Жизнеописание Парацельса или Теофраста фон Гогенгейма (1493–1541) - Анна М. Стоддарт

от соли: без соли ни один орган тела невозможно было бы ухватить; ведь от соли алмаз получает свою твёрдую текстуру, свинец свою мягкую текстуру, алебастр свою пластичную текстуру и так далее. Всякое отвердение, или коагуляция, происходит от соли. Вследствие этого существует одна соль в костях, другая в крови, третья в мышцах, четвёртая в мозге и так далее. Ибо сколько есть разной серы, столько есть и солей. Третьим веществом тела является ртуть, которая есть жидкость. Все органы тела обладают своей собственной жидкостью; таким образом, кровь имеет одну, мягкие ткани другую, кости, костный мозг – всё имеет свою собственную жидкость, которая есть ртуть. Так что ртуть имеет столько форм, сколько имеют сера и соль. Но так как человек должен иметь законченную форму, её различные части должны сгущаться и отвердевать и содержать в себе жидкость: так, три компонента создают форму и образуют одно тело. Это одно тело, образованное тремя веществами.

Сера горит, это происходит только с серой; соль есть щёлочь, потому она в связанном состоянии; ртуть есть газ или дым, ибо она не горит, а распадается в пламени. Запомните, что всякий распад, разложение возникают от этих трёх составляющих».

Далее Парацельс предлагает рассмотреть его метод в отношении болезни, её разновидностей, особенностей, состояний, характера, течения и лечения.

Вторая глава посвящена лекарствам, которыми являются три вещества, и их конкретным применениям. Каких космических высот достигают его суждения, можно заключить из следующего абзаца:

«Три вещества пребывают в четырёх стихиях, или материнских началах всех вещей; из стихий происходят все вещи: из земли появляются растения, деревья и все их разновидности; из воды – металлы, породы и все минералы; из воздуха – роса и манна; из огня – гром, вспышки молний, снег и град. А когда микрокосм распадается и разрушается, частицы становятся землёй, и это происходит таким удивительным образом, что спустя недолгое время она приносит плоды, семена которых были брошены в это место, и это должно быть известно врачу. Также из распавшегося тела высвобождается другая стихия, стихия воды; а поскольку вода есть начало минералов, алхимик может получать из неё рубины. Распад возвращает также и третью стихию, огонь, из которого может быть извлечён град. И воздух тоже восходит вместе с иссякающим дыханием, точно так, как роса образуется внутри закрытой склянки. После этих преобразований происходит ещё одно, и оно оставляет после себя всевозможные виды серы, соли и ртути. И как же необходимо по этой причине открыть взорам вселенную микрокосма, ибо она вмещает многое, что служит здоровью человека, что является его жизненным эликсиром, его arcanum[196], его бальзамом, его золотым напитком и тому подобным. Все эти вещи находятся в микрокосме; в какой мере они есть во внешнем мире, в той же мере они есть и во внутреннем».

Он использует термины идеальной алхимии для обозначения целительных сил, обитающих в теле человека. Далее следует суждение важнейшего значения, суждение, в котором практикующие медики его времени крайне нуждались, и на доказательство полезности которого потребовались столетия:

«Следовательно, человек есть сам себе врач; и когда он содействует природе, она даёт ему то, в чём он нуждается, и предоставляет ему сад целебных трав в соответствии с потребностями его анатомии. Если мы рассмотрим и изучим по существу все явления, мы обнаружим, что наш лекарь находится в нас самих, и в нашем собственном естестве есть все компоненты, в которых мы нуждаемся. Возьмём, к примеру, наши раны; что требуется для заживления ран? Ничего, за исключением того, что плоть должна нарастать изнутри наружу, а не снаружи внутрь. Поэтому лечение ран есть защитительное лечение, чтобы никакая случайность извне не могла воспрепятствовать нашей природе в её работе. Вот тот способ, каким наша природа исцеляет себя сама, выравнивает и возмещает себя сама, подобно тому, как хирургия напитывает опытом хирурга. Именно mumia[197] есть сам человек, mumia есть тот бальзам, который заживляет рану; мастика, смола, покров не дадут ни единого кусочка плоти, а дело врача – оберегать работу природы и таким образом содействовать ей».

Употребление Гогенгеймом слова mumia для обозначения возможностей природы в теле, исцеляющей силы внутри него, не надо путать с практикой того времени добавлять малую толику высушенной мумии или полотна, обвивавшего мумию, в настойки, назначавшиеся больным, – практикой, упоминаемой Браунингом в его поэме в тех строках, которые он вкладывает в уста Гогенгейма в эпизоде, когда Фестус встречает его в Кольмаре:

И брось щепоть той пыли сладковатой,

Что рассыпает щедро – только тронь! —

Изъеденный червями времён далёких саван,

Который египтянина веками обвивал.

Эта выдающаяся реформа в области хирургии подробнее изложена в более поздней работе Парацельса – «Большой Хирургии», написанной в 1536 году. Но впервые этот метод был опробован в годы, проведённые им в голландских, датских и итальянских войнах. Амбруаз Паре, которому в 1531 году могло быть около двадцати лет, первым из хирургов признал этот рациональный подход и выразил признательность Парацельсу в самом первом, неполном издании своих сочинений, признательность, под которой подписался д-р Меньян в 1840 году, когда полное собрание трудов Паре было переиздано под его редакцией.

«Возможность медицины, – продолжает Парацельс, – следует понимать в двух аспектах: в большом мире и в человеке, одна функция защитительная, другая – лечебная. Если мы помогаем природе, она применяет свою собственную науку, ибо без науки она не достигала бы цели. Но когда врачи требуют применять их науку, тогда они лекари».

Далее следует изложение его понимания известной возрожденческой концепции макрокосма и микрокосма, благодаря которой сделаны первые шаги к отделению натурфилософии от метафизики.

«Поскольку человек приходит из лимбо[198], а лимбо есть вся вселенная, то из этого следует, что каждое творение в одном мире имеет своё подобие в другом. Ведь если бы человек не был отделён от целого на любом плане целого, он не мог бы быть микрокосмом, малым миром, как и не был бы способен притягивать к себе всё, что находится в мире большом. Но так как он есть часть целого, то всё, что он потребляет из большого мира, является частью его самого: ибо он должен утверждать себя тем, из чего сотворён. И как сын рождается от отца, и ничья помощь не будет сыну такой естественной, как помощь отца, так и исцеляющие работники внешнего мира помогают работникам мира внутреннего. Ведь большой мир имеет все свойственные человеку пропорции, категории, части, органы, какие имеет человек; и человек получает их с