Неистовые джокеры - Джордж Мартин

— Не вините себя.

— А кого тогда? Помню, как мне только поставили диагноз «дикая карта», еще в семьдесят первом. Когда Тахион заверил меня, что смерть мне не грозит, к тому же я получил еще и сверхъестественные способности, я решил, что должен использовать свою силу на общее благо. Звучит нелепо, но таково было тогда веяние времени. Говорю тебе, Кертис, разыгрывать из себя профессионального героя — смешно, хотя и вполовину не так смешно, как я выглядел тогда в своем костюме. — Он задумчиво умолк и смахнул с жилета ворсинку. — Он был превосходно сшит, но все равно выглядел смешно. В любом случае, в маске или без нее, я со своим телосложением был довольно узнаваемой фигурой, и моим неуклюжим попыткам стать полупрофессиональным искателем приключений пришел безвременный конец, когда один дошлый журналист безошибочно вычислил мою личность. Зачем скромничать, в стряпне я действительно разбираюсь. Жабр пострадал бы куда меньше, если бы сегодня утром я напомнил себе об этом.

Прежде чем Кертис успел что-либо ответить, Хирам развернулся и закрыл за собой дверь кабинета.

На столе уже ждал обед: три толстые свиные отбивные, поджаренные с базиликом и луком, щедрая порция спагетти, отваренная на пару брокколи с тертым сыром «романо» и кусок знаменитого чизкейка, которыми так славились «Козырные тузы».

Рядом с нетронутым подносом лежала газета. «Дейли ньюс» уже вышла специальным выпуском, и Энтони принес экземпляр вместе со смокингом Хирама. На первой полосе была опубликована любительская фотография, сделанная на Могиле Джетбоя. Вне всякого сомнения, сенсационный кадр, но смотреть долго не хотелось.

Уорчестер поймал себя на том, что отводит глаза от растерзанного тела Малыша и вглядывается в лица окружающих людей. Чувства, владевшие ими, были видны как на ладони: ужас, истерия, страдание, шок. Справа в кадр попала хорошенькая блондинка, едва ли старше восемнадцати лет, — она смеялась, очевидно, над какой-то остротой своего кавалера, за чью руку она держалась, пока еще не ведая о трагедии, которая разыгралась всего в нескольких футах от нее. Что она почувствовала, когда оглянулась, еще не отсмеявшись до конца? А что почувствует, когда увидит этот снимок, навечно запечатлевший ее беззаботный смех?

Обед стыл, но у Хирама в кои-то веки не было аппетита. Растерзанный мальчишка был для него постоянной головной болью. Однажды душным летним вечером маленький птеранодон влетел в обеденный зал — двери на террасу были открыты — и переполошил посетителей. Тогда было разлито немало напитков, разбито немало тарелок, перевернуто немало десертов, и с полдюжины негодующих гостей ушли, не заплатив по счету. Хирам положил конец инциденту, сделав маленького негодника слишком тяжелым, чтобы удерживаться на лету, и в недвусмысленных выражениях отчитав его. Судя по всему, он тогда нагнал на мальчишку такого страху, что тот вел себя тише воды ниже травы почти неделю.

Когда зазвонил телефон, Хирам быстро схватил трубку.

— Что еще? — неприветливо буркнул он.

Сейчас он был не в настроении разговаривать.

— Это я, — раздался в трубке голос Джея Экройда.

Хозяин «Козырных тузов» почти позабыл о детективе.

— Где ты находишься? — осведомился он.

— В настоящий момент — у телефона-автомата рядом с мужским туалетом в «Хрустальном дворце» и являюсь объектом самого пристального внимания джокера, который похож на гибрид мешка с саблезубым тигром. По-моему, он тоже хочет позвонить, так что сразу к делу. Кристалис что-то известно.

— Кристалис известно множество самых разных вещей, — заметил Уорчестер.

— Просто уйма, — согласился Экройд. — Ваш приятель действует не сам по себе. Он и его шайка — часть какой-то организации, причем весьма крупной. Кристалис знает, что к чему, но цена, которую она заломила за эту информацию, оказалась мне не по карману. Однако возможно, что она окажется по карману тебе. Я приведу ее на сегодняшнюю вечеринку, чтобы ты мог сам с ней потолковать.

— Ты собрался притащить ее сюда? — переспросил Хирам. — Джей, она же джокер, а не туз.

— Зато я — туз, — напомнил ему Экройд, — а она — моя дама. Не волнуйся, я взял с нее слово, что она не станет выставлять напоказ свои буфера. А жаль. Они у нее что надо, пусть даже и невидимые. Просто притворись, что действительно веришь, будто она из Англии, и все будет в порядке.

— Превосходно! Пока ты улаживал личные дела и изучал бюст Кристалис, Жабр оказался на больничной койке, а я лишился омаров.

— Я знаю.

— Откуда?

— Перед тем как отправиться к Кристалис, я заехал на Фултон-стрит — подумал, вдруг мне удастся увидеть Жабра, показать ему пару фокусов, ну, например, вытащить монетку из его жабр, убедить его поговорить со мной. Когда я увидел в переулке горящий фургон, меня сразу одолели подозрения. Мне навстречу прошел семифутовый малый. Очень похож на того, что ждет своей очереди поговорить по телефону, только еще страшнее. Я решил помочь нашему правосудию и задержал его. Он сейчас в тюрьме.

— Отлично! — воскликнул Хирам. — Джей, это первая хорошая новость за весь день. Спасибо тебе. Ты молодчина. Можешь месяц обедать у меня бесплатно.

— Надеюсь, твое предложение распространяется и на аперитивы? Только это еще не все. Пока что Дубина за решеткой, но рано или поздно кто-нибудь услышит его вопли, и тогда кто-нибудь пересчитает головы и выпустит его оттуда, если, конечно, мы не придумаем, в чем его можно обвинить. Можешь взять это дело на себя?

— Я… Джей, мне бы очень хотелось, но я сейчас не могу оставить ресторан.

— Что, фуа-гра не отпускает?

— Фортунато собирался забросить ко мне кое-каких людей. Я должен быть здесь. И потом, я Дубину и в глаза не видел. Они ведь напали на Жабра. Пусть он подаст заявление.

Экройд вздохнул.

— Ладно уж. Я схожу, поговорю с ним. Черт! В такие дни я жалею, что дикая карта не дала мне способности летать. Ты видел, что творится на дорогах?

Спектор смотрел через Гудзон на побережье Джерси. Он вырос в Тинеке и, сколько себя помнил, всегда ненавидел ньюйоркцев. Прежде всего — за их презрительные замечания и неистощимый запас шуток о Джерси. Они в самом деле считали себя лучше только потому, что жили всего в нескольких милях дальше. Каждое убийство ньюйоркца было маленькой местью за то, как они с ним обращались.

Теперь Астроном уже должен знать, что он жив. Сам старик, скорее всего, слишком занят, чтобы смотреть телевизор, но у него никогда не было недостатка в «шестерках», которые услужливо перескажут ему содержание выпусков новостей. Оставалось лишь надеяться, что он сочтет остальных тузов из своего черного списка более важными, чем Спектора. И вообще, чем черт не шутит — а вдруг старика прикончат? Ведь ему уже приходилось терпеть поражения.