Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве - Юрий Сушко

– И когда же вы будете готовы выпустить джинна из бутылки? – просто из любопытства поинтересовался у своего молодого коллеги Эйнштейн.

– Я думаю, к середине июля все завершится.

«…Генерал Гровс…Плато Лос-Аламос, штат Нью-Мексико… Санта-Фе… Три с половиной тысячи сотрудников… Сегодня более шести тысяч… середина июля» – впечатывались в ячейки цепкой памяти Маргариты новые имена, географические точки, даты и цифры…

Все развивалось именно по прогнозам Оппенгеймера. 12 и 13 июля составные части снаряда «Фэт Мэн» («Толстяк») в строгом соответствии с совершенно секретным планом доставили в район Аламогордо и подняли на металлическую башню, стоящую, как морской маяк, посреди бескрайней пустыни. В два часа ночи 16 июля, после устранения ряда технических неполадок, все участники эксперимента заняли свои посты в пятнадцати километрах от «пункта ноль». Громкоговорители транслировали танцевальную музыку. Первоначально взрыв намечался на четыре утра, но погода испортилась, и пуск отложили на полтора часа. В пять пятнадцать все участники программы – ученые и «технари» – надели темные очки и улеглись ничком на землю, отвернув лица от «пункта ноль». В 5.30 ослепительный белый свет залил тучи и горы. Все!

Роберту Оппенгеймеру, который изо всех сил вцепился в одну из стоек контрольного поста, в эту поистине историческую минуту неожиданно вспомнились строки из древнеиндийского эпоса «Бхагават Гита»:

Мощью безмерной и грознойНебо над миром блистало б,Если бы тысяча солнцРазом на нем засверкала…

Когда гигантское облако пыли высоко поднялось над местом взрыва, в памяти ученого пульсировали пророческие слова:

Я становлюсь смертью,Сокрушительницей миров.

Саранак-Лейк, 6 августа 1945

Когда отважный капитан Эйнштейн пришвартовал свой парусник к мосткам, на берегу его поджидал знакомый репортер «Нью-Йорк тайме». Поздоровавшись, он сразу же взял быка за рога:

– Профессор, сегодня ранним утром атомная бомба сброшена на Хиросиму. Ваш комментарий?

– Какой ужас! – только и смог вымолвить ученый. – Этого нельзя было допускать!

Постоял молча, а потом медленно побрел к своему коттеджу. Дома, слава Богу, никого не было. Он никого не хотел видеть. Просто не мог.

Вечером сказал Маргарите: «Если бы я знал, что до этого дойдет, я бы лучше стал сапожником».

(Правда, позже изменил свое мнение и в разговоре с Оппенгеймером уже сожалел, что не следовало было бы отказываться от карьеры водопроводчика.)

Принстон, август 1945

…Альберт уснул, свернувшись в клубочек, как ребенок. Маргарита положила руку на его плечо и, засыпая, подумала: если бы он предложил мне остаться, то…

Перед этим они говорили о «зеленой палочке» Льва Толстого. Той самой, на которой был начертан секрет общечеловеческого счастья, и о других тайнах, которые могут быть открыты, если в течение часа не думать о делах обыденных.

А до того, утром, Альберт пригласил ее полюбоваться его клубничными грядками, кустами роз и барбариса:

– Это уже второй урожай. Учитывая здешний климат, их надо почаще поливать.

Он пошарил руками в зарослях бурьяна в поисках шланга, потом открыл кран и принялся за полив зреющих ягод, стараясь точно распределять воду межу кустиками клубники, чтобы не оставлять без влаги ни одного побега. «С математической точностью», – подумала Маргарита, идя в шаге перед Альбертом и попутно вырывая сорную траву.

Она настолько увлеклась своим занятием, что даже не услышала, как Альберт перекрыл кран и, бросив в траву шланг, подошел к ней сзади, вытер мокрые руки о свои холщовые штаны и обнял ее за плечи. Он уткнулся в ее теплую нежную шею и прошептал:

– Марго…

Ей порой становилось до слез жаль своего «Аль», которого нещадно донимали всевозможные просители, посетители, дальние и близкие родственники, друзья и мимолетные знакомые. Она знала, что он не принадлежит к тем мыслителям-олимпийцам, чей интерес к судьбам человечества сочетается с безразличием к судьбе конкретного человека, с которым он сталкивается в повседневной жизни. Он писал тысячи рекомендательных писем, давал советы сотням людей, часами мог беседовать с полоумным человеком, семья которого написала ему, что только он в силах помочь больному. Он был мил, добр, разговорчив, улыбался с необыкновенным радушием, но с тайным нетерпением ожидал сладкой минуты, когда наконец сможет вернуться к работе.

Эта тяга к одиночеству не сводилась исключительно к решению каких-то глобальных научных задач. Вовсе нет. Он признавался: «Страстный интерес к социальной справедливости и чувство социальной ответственности противоречили моему резкому предубеждению против сближения с людьми и человеческими коллективами. Я всегда был лошадью в одноконной упряжке и не отдавался всем сердцем своей стране, государству, кругу друзей, родным, семье. Все эти связи вызывали у меня тягу к одиночеству, и с годами стремление вырваться и замкнуться все возрастало. Я живо ощущал отсутствие понимания и сочувствия, вызванное такое изоляцией. Но вместе с тем ощущал гармоническое слияние с будущим. Человек с таким характером теряет часть своей беззаботности и общительности. Но эта потеря компенсируется независимостью от мнений, обычаев и пересудов и от искушения строить свое равновесие на шатких основах».

В последний раз она отправилась к Альберту в Принстон вполне мотивированно. Жила в его коттедже две недели, постоянно контролируя проблемы «упаковки багажа». К бесконечным дорожным хлопотам был привлечен советский вице-консул Павел Михайлов, что вполне естественно. Во всяком случае, он вооружил Коненковых официальным мандатом, которым предписывал всем советским учреждениям на территории США обеспечить беспрепятственный проезд супругов до Сиэтла, где их ждал корабль, а далее – из Владивостока до Москвы.

Михайлов настоял, чтобы его встреча с Эйнштейном состоялась не в Принстоне, а на дальнем озере. Вскоре Альберт Эйнштейн сообщает возлюбленной, что «Михайлов вновь передал мне привет. Кажется, симпатии взаимны». В следующем письме ученый сообщает Маргарите, что «в соответствии с программой» теперь уже он нанес визит «консулу». «Рекомендации и советы от Михайлова» регулярно упоминаются и в других его письмах.

На всякий случай Маргарита и на расстоянии нежно стимулирует душевное состояние своего законного супруга, сообщая ему:

«Дорогуся! Я была очень рада получить от тебя весточку. Ты пишешь, что Буржуа советует тебе для упаковки компанию Бодвордт. Но ведь я тебе тоже о них говорила. Я только боюсь, что эта компания очень дорогая. Если все же ты решил обратиться к ним, то, по всей вероятности, они заберут все вещи и упаковывать будут в их мастерской, где у них все приспособления. Ужасно меня удивляет и беспокоит, что консул ничего не предпринимает по поводу упаковки. Перед тем, как обратиться в Бодвордт, нужно, конечно, выяснить вопрос с консулом. Упаковка ведь будет стоить очень дорого. Всегда твоя Маргарита.