Северная война - Василий Сахаров

– Да-а-а… – прохрипел он. – Отпустите, я простой аббат.

– Знаем мы таких аббатов, – отстраняясь от пленника, сказал я и отдал команду: – Уходим! Все в лес! Живее!

Жеребчик понёс меня и Алиенору в дебри Северной Марки, которая уже двести лет считалась германской территорией, со всех сторон меня прикрывала охрана. Вскоре мы оказались на опушке. Здесь королеву и аббата Сен-Дени привязали к сёдлам запасных лошадей и заткнули рот кляпом. Помимо них были захвачены две служанки и пара рядовых служителей католической церкви, так что парламентёры имелись.

Мои воины вышли из боя и сосредоточились в чаще. Гнавшихся за арьергардом вражеских воинов осыпали стрелами, и они остановились. Удача всё ещё была с нами, и мы начали отступление. По узким лесным тропинкам отряды уходили к Лабе, настроение у меня было превосходное, и я всё время улыбался. Начиналось наше возвращение домой, и конечно же я надеялся на лучшее. Однако подспудно всё равно ожидал беды и неприятностей. Ну, это и понятно. Впереди трудный путь, и надо о многом переговорить с непростыми пленниками, которых кинется спасать всё войско крестоносцев. Так что побегать и подраться придётся неслабо. Впрочем, за такую знатную добычу можно и повоевать.

Глава 18

Клерво. Осень 1147 от Р. Х.

– Господи, Царь Небесный, Дух истины и душа души моей, поклоняюсь Тебе и молю: наставь меня и укрепи, будь моим руководителем и учителем и научи тому, что мне следует делать. Поведай мне, Господи, все повеления Твои, а я обещаю исполнять их и с любовью приму всё, что мне будет послано Тобой. Одного только прошу у Тебя: научи меня всегда творить волю Твою. Аминь.

Рыцарь Седрик фон Зальх, бледный и истощённый, встал на ноги и поднял глаза на резное деревянное распятие, с которого на него смотрел Иисус. Принявший смерть за всех людей, Сын Господа глядел на крестоносца с укоризной, и тот невольно поёжился. Седрик втянул голову в плечи, ему стало стыдно. Он вновь захотел произнести молитву. Однако вместо этого тяжко вздохнул и подошёл к узкому оконцу, которое выходило во двор аббатства Клерво. Облокотившись о стену, он тоскливым взглядом окинул тёмное небо, которое было готово обрушить на землю холодный осенний дождь, и в голове рыцаря, может, уже в тысячный раз всплыли события минувшего лета. И на его глаза навернулись нечаянные слёзы раскаяния. Хотя, по большому счёту, вина молодого воина была невелика.

Герцог Генрих Лев отправил рыцаря во Франкфурт с письмом к своей невесте Клеменции Церенгенской и с посланием для Бернара Клервоского, которое он был обязан передать папскому легату Гвидо Флорентийскому. Дело пустяковое, и вместе с другими гонцами Зальх пустился в путь. Однако уже на имперской земле отряд германцев был полностью уничтожен венедскими налётчиками. Крестоносцы погибли, но Седрику вражеский командир почему-то оставил жизнь и даже вернул письма герцога.

Оказавшись на свободе, Зальх быстро добрался до Гамбурга, и когда его спросили, как он выжил, рыцарь солгал. Седрик подумал, что ему никто не поверит, и сказал, что смог сбежать от проклятых варваров, а потом, раненный, превозмогая боль, прокрался во вражеский лагерь и выкрал у беспечных язычников сумку с посланиями Генриха Льва. Как ни странно, но лихому воину, за которым закрепилась слава отчаянного рубаки и спасителя герцога, поверили, и с этого момента ложь вылетала из уст крестоносца легко и свободно. Он говорил неправду и вскоре сам стал в неё верить. Седрик уже смутно помнил разговор с вожаком венедов Вадимом Соколом, а его рассказ о скитаниях по ночному лесу и героической вылазке в лагерь врага обрастал всё новыми подробностями. Одна деталь дополнялась другой, в его истории появились убитые вражеские воины, сначала один, затем два, а потом сразу пять. И когда он добрался до Франкфурта, сначала всё было хорошо.

Мужественный крестоносец предстал перед дочерью короля Бертой, рядом с которой находились Клеменция Церенгенская и Гертруда Мейсенская, и передал невесте герцога его послание. После этого он долго рассказывал о деяниях доблестного Генриха Льва и своих похождениях, и буквально купался во внимании лучших девушек Священной Римской империи. Далее Седрика пригласил к себе соправитель Конрада Третьего, его старший сын Генрих Беренгар, который мечтал о славе и подвигах, и опять Зальх излагал свои истории и был в центре внимания. Так пролетел первый день его пребывания во Франкфурте, а потом наступил крах.

