Логика прыжка через смерть - Сергей Герасимов

М-кретин Ябпцы, форма Б74, вступил в политический кружок, курируемый объектом террора. Он быстро выдвинулся и исполнил несколько щекотливых поручений. Уже на этом объект террора можно было брать, но мы подождали большего. К сожалению, произошло непредвиденное и процесс замедлился: на той фазе, когда терроризируемого начинают подозревать в склонности к противоестественной любви, он действительно такую любовь проявил. Он приказал М-кретину всячески скрывать их действительные отношения, что М-кретин и исполнил. Но теория предусматривает и такой случай. Ябпцы проявлял любовь не только к непосредственному объекту, но и ко всем его близким – в том числе: к жене, двум дочерям, многим случайным женщинам, дворнику и собаке дворника.

Терроризируемый начал ревновать и во время одной из сцен, не сумев сдержаться, смертельно повредил М-кретина пепельницей по голове. От уголовного наказания он укроется, но его политическая карьера окончена. Чего и требовалось достичь.

– Прекрасно, – подсуммировал агент номер 12, – я хочу пожелать и остальным членам группы работать так же успешно. И не опаздовать на совещания. Это был камешек в ваш огород, агент номер 9, не надо притворяться непонимающим.

Группа ZZZZ наконец-то перешла к широкому использованию М-кретинов.

49

Дом, в котором теперь находилась больница (судя по отрывочным сведениям, полученным из голосов, которые возникали то здесь, то там, в больнице лечились еще человек пять-шесть, все люди состоятельные), так вот, это был они из тех трех каменных домов, которые уцелели в Ыковке со времен его детства. Это давало некоторые шансы, потому что под верандой дома были две глубокие ниши, полностью заросшие грязью, а внутри, как он помнил, забитые старыми казенными стульями.

На худой конец, там можно было бы спрятаться и пересидеть. На ступенях этого дома он, шестилетним ребенком, впервые в жизни поймал механическую ящерицу.

Ящерицу, конечно, подложила мать. Такое не забывается. Это помнится как первый поцелуй. Впрочем, своего первого поцелуя Коре не помнил. Ни здешнего, ни тамошнего.

Его уже четыре раза вывозили из корпуса и каждый раз он старался запомнить любую мелочь из окружающего. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. Вон там колонка, из носика которой вечно течет ручеек; ручеек течет в сторону реки.

Корпус огражден металлической сеткой. С нижнего края и с верхнего сетка надета на стальные штыри. Через такую не переберешься. Но там, где течет ручеек, стальной штырь наверняка перержавел – с него можно будет снять проволочные кольца, потом проделать дыру в ограждении и выбраться. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. У столовой стоят баки с мусором. Баки круглые, похожие на большие бочки. Склон совсем голый без деревьев – даже мертвые деревья пропали от постоянного выливания помоев. Если толкнуть такой бак, то он будет катиться до самого низа. Здесь склон километра полтора. Люди и собаки, если собаки будут неучеными, бросятся на звук и погонятся за громыхающим в ночной темноте баком. Тем временем можно будут уйти совсем в другую сторону. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. Дорожка снаружи ограждения посыпана щебенкой.

После того, как я пролезу сквозь проволоку, мои шаги будут громко шуршать.

Собака, которая привязана у туалета, обязательно проснется и начнет лаять. Надо будет учесть и это. Воду здесь накачивают в обыкновенную столбовую водокачку.

Накачивают насосами, по графику. Высота водокачки метров двенадцать. Примерно к двум часам ночи водокачка наполняется доверху и вода начинанет падать. Падает громко, как небольшой водопад. Это продолжается от получаса до полутора часов, пока не выключат насосы. В это время можно шуметь сколько хочешь – никто ничего не услышит из-за шума падающей воды. Это неплохая идея. А вот на дороге, которая ведет к реке, лежат доски – переход через канаву. В моем физическом состоянии, де еще ночью, можно запросто в канаву свалиться. Если упаду, то не выберусь. Никогда не знаешь, какая информация тебе пригодится.

– Вам ничего не нужно?

– Я бы хотел укол обезболивающего.

– Что болит?

– Душа.

Степанида подошла, склонилась над кроватью, взглянула на камеру и поцеловала Коре.

– Теперь лучше? Не болит?

– Нет. А как же камера? Вдруг увидят?

– Она же не работает.

– Зачем же тогда ставить камеру, если она не работает? – удивился Коре.

Степанида посмотрела с удивлением.

– Вы разве не понимаете?

– Конечно понимаю, я просто шучу.

– Так я пойду?

Она не уходила.

– Как жаль, что у вас такое больное тело, – сказала она, – кажется, душа у вас совсем другая. Вы мне тоже понравились, не сразу, а только в последние дни.

Но маменька никогда не отдаст меня за вас, да и сама бы я не пошла.

– Почему? Я так страшен?

– Потому что у вас сердце слабое. Вам волноваться нельзя. Но если что нужно, то я всегда рядом. Вы только позовите.

Она еще раз склонилась и поцеловала его, на этот раз в лоб.

50

Была поздняя ночь. Судя по блику, который полная луна бросала на стену, около часу. Самое время. Он сбросил простыню на ноги, потом стащил ее на пол.

Простыня может помешать.

Потом сел и спустил ноги на пол. Встал, придерживаясь рукой за спинку кровати. Ноги пока держат. Держат, если не сгибать в коленях. Они слишком отвыкли от ходьбы. Но и держать такой вес – нелегкая работа. Сердце колотится бешено. Она сказала, что у меня больное сердце. А если она сказала правду?

Только бы добраться до реки. Там можно вплавь. Если вплавь, то вес не давит.

Он сделал два неверных шага и оказался у окна. Схватился руками за камень – подоконника не было. Зеленоватая полная луна висела над лесом и в ее свете плавно кружили три птицы. Разве птицы летают ночью? – подумал Коре. – Может быть, это механические совы.

Колени начинали дрожать. Даже здоровым ногам такое испытание было бы не под силу, – подумал он, – это же все равно, что тащить на своих плечах еще одного человека. Одна нога вдруг стала ватной и он с грохотом повалился на пол. Как будто слон упал. Сердце заколотилось еще сильнее и подступила тошнота. Так и нужно было сделать с самого начала, – подумал он, – гораздо удобнее ползти, чем идти. Во всяком случае, в моем положении.

Он начал ползти в сторону двери. Мешал живот, который был мягким и оттягивался назад, ложился на колени. По бокам туловища свисали огромные складки жира. Никогда не думал, что жир растет вот так – какими-то плавниками. Только бы не подвело сердце. Никто не приходит на шум. Либо никого нет по ночам, либо меня пасут. Но выбора все равно нет. Теперь дверь. Она заперта. Я слышал, как щелкал замок. Значит, нужно еще раз встать на ноги. Он полежал без движения, отдыхая, потом подполз к кровати и, опираясь на нее, приподнялся. До двери шагов шесть.