Политическая история Римской империи - Циркин Юлий Беркович

Не менее эффективно решал Тиберий и вопросы внутренней политики. Особенно ярко это проявилось во время острого экономического кризиса в Италии в 30-х гг. В то же время он решительно расправлялся со всякой реальной или даже воображаемой оппозицией. Была разгромлена группировка, концентрировавшаяся вокруг Агриппины. Процессы по делам «оскорбления величества» позволили принцепсу взять под полный контроль сенат. Другой целью этих процессов были конфискации имущества обвиняемых, что, наряду с иными мерами, позволило наполнить государственную казну. Характерной чертой правления Тиберия стало сочетание умелого администрирования с жестоким террором, что привело к усилению власти принцепса, ярко сказавшемуся при следующем правлении.

Калигула. Тиберий не мог не учитывать обычай, в соответствии с которым нельзя было лишить наследства единственного оставшегося в живых сына Германика Гая, являвшегося официально таким же его внуком, как и Тиберий Гемелл. Да и сам Тиберий, будучи консервативным по натуре, придерживался традиционных правил, поэтому наследниками своего имущества он назначил обоих, что делало их фактически и наследниками власти.

Тем временем известие о смерти Тиберия вызвало ликование в Риме, многие кричали: «Тиберия в Тибр», призывая не предавать его сожжению. Разумеется, сделано это не было, и прах принцепса был помещен в мавзолей Августа. Вскоре собрался сенат, и толпа восторженно встретила известие о назначении наследником сына обожаемого Германика. Ворвавшись в здание, она потребовала, чтобы власть была передана именно Гаю. Это отвечало и настроениям многих сенаторов. Уже 18 марта сенат передал все полномочия принцепса одному Гаю. Того в Риме в это время не было (он находился с телом Тиберия). Лишь через десять дней Макрон и Гай прибыли в Рим с его телом. Гай вступил в переговоры с консулами Гн. Ацерронием Прокулом и Г. Петронием Понтием Нигрином, а также с теми сенаторами, которых он считал верными себе, и был составлен план действий.

Макрон, прочитав в сенате завещание Тиберия, призвал, однако, его не утверждать, ибо, как он заявил, только безумец мог назначить наследником человека, по возрасту еще не способного заседать в сенате. Сенат снова признал единственным наследником Тиберия Гая. В результате вся власть была передана Гаю[53]. Чтобы несколько смягчить отказ от выполнения завещания Тиберия, новый принцепс дал обещание усыновить Тиберия Гемелла, делая его, таким образом, на какое-то время своим наследником. Гай принял официальное имя Г. Цезарь Август Германик. Свое детство он провел в военных лагерях вместе с отцом, и его иногда даже называли «воспитанником легионов». Там он носил военную одежду, конечно же по своему размеру, в том числе маленькие солдатские сапожки, и поэтому был прозван Калигула (Сапожок) и под этим именем вошел в историю.

За время после битвы при Акции в Риме сменилось два поколения, и люди уже не представляли себе иной власти, кроме как личная власть принцепса. С другой стороны, у Калигулы не было соперника, на которого он оглядывался бы, поэтому он мог обойтись без тех комедий, какие разыгрывались Августом и Тиберием. Калигула сразу же взял всю власть в свои руки. Более того, юный принцепс подчеркивал, что власть переходит к нему именно из-за его принадлежности к правящей фамилии, утверждая тем самым династический принцип. Несмотря на явную оппозицию значительной части общественного мнения, он торжественно похоронил Тиберия.

Калигула. Копенгаген

Более того, он выплатил Тиберию Гемеллу его долю дедовского имущества и выполнил другие условия завещания, хотя оно и было признано сенатом недействительным, усыновил, как и обещал, Тиберия Гемелла, которому дал титул принцепса юношества, посетил острова, где погибли его мать и брат, и торжественно захоронил их прах, особенно уважительно относился к своей бабушке Антонии и дяде Клавдию. Всеми этими жестами он поднимал престиж правящей семьи и делал ее единой и сплоченной, показывая, что прежние раздоры забыты. В то же время подчеркивалось, что он, Гай, принадлежит к другой ветви фамилии, тоже связанной с Цезарем и Августом, но в не меньшей степени с Германиком, а не с Тиберием. Именно имена Цезаря, Августа и Германика вошли в набор его официальных имен.

