Сказки и легенды Систана - Коллектив авторов

Так или этак, уговорили они караванщика, чтобы он отложил свой отъезд на следующий день. В полдень Наджма собрался и стал прощаться с возлюбленной.

В полдень наш Наджма верблюдов нагрузил, На подругу посмотрев, лишился сил. Опьяненные глаза струили слезы, Ими он платок атласный оросил.

Девушка сказала:

В полдень от меня уходит милый, Без него мне жить не хватит силы. Как стерплю я горькую разлуку? Как мне справиться с судьбой моей унылой?

Наджма отвечал девушке:

Ах, кто подобно мне без памяти влюблен, Тот словно бы клинком булатным в грудь пронзен, Клинком булатным с рукояткою жемчужной. Но тише! Ночь услышит скорбный стон! Ах, кто подобно мне без памяти влюблен, Как амулет, любви примету носит он; Вот что сказал страдающий влюбленный: «Тот, словно раб, навеки заклеймен».

И снова заговорила девушка:

Принеси Коран мне: я узнать готова, Что хорошего сулит он, что плохого. Пусть врагом мне станет божье слово, Если я возьму возлюбленным другого. Если я нарушу договор с тобой, Пусть неведом будет мне тогда покой. Пусть врагом мне станет божье слово, Если станет мне возлюбленным другой.

А ревнивый Наджма ответил ей:

Что за дело мне, что перстень ты надела? В сердце сто других — а мне-то что за дело? Грудь твоя — как будто два граната. Что за дело мне до тех гранатов спелых?

А девушка ответила ему:

Перстень на руку надела — это только для тебя, Сто вздыхателей несмелых — сердце только для тебя, Знаю, грудь моя подобна двум гранатам сочным, спелым, Но гранаты эти спелы не для них, а для тебя.

И еще она сказала:

Дважды на одном пути я взываю: горе, горе! Мой возлюбленный уходит, я страдаю. Горе, горе! Я шатер снимаю свой, я обрезала веревки, Я летовку покидаю, горе мне, о горе, горе!

Они обменялись перстнями, девушка осталась, а Наджма отправился в путь к Ширазу.

Несколько суток караван шел, и вот однажды они остановились на привал. Возле дороги был источник. Наджме захотелось пить, он подошел к источнику — и тут ему вспомнилась его возлюбленная, и он сложил такие стихи:

Из источника воды бы я напился, Как в улыбке мой от жажды рот скривился! Только разве станет пить такую воду Тот, кто губ ее рубином насладился?

Ушли они оттуда и снова шли, шли, наконец увидели, что в воде стоят два белых шатра, из одного из них вышла девушка и идет с кувшином на плече за водой. Увидал эту девушку Наджма, вспомнил опять о своей возлюбленной и снова сложил стихи:

Я к источнику пришел воды напиться — Мне моя возлюбленная мнится. Я смотрю, и плачу, и вздыхаю, Трепещу как обезглавленная птица.

Ушли они и оттуда. И наконец достигли Шираза. Когда они пришли в Шираз, Наджма увидел, что отец его вовсе не болен, здоровее, чем раньше был. А мать — и того лучше. Увидел это Наджма и от любви к девушке лишился чувств.

Пусть себе Наджма лежит без чувств, а ты послушай теперь о девушке.

Девушка забросила школу, ушла из дому и поселилась в замке на дороге, что ведет из Лара в Шираз. Каждое утро она берет в руки подзорную трубу и смотрит: не появится-ли какой-нибудь путник на ширазской дороге, чтобы расспросить его о Наджме. И ни о чем другом она думать не может.

Теперь это оставь, а послушай о том, что у девушки был двоюродный брат, звали его Фалишт-ага. Фалишт-ara был давно влюблен в свою двоюродную сестру, но знал, что она любит Наджму.

И он провозгласил:

— Если найдется кто нибудь, кто сможет заставить девушку забыть о Наджме, я дам ему столько золота, сколько он сам весит.

Нашлась одна старуха, она пришла к нему и сказала:

— Дай мне бегового верблюда, быстрого, как ветер, и я сделаю так, что девушка разлюбит Наджму.

Ну, этот проклятый Фалишт-ага нашел старухе такого верблюда. Вечером старуха села на верблюда и поехала по ширазской дороге. Ехала так до утренней зари, а наутро повернула обратно и поехала в Лар.

А девушка там, у себя в замке, встала утром рано, совершила утренний намаз, взяла подзорную трубу и стала смотреть на дорогу.

Видит: бежит по дороге верблюд, на нем всадник. Увидела она это и говорит служанке:

— Служанка, пойди посмотри туда, там едет всадник на верблюде. Пусть он остановит здесь своего верблюда и привяжет его возле дома. А потом пусть приходит ко мне, у меня есть к нему дело.

Ну и вот, служанка пошла, села возле дороги и сидела, пока не подъехала старуха. Служанка сказала ей:

— Мир тебе!

И старуха ей ответила:

— И тебе мир!

И тогда служанка говорит:

— Матушка, послушай меня!

— Ну что тебе? — отвечает старуха.

— Бабушка, — говорит, — царская дочь просит тебя на часок пожаловать к ней.

Та отвечает:

— Внученька, я устала, измучилась, лучше бы мне ехать дальше, чтобы скорей добраться до дому.

Служанка в ответ на это говорит:

— Хоть ты и устала, хоть и проголодалась, а все же она царская дочь, и лучше бы тебе зайти к ней.

— Ну уж эта царская дочь! — говорит старуха. — Житья от нее нет!

Слезла старуха на землю, крепко привязала верблюда и, опершись на посох хитрости, пошла к царской дочери. Когда она вошла, девушка курила кальян. Увидев старуху, поздоровалась с ней, услышала от нее ответ и говорит:

— Матушка!

— Ну что? — откликается та.

— Откуда ты идешь?

— Я возвращаюсь из хаджа.

— Очень хорошо, — говорит девушка, — значит, ты идешь из Мекки. А по какой дороге ты приехала?

— Я приехала по ширазской дороге.

— А в самом Ширазе ты была?

— Да, — говорит старуха. — Одну ночь я провела в Ширазе.

— Ну и что ты слышала в Ширазе, какие там новости?

— Внученька, — отвечает старуха, — никаких таких новостей там нет. А вот только есть там, говорят, один человек по имени Наджма, так ему якобы чин старосты пожаловали, он решил жениться, ну и по этому поводу праздник, весь город освещен и украшен.

И как только она это сказала, девушка уронила кальян, что был у нее в руке, и сложила такие стихи:

В миг, когда о кознях милого узнала, Выскользнул кальян, что я в руках держала. Сам кальян — хрустальный, а чубук жемчужный. Желтым, как янтарь, стал мой румянец алый.

И еще девушка сказала:

— Матушка, старушка, да буду я жертвой языка твоего, что говорит такие приятные вести! Высунь-ка язык свой, чтоб я могла его поцеловать!