На утро следующего дня рыцарь направился в резиденцию папского легата. Здесь он отдал Гвидо Флорентийскому, невысокому полноватому священнослужителю в белом цистерцианском балахоне, футляр с письмом герцога, который он не вскрывал с момента своего возвращения в Гамбург. А когда Седрик уже собрался уйти, охранявшие представителя папы тамплиеры схватили его и бросили в темницу.

Напрасно Зальх взывал к легату и храмовникам и требовал встречи с Генрихом Беренгаром. Неизвестно почему, тамплиеры относились к нему, словно к изменнику, и, постоянно избивая, спрашивали, за сколько монет он продал язычникам веру и тайны своего герцога. Это было очень унизительно, но мучили гонца не сильно и не долго. Через пару дней в закрытой повозке под охраной тамплиеров крестоносца отправили к Бернару Клервоскому, которому предназначалось послание Генриха Льва.

Путешествие было относительно недолгим, и в аббатстве Клерво имперский дворянин предстал перед великим подвижником, который ещё при жизни стал считаться святым. Зальха ввели в сумрачную келью, где обитал Бернар, и когда взгляд карих пронзительных глаз аббата встретился с глазами Седрика, рыцарь упал на колени и стал говорить. Крестоносец рассказал обо всех своих прегрешениях и открыл аббату самые сокровенные тайны. Он поведал цистерцианцу о жизни в нищем замке отца и первом походе против венедов. О том, как завидовал богатым имперским дворянам и тайно вожделел Гертруду Мейсенскую. Поделился с ним подспудными страхами, а в конце исповеди изложил истинную историю освобождения из языческого плена.

Бернар слушал Седрика молча и время от времени кивал, а когда рыцарь замолчал, сказал, что он, конечно, виновен, ибо ложь есть грех. Да и помимо этого за ним накопилось немало неблаговидных поступков, вроде бегства из армии Фридриха Саксонского. Однако Зальх не враг церкви и не предатель, как думали тамплиеры. Поэтому, как и все воины Святого воинства, имеет шанс на искупление, и пока аббат Клерво оставляет его при себе.

Зальху выделили небольшую келью в монастыре, и вскоре от Шарля Понтиньи, доверенного лица Бернара Клервоского, он узнал, почему его задержали во Франкфурте. Оказалось, подлый венед Вадим Сокол посмел испоганить письмо Генриха Льва непристойными словесами и вызвал великого цистерцианца на бой. А рыцарь, который читал с огромным трудом и не всегда мог отличить одну букву от другой, об этом конечно же не знал и даже не мог подумать, что язычник способен обращаться с чернилами и пером. Потом, оказавшись на тракте, Зальх увидел, что футляр вскрыт, но письмо на месте, и продолжил своё путешествие. А папский легат Гвидо сразу понял, что накарябано на обратной стороне письма, и решил, что гонец в сговоре с врагом.

Впрочем, обман есть обман. В любом случае Зальх чувствовал себя виноватым и, не понимая, что ожидает его дальше, оставался в Клерво и много молился. Кроме того, Седрик ежедневно тренировался с охранявшими аббатство тамплиерами, которые с недавних пор поселились на его территории, и общался с Понтиньи, коему молодой рыцарь чем-то приглянулся.

Так пролетел месяц, а за ним другой, наступила осень, на редкость холодная и дождливая. Рыцарю было тоскливо, и Седрик просил Шарля Понтиньи передать аббату, что он хочет вернуться в армию Генриха Льва, которая раз за разом неудачно штурмовала вражескую крепость Дубин. Однако Бернару, который много путешествовал, было не до Зальха, а может, он считал, что рыцарь ещё не отмолил свой невеликий грех. Поэтому при каждой новой встрече Понтиньи пожимал плечами и говорил Седрику, что его время ещё не пришло.

Наконец сегодня Бернар Клервоский вернулся в родное аббатство. Разбрызгивая колёсами лужи, возок проповедника в сопровождении конных рыцарей въехал во двор. Сердце Зальха при виде выходящего под дождь Бернара затрепетало, и не зря. На обеде Понтиньи намекнул ему, что вскоре он сможет покинуть Клерво, и велел рыцарю никуда не отлучаться из кельи, ибо аббат наверняка пожелает с ним встретиться. С этого момента прошло несколько часов. Наступил вечер, и Седрик занервничал. Он успел несколько раз помолиться и не раз подходил к двери, чтобы прислушаться к наполнявшим сумрачное аббатство звукам. Однако приближение посланца он всё же прозевал.

И-и-и! – скрипнув несмазанными петлями, открылась дверь кельи, и Зальх обернулся.

На пороге стоял пожилой монах, который кивнул ему и сказал: