Фледлунд - Соня Фрейм

намного меньше того, что они транслируют. На самом деле Ребекка ощущала себя никем. Ее спесивая религиозная семья с детства нивелировала ее попытки творчества, а в итоге вообще отвергла. Я считаю, что они ей психику и сломали. И как бы я ни старался, отогреть ее было очень тяжело.

Сейчас снова проглянул тот Эрик, которого Ханна видела на балконе ее дома: разбитый, опустошенный человек, цепляющийся за осколки памяти о той, кого любил. Его привлекательность в одно мгновение обернулась неживой маской. Он поднял на нее глаза-дыры и поделился:

– Таким людям всего недостаточно. Они высасывают тебя, как вампиры, но это не их вина. Им тоже тяжело. И знаешь что, Ханна? Я сейчас себе об этом напоминаю, потому что иногда мне кажется, что я растратил себя полностью на то, чтобы не дать ей сорваться. И все равно не справился.

– Мне… так жаль, – вырвалось у нее.

Эрик, кажется, не слышал ее. Его взгляд ушел в себя, и в нем мелькали только ему доступные воспоминания.

– Она ненавидела всех, кому я уделял внимание. Ей казалось, будто я краду его у нее. К этим людям относились мои гамбургские друзья, мать, Дагмар, хотя при встрече с ними она вела себя безукоризненно. Затем закатывала мне сцены, заканчивавшиеся угрозами покончить с собой здесь и сейчас. Она хотела, чтобы у меня не было ничего, кроме нее. Изредка к ней возвращался контроль, и она бегала по врачам, но терапия не очень помогала, поэтому она и пошла к Рудяку. И это тоже моя вина. Я проболтался, что они тестируют какое-то чудо света, и тот вообще не хотел ее брать сначала, так как по симптомам она не очень вписывалась в тестовую группу. Но Ребекка преследовала его везде, даже ждала у туалета в «ФЕМА», и не спрашивай, как она туда пробиралась… В итоге он сдался и включил ее в эксперимент. Сначала все было чудесно. Она стала испытывать эмпатию, сдвинула себя с центра, увидела других. Меня, мои старания. Ощутила больший баланс с собой. Я уже хотел канонизировать Рудяка, и тут выяснилось, что без «ладана» она не может вообще. Рудяк все клялся, что найдет способ снять ее с этой «иглы», но не успел. Дальше ты и так знаешь. Я даже не видел ее тела. Мне сообщили спустя несколько дней, когда уже узнали в «ФЕМА». От нее больше ничего не осталось. Сожжена. Человека, которого ты только недавно обнимал, чувствовал, что он жив, теперь вдруг не существует. – В глазах Эрика скользнул странноватый огонь, и он склонился к Ханне ближе. – Мне было с ней тяжело, но без нее я себя вообще собрать не могу. Такие дела…

Минуту они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Эрик точно погружался в Ханну, и вот он уже внутри нее, что-то отчаянно ощупывает, ищет, проверяет…

– Я тоже никто, но не считаю себя особенной, – тихо сказала она.

Время словно сдвинулось, и он медленно отстранился и немного пришел в себя. Они будто побывали на спиритическом сеансе, вызывая дух Ребекки, но никто не пришел.

– Ты видишь о ней сны, – эхом произнес он, уже не скрывая, что именно его интересует в Ханне. – Выходит, связана с ней сильнее, чем я.

– И что… мне надо ей что-то передать? – дрогнувшим голосом спросила она.

Теперь в этой встрече было что-то унизительное. Возможно, ей действительно стоило обернуться Ребеккой, чтобы все закончилось как настоящее свидание.

– Передай ей, что я плохо справляюсь. Очень плохо.

Эрик откинулся на стуле и погрузился в тень. Ханна некоторое время молчала, ковыряя картофель на блюде. Проходивший мимо официант одарил их сияющей улыбкой, но они даже не отреагировали.

– Передам, – ответила Ханна. – Теперь… если ты не против, я пойду?

Эрик чуть ожил и снова принял деловой вид. Расплатившись, он принес ей пальто.

– Довезти? – тихо спросил он, когда они вышли.

Они снова замерли на широком мраморном крыльце «Кардинала». Падал снег, в очередной раз заметая Фледлунд. Люди вокруг них, смеясь, входили и выходили, а Ханна не знала, как найти в себе силы сказать ему «нет». Перспектив здесь не было, и она хорошо понимала, что весь этот ужин и его старания были ради Ребекки.

– Не стоит, – наконец сказала она.

– Я так дерьмово вожу? – чуть улыбнулся Эрик.

Она хотела даже отшутиться, но, вытаскивая из сумки перчатки, случайно выронила блокнот. Он приземлился прямо между ними, и из него чуть выглянула фотография Эрика и Ребекки, которую она таскала с собой, чтобы смотреть украдкой.

С ужасом Ханна наблюдала, как он поднимает записную книжку и вытаскивает карточку. Его глаза ничего не выражали, затем он спросил бесстрастным голосом:

– Зачем ты забрала этот снимок?

Хотелось провалиться сквозь землю. Ханна не могла даже поднять на него взгляд. Это был день дурных разоблачений, и ее с головы до пят затопил стыд. Эрик заглянул в ее лицо с легким подозрением, молчание становилось невыносимым.

– Я просто… хотела понять, – ответила она, не поясняя, что именно.

Эрик вложил фотографию обратно и вернул ей блокнот со словами:

– Оставь себе, если хочешь. Пока.

14. Столкновение частиц

«Когда дорога вся в цветах, уже не спрашивают, куда она ведет».[16]

Эта фраза висела на окне цветочной лавки, мимо которой Лекан ходил каждый день.

Он всегда говорил себе, что не ввяжется в мутную историю, и в итоге именно это с ним и произошло. Волшебные бобы требовали инвестиций, и деньги за дочурку Фергюсона почти сразу кончились. Лекан выскреб свои ничтожные накопления и закупился через Мусу еще тремя дозами. Их должно было хватить на две с половиной недели.

Он никогда не был дураком. Ему просто требовалось решение, и оно нашлось.

«На худой конец Амари просто вернется к свое прежнее состояние, а я пока поднакоплю на следующую порцию…» – успокаивал он себя, но в ушах звучали зловещие слова Ханны: «Тебе его не страшно пичкать непонятно чем?»

От этих мыслей пробивал холодный пот, но правде в глаза смотреть не хотелось. Каждый человек однажды устает от своих бед настолько, что ищет чудо. Чудо не обязательно надо объяснять, достаточно того, что оно работает. Лекан дошел именно до такой стадии. И когда Амари вдруг проснулся прежним на следующее утро после лекарства, его внук понял, что заключит сделку со всеми дьяволами, чего бы это ни стоило.

В их крохотной квартире снова появилась семья. Это они двое – что тогда, что сейчас. С Амари начинались все воспоминания Лекана, и