Там, где живет истина (ЛП) - Шеридан Миа

— Но у тебя такого не было, — сказал он. — Тебе повезло.

Она поняла, что Рид, работая в правоохранительных органах, наверняка постоянно видит печальные истории, связанные детьми в приемных семьях. Вероятно, это было то, что регулярно на него влияло.

— Да, — сказала она. — Мне повезло в этом отношении. Я больше не голодала. Там было мыло и туалетная бумага, вещи, которых не было в нашем доме. — Она взглянула на Рида, чтобы оценить его реакцию, но, к его чести, он сохранил нейтральное выражение лица. — Я горевала, но чувствовала себя в безопасности. Не испытывала постоянного страха... — После небольшой паузы она продолжила: — Через некоторое время после того, как выписали из больницы, меня отправили в лагерь в рамках программы, финансируемой государством, на время оформления опекунства. Это было задумано как отсрочка. Лагерь «Радость», — сказала она, улыбнувшись ему.

— О да, — сказал он, — я знаю его. Полиция использует этот лагерь для сплочения коллектива во время обучения в академии. — Рид поморщился. — Хотя конечно название..., наверное, это было последнее, что ты чувствовала.

— Да уж, — выдохнула она. — Но, как ни крути, в итоге именно это вдохновило меня. Мы с другими детьми занимались зиплайнингом10 и играли в игры. Мы были детьми. И одной из вещей, которые они устроили в лагере, была интерактивная игра о «Подпольная железной дороге»11. Сотрудники были «проводниками», а мы — беглыми рабами. Они провели нас около мили по лесу, где мы встретили аболициониста12, владельца плантации... охотника за головами.

— И это было полезно для детей, которые только что пережили травму? — спросил он, приподняв бровь.

Лиза издала короткий смешок.

— Знаю, что это звучит сомнительно, но мы чувствовали себя в полной безопасности. Они заставили нас почувствовать себя командой. И это было... вдохновляюще. В каком-то смысле было страшно узнать, что пережили те люди на пути к свободе. Через какие трудности им пришлось пройти, через какие страдания. А также узнать о тех, кто добровольно помогал им на этом пути... об этой тайной сети хороших людей, которые хотели помочь и поставили на кон свои жизни, свою собственную свободу. Мы узнали, что Цинциннати играл важную роль в «Подпольной железной дороге», когда тысячи рабов переправлялись через реку Огайо из южных штатов. Здесь до сих пор сохранились комнаты и проходы, которые когда-то были убежищами и укрытиями. У реки есть ныне заброшенный дом, где искатели свободы прятались в подземном хранилище, из которого вел туннель для отвода воды, выходящий на берег. — Она сделала паузу на мгновение. — Я представляла, как эти испуганные люди собираются там, ползут в темноту, а потом бегут по лесу в кромешной тьме, освещаемые лишь луной. Какая храбрость потребовалась бы им, какой ужас должен был быть в их сердцах, но они все равно сделали это, побежали навстречу миру, который мог не принять их, потому что решили, что свобода больше и гораздо сильнее их страха. От их историй, хоть и совершенно разных, мне тоже захотелось быть храброй.

Лиза глубоко вздохнула, осознав, что заблудилась в своей собственной истории, в том глубоком интересе, который она когда-то проявляла к теме тех, кто бежал от жестокости, чтобы обрести свободу. Но когда взглянула на Рида, он выглядел настолько заинтересованным в том, что она говорит, что смущение, которое начало подниматься в ней, отступило.

— В любом случае, — продолжила она, — это так сильно повлияло на меня, что, когда попала в свой первый дом, я пошла в библиотеку и взяла все книги, какие только могла. Я, конечно, узнала о рабстве в школе, но не так, чтобы это стало для меня реальностью. Лагерь «Радость» помог мне в этом. И это показало мне, что люди пережили вещи еще худшие, чем те, что довелось пережить мне. Они выжили, некоторые даже процветали, и, возможно, поэтому я тоже смогла бы. — Она взглянула на него. — Я стала глубоко интересоваться историей, войнами, даже геноцидом. Я брала книги и погружалась в них с головой. — Она издала небольшой смешок, перешедший в гримасу. — Знаю, это звучит нелепо.

