Волшебный локон Ампары - Сергей Павлов

Участники экседры молча разглядывали Кир-Кора – кто с любопытством, кто с настороженным вниманием. Ледогоров смотрел на гроссмейстера.

Олег Владимирский-Люпусов осведомился доброжелательным тоном:

– Это правда, грагал?

– Наполовину, – ответил Кир-Кор. – Мне было не так весело, как представляется это гроссмейстеру.

– А в смысле апроприации?

– Гроссмейстер здесь не солгал. Пси-кинетический акт действительно... гм... имел место. Однако сущностный его механизм, эвархи, боюсь, не сумею вам объяснить.

Кир-Кор рассказал, как было дело.

– Материализация желания, – обозначил региарх «сущностный механизм» подобающим термином. – Но гроссмейстер каков! Приберег аргумент напоследок!

Шаг вперед сделал высокий сухопарый человек. Жесткое лицо, узкие бледные губы, стальной взгляд.

– Гулиэвг, эрил рунических спрашивателей, – представился человек неожиданно мягким, приятным голосом. – Скажи, грагал... с тобой такое раньше случалось?

– Нет. Изредка я апроприировал легкие бытовые предметы – в спокойной, конечно, домашней по преимуществу обстановке и на небольших расстояниях. Животных – никогда и нигде. Я даже не представлял себе, что апроприация крупного животного возможна в принципе...

– Вполне, – сказал махариши. – Еще в незапамятные времена махатма Шенраб, основатель бона, сумел призвать в Гималаи синекрылую птицу со священной звезды Олморин.

«Могу спать спокойно, – подумал Кир-Кор. – Мне еще далеко до звездных рекордов».

– С тех пор сиддхи Шаншунбу владеют искусством апроприации, – продолжал махариши. – То есть владеют силой Урулока, если говорить на языке шан-шун. Для них не проблема мгновенно переместить с места на место животное, человека или самого себя. Непосвященные просто не знают об этом.

– Знают многие, – не согласился Закир-ишан Саади. – Люди уже не раз замечали внезапное явление странных одиночных всадников в роскошных одеждах и непременно на белых конях.

– Кстати, ваши эти эзотерические фокусы с автоприацией наблюдались не только в малонаселенных местах Гималаев, Тибета, Алтая, Ладака, – добавил хальфе. – Судя по описаниям, лично тебя, махариши, фиксировали даже в окрестностях Алма-Аты, Москвы, Симферополя, Трускавца и Казани.

– Может быть. Но давайте не обо мне, – задумчиво проговорил Ксюм Пикчу. – Здесь любопытно другое. До сего дня я не знал ни одного из непосвященных, кто мог бы использовать энергетическое благорасположение Урулока...

– Грагал был посвящен в тайны эзотерических знаний Калапы5 настолько тайно, что это оказалось тайной даже для махариши, – не преминул обобщить левитатор.

– Или же способность нашего гостя к апроприации имеет иную природу, – рассудил региарх. – Ты как полагаешь, фундатор?

– Грагал, сам не ведая того, пользовался энергетическим благорасположением Ампары, – тихо сказал Агафон.

– Оптимист, – еще тише произнес Умар ибн Махмуд ал-Хорезми, и выражение усталости и недовольства на его лице сменилось выражением светлой печали.

И опять нависла над экседрой тягостная пауза.

– Мне трудно это все опровергнуть или подтвердить, – сказал Кир-Кор. – Многое из того, о чем вы говорите, мне непонятно. Я даже толком еще не усвоил, что такое Ампара...

– Решающего значения это сейчас не имеет, – сказал хальфе.

– Для вас. Но не для меня. Думаю, вы пытаетесь поставить мне какой-то скрытый пока от моего разумения философский диагноз, и естественно, я не могу относиться к этому равнодушно.

