, как будто обретало отдельное, внешнее существование. Он слышал и узнавал голос своего хозяина, но по какому — то необъяснимому волшебству (которое в тот момент ничуть его не удивляло) одновременно ясно видел всё, что зарождалось у того в разуме. Он не мог с уверенностью сказать, выходил он из замка вместе с графом или нет. Ему казалось, что они действительно вышли вместе в ночь, но по размышлении Донал решил, что этого, пожалуй, всё — таки не было. Однако проснувшись на следующее утро у себя в башне, он не только не помнил, как накануне добрался до постели, но и ощущал во всём теле страшную усталость, словно всю ночь провёл на ногах.

Глава 31

В замешательстве

Открыв глаза, он прежде всего вспомнил о длинном и приятном путешествии верхом вместе с графом по удивительно интересным и разнообразным местам — которое почему — то привело к этому странному ощущению полной разбитости, почти тоски. Что же с ним случилось? Произошло ли это на самом деле или ему только показалось? Но если всё это — плод его воображения, то откуда тогда усталость? А если всё было на самом деле, то как такое возможно? Неужели он действительно провёл всю эту долгую ночь в обществе графа? Неужели они действительно посетили все те места, воспоминания о которых сейчас вспыхивали в его сознании? Донал был настолько сбит с толку, смущён и подавлен то ли каким — то неясным беспокойством, то ли угрызениями совести, что со страхом думал о той минуте, когда он, наконец, узнает, в чём же кроется причина его непонятного состояния. Неужели человек может так утратить ощущение самого себя, что после этого навсегда потеряет уверенность в реальности происходящего?