— Нет, — сказал Рид. — Это звучит как надежда. Ты искала надежду. Тебя интересовали не столько страдания, сколько последующее выживание.

Девушка взглянула на него.

— Да, — выдохнула она. — Да, наверное, так и было.

Надежда. Это было то, что она так отчаянно пыталась найти. Рид выслушал всю ее историю и вычленил из нее это единственное слово. И это было оно, то самое. Она искала надежду и впервые нашла ее там.

Лиза никогда не облекала свои мысли в слова так, как сейчас. Никогда никому не объясняла, как начала поднимать себя из трясины душевных травм. Медленно, дюйм за дюймом, несколько лет она висела на волоске, и ей еще предстояло пройти долгий путь, она это понимала, но именно с этого все и началось, с того первого маленького лучика... да, надежды.

Они подошли к скамейке на небольшой лужайке у тротуара, и Рид вопросительно указал на нее. Девушка кивнула, и они оба подошли к скамейке и сели.

— Расскажи мне больше, — сказал он.

Лиза улыбнулась. Ей казалось, что за всю свою жизнь она не разговаривала так долго ни с одним человеком. Большая часть ее работы заключалась в том, чтобы слушать, и она умела это делать. Но теперь поняла, что быть выслушанной — это дар, которого ей никто не дарил таким образом.

— Мне нравилось погружаться в другие предметы, — продолжила она. — Школа стала для меня единственной целью. Теперь, когда мои основные потребности были удовлетворены, я могла направить на это всю свою энергию. И преуспела. Школьный психолог взяла меня под свое крыло. Она поверила в меня и помогла подать документы в колледжи. Я получила полную академическую стипендию в Калифорнийском университете, и когда пошла на свой первый курс психологии, мне объяснили то, для чего у меня раньше не было слов. Посттравматический стресс, циклы насилия... — Она сделала небольшую паузу. — Ты знаешь, мне все еще есть с чем бороться. — Девушка на мгновение перевела взгляд на городские огни, сверкающие и колеблющиеся, когда сумерки сменились ночью. — Очень много. — Снова встретилась с Ридом взглядом. — Какие-то части меня повреждены, Рид. Но это помогает назвать их. Помогает понять, что я не единственная, кто испытывает подобные чувства. И может быть, когда-нибудь, если буду достаточно усердно работать, если буду противостоять своим страхам, то преодолею их, как бы это ни выглядело.

— Я верю в это.

Она склонила голову набок, вглядываясь в его серьезное выражение лица.

— Правда веришь?

— Да. Я думаю, что у вас все получится, доктор Нолан, — тихо сказал он, не отрывая взгляда от ее лица.

Тепло разлилось по ее телу, и внезапно перехватило дыхание. Девушка издала тихий нервный смешок, который быстро затих, выражение ее лица стало серьезным. Она не привыкла к такому. Ни к чему из этого. Чувствовала себя не в своей тарелке, беззащитной и в то же время такой счастливой. Увиденной. Это было похоже на то чувство, которое она испытала, когда школьный психолог выразила такую гордость за нее, только больше. Это был Рид, и ее чувства к нему были глубокими и запутанными. Хорошие, плохие и самые разные. Он заставлял ее чувствовать себя живой и испуганной, одновременно хотелось и убежать, и броситься в его объятия.

Лиза прервала зрительный контакт и на мгновение отвела взгляд, чтобы взять себя в руки.

— Я много говорила. Расскажи мне немного о себе.

Парень мило улыбнулся ей, откинулся на спинку скамейки и на мгновение посмотрел на тротуар, по которому быстро прошли несколько человек, засунув руки в карманы и глядя прямо перед собой.

— Что ты хотела бы узнать?

Она вспомнила о том, что он рассказывал ей о своем воспитании, о том, как в четырнадцать лет узнал, что его биологический отец был серийным убийцей. Злой человек, жертвой которого стала биологическая мать Рида. У нее было так много вопросов. Личных, но... возможно, она заслужила несколько личных ответов. Лиза надеялась на это, потому что хотела узнать о нем побольше.