Сестра (СИ) - Галина Гончарова

Так что девочку перекрестили, благословили и даже взяли на ручки. И принялись рассказывать об очередной святой, о которой Софья слушала вполуха. Раздражали ее эти дамы и господа. Нет, некоторые‑то святые, безусловно, полезные и правильные, но! Они — жили и при жизни делали много хорошего и полезного. А вот если человек при жизни просто был благочестив, а потом умер мученической смертью — много таких погибает в каждой войне. Начиная, кстати, с Архимеда. А его не причислили…

Софья, конечно, жалела об отсутствии жвачки — закатать товарищу в волосы, чтобы его наголо побрили, но слишком уж мелкая диверсия получается. Хотя… где‑то она читала, как мудреца обрили и стало ясно, что он — плут и сволочь, просто под бородой и чалмой прятался. Гримировался.

К Алексею попасть не удалось. Товарищ Полоцкий собирался было, вместе с Софьей, но если ребенок требует, верещит и цепляется за тебя, к тому же, он царской крови — пришлось плюнуть и смириться. И ужин, как ни странно, прошел спокойно.

Протопоп пока помалкивал, пытаясь определить, кто его окружает, жена и дети его тоже молчали, Симеон пытался что‑то сказать, но Софья засыпала его вопросами быстрее, чем он успевал открыть рот для ответов. Алексей же на Симеона внимания не обращал. Не повезло товарищу. Если бы он появился в тереме, когда Алексей был там заперт, как в клетке, конечно, ему было бы легко. А тут — поди, приручи мальчишку, который то туда, то сюда, да еще и дома его постоянно отвлекают.

Вот и сейчас Алексей свободно болтал то с царевной Анной, то с другом Ванюшей, вставляла свои пять копеек и царевна Татьяна — всем было хорошо. Основной спектакль начался вечером. Алексей отложил салфетку (да, Софья предложила ими пользоваться и царевна Анна ее поддержала) и кивнул протопопу.

— Батюшка, вы не уделите мне немного вашего внимания?

Симеон, было, дернулся, но Софья тут же вцепилась в него с какой‑то ахинеей, а Аввакум, не обратив на него внимания, тоже вытер рот — и кивнул Алексею. Мол, все для вас, царевич. Ведите…

И они отправились в кабинет.

Софья дала бы остричь свой крысиный хвостик (зародыш будущей косы) под корень, лишь бы послушать, как все пройдет. Или вообще помочь, как с боярином. Но приходилось сидеть и ждать. Ладно, Лёшка ребенок умный, умный, умный, я сказала!

В кабинете Алексей опустился в кресло, сделал протопопу приглашающий жест.

— я рад вас видеть. Надеюсь, ваша дорога была не слишком тяжелой?

— Не след роптать на Бога за свой крест, — произнес мужчина значительно. Алексей кивнул. И перекрестился — двумя пальцами.

Аввакум воззрился на это, как баран на новые ворота. Но сказать ничего не успел. Тут было возможно несколько реакций, и чем угадывать все — проще было направить разговор в нужное русло.

— крест нам посылается по мерке нашей, и наш удел не просто поднять его, но и понять.

Вот тут протопоп провис. Понимать кресты ему ранее не предлагали. А Алексей, творчески развивая домашнюю заготовку, выдержал паузу — и продолжил.

— Вот, например, тяжкий крест — мученичество принять за веру свою, почетный, великий, — Аввакум едва не принялся кивать при каждом слове, — но ежели при том другие будут ввергнуты в геенну огненную, потому что ты их оставил, не ты ли будешь за них в ответе?

Недоумение.

— Смерть не означает ни победы, ни поражения. И все же, долг твой, как пастыря, не просто пострадать за веру свою, но указать правильный путь своей пастве, разве не так?

Полное согласие. И опять непонимание, вроде бы смерть — тоже путь, вон, Христа вспомнить — принял же он мученичество за всех людей. А тут‑то что к чему?

Нет, если бы ребенок беседовал по — детски, Аввакум мог бы пропустить его слова мимо ушей или поспорить. Но то, что он говорил, было созвучно мыслям протопопа. А когда соглашаешься, спорить и ругаться уже ни к чему, когда с тобой согласны — проповедовать тоже не получается, а вот понять, что от тебя хотят…

Так что, здоровый мужик получается глупее отрока, недавно из пеленок вылезшего? Даже с учетом богоданности царской власти — все равно неприятно чувствовать себя глупее или несдержаннее мальчишки.

— Если считаешь ты, что путь твой — терновый венец, я не буду удерживать тебя. Но ежели хочешь ты помочь тем, кто без твоего путеводного огня свернет в трясину заблуждений и греха, ежели готов ты служить Богу по — настоящему, нет ли пути достойнее, хотя во много раз труднее он и грязнее? Поразмысли над этим.

И вот тут Аввакум окончательно выпал в осадок. Чтобы ребенок так говорил?

Летающие свиньи, синие козы и говорящие деревья — полностью альтернативная реальность. Ну НЕ БЫВАЕТ такого! НЕ БЫВАЕТ! А Алексей дружески кивнул мужчине.

— Я тебя оставлю покамест. Поразмысли. Живи в тереме, посмотри, что мы делаем и как все делается, но не спеши судить. Я надеюсь, что мы еще поговорим — и постараемся вместе найти истину.

И вышел.

Протопоп его и задержать не пытался — куда там? Он был умен, безусловно и несомненно, но к чему он готовился?

Что его будут переубеждать, что будут давить, требовать, преследовать, но вместо этого ему предложили подумать. Согласились с его взглядами и попросили подумать не о себе, но о людях. И кто?

Ребенок!

Одним словом — бедняге так сильно сбили стереотипы и настройку, что ему предстояло подгружать их вновь — и не обязательно с тем же результатом. Уж об этом Софья собиралась позаботиться.

Да, фанатик, да одержимый, но не до конца ведь! И семья у него есть, дети, жена — есть рычаги воздействия. И пожалуйста, не надо про всякие шантажи и прочие грубые методы воздействия!

Просто аккуратное перепрограммирование, чтобы из мучеников получились достойные члены общества. Даже священник священнику рознь. Есть герои, которые от церкви водкой и крестинами торгуют, а есть Валентин Феликсович Войно — Ясенецкий. И ни один атеист не посмеет назвать последнего — недостойным.

А царевич тем временем удрал обратно в столовую — и на полдороге наткнулся на Софью, которая, прикинув нужное время, оставила порядком обслюнявленного (не удержалась от мелкой пакости) Симеона — и теперь двигалась к брату, поинтересоваться, что и как.

— Сонька, ты чудо!

Сияющие глаза брата сказали все, лучше всяких слов. Если бы он выбился из образа, отошел от канвы — протопопа ему бы удивить не удалось. И не сиял бы он так.

Будем расспрашивать, хвалить, гладить и чесать за ушком, а то как же. Ей еще протопопа на священную войну настраивать.

Софья вообще злилась от невозможности действовать самостоятельно. Ей бы саблю, да коня, да на линию огня…*

* Филатов 'Сказ про Федота — стрельца…', прим. авт.