Первые шаги Калигулы оправдывали ожидания тех, кто его горячо приветствовал. Сразу же новый император раздал деньги преторианцам, а затем дважды распределял между римскими гражданами (естественно, только находившимися в Риме) по 75 сестерциев на человека. Эту же политику Калигула продолжал и позже. Он возобновил обширное строительство, в огромных количествах раздавал деньги и хлеб плебсу, организовывал грандиозные зрелища, причем не только в Риме, но и в провинциях. Для сенаторов и всадников, а также для их жен и детей он устраивал роскошные угощения. А главное — восстановил добрые отношения с сенатом, прекратил процессы по обвинению в оскорблении величества, наказал изобретателей чудовищных тибериевских наслаждений, официально оправдал тех обвиненных в оскорблении величества, которые выжили. В то же время, не желая возбуждать напряженность в обществе, Калигула не стал раскрывать старые дела, в том числе и по обвинению его родственников, чтобы и бывшие доносчики, и свидетели спали спокойно. Как бы претворяя в жизнь «республиканскую» программу матери и возвеличивая отца как символ свободы, он приказал разыскать и опубликовать исторические сочинения, ранее уничтоженные по инициативе Тиберия и даже Августа.

Однако в конце 37 г. Калигула заболел, а выздоровев, превратился в совершенно другого человека. Он стал необузданным, садистски жестоким, не в меру подозрительным и самовластным. Многие исследователи полагают, что во время болезни у него произошел психический сдвиг и он просто стал ненормальным. Возможно, болезнь обострила патологические процессы, уже имевшие место в его психике. Калигула страдал эпилепсией, и страх припадков наложил определенный отпечаток на его личность. В младенчестве он пережил солдатский бунт, когда жизнь его родителей (а может быть, и его самого) висела на волоске. Конечно, он не мог тогда этого понимать, но на его психику это могло повлиять.

Теперь беспричинная жестокость, до того дремавшая в глубинах его подсознания, вышла наружу и соединилась с ощущением безграничности власти и абсолютной безнаказанности. Процессы по обвинению в оскорблении величества не только возобновились, но приняли невиданный ранее размах. Рим содрогнулся от множества казней, совершаемых с невероятной жестокостью. Во многих казнях принимал участие сам император, находивший в собственной жестокости и созерцании чужих мучений огромное удовольствие. Вскоре он фактически уморил свою бабушку Антонию (хотя после смерти и воздал ей всяческие почести), заставил покончить самоубийством Тиберия Гемелла, то же самое сделал с приведшим его к власти и в первое время его правления чрезвычайно влиятельным Макроном и его женой. Префект Египта Авилий Флакк был обвинен в участии в заговоре Макрона (которого и не было) и вскоре казнен. Чтобы в будущем не допустить чрезмерного усиления командира преторианской гвардии, Калигула назначил сразу двух префектов претория (так, правда, было уже в начале правления Тиберия, когда Сеян и его отец одновременно командовали преторианцами), и это стало обычной практикой. Жертвой Калигулы стал его бывший тесть Юний Силан (его дочь, первая жена Калигулы, к этому времени умерла).

Жестокости были всем видимой, но все же только одной стороной деятельности Калигулы. Его внутренняя политика, несмотря на казавшуюся бессмысленность его действий, была вполне определенной. Он окончательно разделил сенаторские и всаднические должности, замкнув, таким образом, каждое сословие в самом себе. Было установлено, что всадник, включенный в число сенаторов, теряет всякую связь со своим прежним сословием. Два высших сословия были полностью оформлены и отделены друг от друга и от остального общества. Как в свое время Август, Калигула создал новую декурию в составе римских судов. Хотя реально она была пятой, но официально именовалась третьей, так как состояла из всадников. Это увеличило число последних, привлеченных в некоторой степени к государственным делам. Наконец, Калигула решительно противопоставил себя сенату.