ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Сондерс

Позже Спендер объяснял причину своего избрания редактором нового журнала Конгресса влиянием эссе в сборнике статей «Бог, обманувший надежды». Возможно, идеальным кандидатом его сделало не столько отрицание коммунизма, сколько хорошие отношения с США. В 1948 году Спендер написал хвалебную песнь Америке: «Мы можем одержать победу в битве за европейские умы». В ней он заявил, что «хотя американская политика находит сомнительных союзников и равнодушных друзей, американской свободе слова и её наибольшим достижениям присуща аутентичностью. Сегодня она в состоянии покорить жизненно важное европейское мышление... Если бы Америка действовала в таком русле, она смогла бы выполнить свою просветительскую миссию в Европе. Тысячи студентов смогли бы оценить преимущества американской цивилизации и американского понимания свободы... Сегодняшняя реальность такова, что не следует ожидать чего-либо от пропаганды и политических запугиваний. Нужно демонстрировать европейцам наибольшие современные достижения американской цивилизации, образования и культуры [356]. Спендер с едва сдерживаемым возбуждением говорил, что «слова из уст американского или английского писателя» воспринимались европейскими студентами «чуть ли не благой вестью». По его мнению, «План Маршалла» - это было хорошо, но он считал, что «нужно также укреплять старую западноевропейскую цивилизацию верой, опытом и знаниями новой Европы, то есть Америки» [357]. Такое мнение поддерживали многие западные интеллектуалы. Раймонд Арон заявил, что он «полностью убеждён: для антисталиниста не существует иного пути, кроме принятия американского лидерства» [358]. Вряд ли можно было говорить (как случилось позже), что вмешательство Америки в «культурную борьбу» не имело поддержки на местах, когда такие люди, как Спендер и Арон, отождествляли выживание Европы с американским спасением.

Спендер обладал и другими качествами, привлекательными для своих потенциальных работодателей. Будучи членом группы «МакСпонДэй» (Мас-SpaunDay) (Макнис, Спендер, Оден, Дэй-Льюис), он наладил важные связи с литературной аристократией Лондона. Её представители всё ещё находились под влиянием многих снобистских тенденций блумсберийского периода. Тем не менее, они были своевременно очарованы обаянием Спендера. Джоссельсон уже сталкивался с непреклонностью британских представителей на берлинском дебюте Конгресса. Многим американским стратегам надоела заносчивость британской интеллигенции. «Существует одна серьёзная предпосылка всему этому, - пояснял Стюарт Хэмпшир. - Кажется, в 1949 году представители Фонда Форда прибыли в Лондон и провели в отделе большую встречу с ведущими интеллектуалами. Их капитал в то время превышал весь капитал стерлинговой зоны. Когда интеллектуалы прибыли, представители Фонда Форда предложили им материальную основу. В ответ прозвучало: «Спасибо, нам и так хорошо. Нам принадлежат все души, и нам этого достаточно». Британцы не были впечатлёны. Они попросили о нескольких совершенно незначительных вещах. Американцы подумали, что те потеряли разум. Подтекст заключается в том, что существовал очень глубокий фрейдистский антиамериканизм. Это как если бы снобизм Винчестерского колледжа столкнулся с китайским левоцентризмом в лице таких людей, как Эмпсон и Форстер. Я помню, как Форстер и Лайонел Триллинг был и однажды в Нью-Йорке. Триллинг (он написал книгу о Форстере и был достаточно безнадёжным англофилом, никогда не бывавшем до этого в Англии) очень нервничал. Форстер сказал, что ему нужно купить рубашку для особых мероприятий, и Триллинг повёл его в «Брукс Бразерс» (Brooks Brothers). Когда Форстер пришёл туда, он огляделся и произнёс: «О, Господи, я не могу здесь купить ничего». Этим всё сказано» [359].

Спендер работал на Британскую комиссию по контролю (British Control Commission) в оккупированной Германии после войны и хорошо знал, что нужно правительству в сфере культурной политики. С тех пор он проводил достаточно много времени в Америке. Ему покровительствовали Джон Кроу Рэнсом, Аллен Тейт и консервативный дуэт - Бен Тейт и сенатор Эдвард Тафт. С присущим ему обаянием Спендер обхаживал своих британских коллег. Он был нужен американцам всего-навсего как мост, чтобы найти общий язык с непокорными союзниками. По мнению его жены Наташи, несомненный талант Спендера мог легко быть использован в других целях. «Бесспорно, - говорила она, - Стивен обладал всеми необходимыми для этого личными качествами: он был одним из великих отказников [от коммунизма], и, учитывая наивность, его можно было легко обмануть. Его отец был обманут Ллойдом Джорджем (Lloyd George). Их семья очень доверчива; они не подозревали, что люди им лгут» [360]. За эту конгениальную наивность вскоре пришлось дорого заплатить.

В феврале 1953 года, когда Спендер учился в Цинциннати, он получил письмо от Джоссельсона с приглашением приехать в Париж для обсуждения «английского издания «Прев». От Кристола Спендер узнал следующее: «Во время моей короткой поездки в Париж несколько недель назад я долго дискутировал [по этому вопросу] с Майклом Джоссельсоном, Франсуа Бонди и Мелом Ласки; более того, мы с Джоссельсоном отправились в Лондон на один день, чтобы обсудить вопрос с Уорбургом, Маггериджем и Файвелом» [361].

Незадолго до этой встречи в Лондоне де Новилль и Джоссельсон снова встретились с Вудхаузом. Они договорились о публикации. Причём Фредерик Уорбург, издатель Орвелла, согласился предоставить журналу название своей компании. В письме к Уорбургу Джоссельсон подтвердил, что Конгресс «взял на себя полную ответственность по оплате всех счетов, выставляемых в связи с изданием и распространением журнала «Инкаунтер». Кроме того, он взял полную ответственность за какой-либо ущерб репутации. Джоссельсон дал понять Уорбургу, что «ни он, ни его фирма не должны оказывать влияния на издательскую сторону деятельности журнала» [362].

К моменту второй встречи Вудхауз и де Новилль пришли к твёрдому взаимопониманию. В отличие от Вудхауза личные качества де Новилля не производили сильного впечатления. Родом из Лондона, он окончил Нью-колледж и Гарвард, после чего работал корреспондентом информационного агентства «Рейтер». «Мы очень хорошо ладили, смотрели друг другу в глаза, - вспоминал Вудхауз. - Я всегда находил общий язык с моими американскими коллегами, при условии, что они не были лунатиками. Когда бы Лэрри не приезжал в Лондон, я всегда встречался с ним. Когда я отправлялся в Вашингтон, он встречал меня и Адама Уотсона, моего человека в этом городе» [363]. Они регулярно встречались на протяжении нескольких лет, пока де Новилль не вернулся в Америку, а Вудхауз не стал директором Королевского института международных дел. Поскольку это была единственная сфера их общих интересов, они обсуждали «действия и методы» для журнала «Инкаунтер» и «британские действия» в основном за бокалом вина в Королевском автомобильном клубе.

Первоначально «деятельность и методы» означали то, что Вудхауз называл «потоком наличности и линией контакта». «Не думайте, что в то время для этого существовала какая-нибудь система. Всё делалось импровизированно», - сказал позже де Новилль [364]. Для содействия в такой импровизации и выполнения функций посредника МИ-6 и Конгресса за свободу культуры был приглашён Малкольм Маггеридж, который продвинулся далеко вперёд с тех пор, как мальчишкой пел «Красный флаг» со своим отцом с платформы Партии труда в Кройдоне. Его книга «Зима в Москве» (1933), в которой разоблачалась русская утопия, дала одно из первых представлений о советском мифе. Она ознаменовала собой начало политического превращения Маггериджа в ангела для МИ-6. Как член правления Конгресса за свободу культуры он твёрдо придерживался антинейтралистских проамериканских взглядов. Вот как он обосновывал это: «Если я и соглашаюсь, как миллионы других западных европейцев, с тем, что Америке суждено быть оплотом свободы в этом мире середины XX века, из этого не следует, что американские институты являются наилучшими, что все американцы без исключения благовоспитанны или что американский образ жизни совершенен. Это означает только то, что в одном из самых ужасных конфликтов истории человечества я выбрал собственную позицию. Её рано или поздно предстоит выбрать всем. Я предлагаю твёрдо придерживаться такой позиции, не позволить себе пасть духом, быть сбитым с толку или отклониться от этой цели. Это предполагает достаточную веру в цивилизацию, к которой я принадлежу, и в религию, на которой зиждется эта цивилизация. Необходимо следовать советам Баньяна (Bunyan) и преодолевать препятствия и унижения на пути. Цель достойна этого» [365].

«Секретность, - писал Маггеридж в «Дьявольской роще» (The Infernal Grove), - настолько же важна для разведки, как риза и благовония для мессы или темнота для спиритического сеанса. Её нужно поддерживать любой ценой, независимо оттого, служит ли она какой-либо цели» [366]. Маггеридж всегда был одержимым тайными и острыми интригами, даже когда сомневался в их целесообразности. Он с радостью согласился участвовать в новом издательском деле Конгресса. Его первым заданием было найти «богатых людей», которые могли бы выдавать себя за надёжных частных спонсоров журнала. На встрече в пабе на Флит-стрит Маггеридж сообщил Вудхаузу о результатах поиска финансовых каналов. Быть кандидатами изъявили желание два человека.