– Нет, грагал, не тебе мы ставим диагноз, – сказал Ледогоров. – Нам необходимо вникнуть в суть связанных с тобой и в то же время независимых от тебя обстоятельств. Или хотя бы приподнять покров над основополагающей тайной. Это важно, ибо многое уже свидетельствует о том, что мера событий приблизилась...

– И очень жаль, что наши усилия не вызвали в тебе ответного движения или хотя бы сочувствия, – добавил хальфе. – Быть может, тому виной присущая тебе строптивость. Но это было бы полбеды. Хуже, если на Планаре ты инициирован помимо своего сознания. Понимаешь? Помимо!..

Кир-Кор на секунду опешил.

– Чепуха!.. – проговорил он. – Мой мозг абсолютно свободен, эвархи, уверяю вас.

– Определенная часть мозга могла быть заблокирована специальным кодом запретительного характера, – отмахнулся хальфе.

– Хотите сказать, что в моем подсознании таится некая скрытая от меня самого информация?! Но зачем... кому понадобилось?..

– Тому, кто кодировал. И очень важно было бы определить сейчас настоящего автора этого действа...

– Урулок? Ампара?

– Икс? Игрек? Зет?.. – продолжил хальфе.

– Я вынужден прервать этот диспут из-за его очевиднейшей некорректности, – вмешался фундатор. – Успокойся, грагал, совершенно не обязательно инициировать себя нашими подсказками, которые, скорее всего, ровным счетом ничего не смогут тебе подсказать.

Кир-Кор обвел взглядом полукружье философов. Слабо улыбнулся в ответ на ободряющий кивок Драгана Данковича – старинного своего приятеля, эварха девидеры «Матица Световидов» Моравского экзархата. Всем своим видом этот худощавый, жилистый человек словно бы говорил: «Плохи дела, грагал, но держись. В любом случае можешь рассчитывать на мою поддержку».

– Уважаемый фундатор, уважаемые эвархи, – сказал Кир-Кор. – Ничего такого... особенного я в себе не чувствую. Разве что удручен вашим ко мне недоверием. Нет-нет, не надо возражать – прошу меня просто выслушать! Вашим недоверием я обязан Планару – действительно странному космофизическому объекту. Не скрою, этот объект сразу и сильно возбудил мое любопытство. И как теперь выясняется – не только мое. Когда вернусь восвояси, непременно займусь изучением его природных загадок. Природных, эвархи! Нек деус интерсит!6 Именно в этом, если угодно, суть моей точки зрения на Планар и оценка, если хотите, моего теперешнего психофизического и физиологического самоощущения. И дабы не повредить объективности зреющей в ваших умах оценки искренности стоящего перед вами грагала, я готов прямо здесь, сейчас, настроиться на ретроспективную пиктургию и показать вам наиболее существенные фрагменты моего ознакомления с Планаром. Если вас устраивает такого рода контрдовод – скажите, и я начинаю. – Кир-Кор сложил на груди руки и застыл в ожидании.

– Ультима рацио регис7, – сказал левитатор.

– Ультима рацио либертатис8, – ввел поправку Кир-Кор.

– Я ожидал от нашего гостя такого решения и боялся его, – сказал Ледогоров. – Конечно, посредством ретропиктургии можно устранить возникшую проблему, но... ценой огромного биоэнергетического напряжения. По сути дела, мы обрекаем грагала на исповедь методом спринтерских усилий на марафонской дистанции...

– Я опасаюсь того же! – с чувством произнес Джугаш-Улья Каганберья и даже подался вперед. – Тем более что этим путем можно устранить проблему, а можно и усугубить!..

– Ничего подобного, – сказал хальфе. – Путь трудный, но безусловно результативный.

– Лучший способ, – кивнув, поддержал коллегу эрил Гулиэвг. – В неторопливом словесном общении степень откровенности собеседника действительно не всегда поддается контролю. В ретроспективной пиктургии наоборот – все самые яркие, а значит, элитно-существенные впечатления скрыть невозможно.

– Все так, – проговорил региарх, – но метод безжалостен. Правильно дал понять нам фундатор, это потребует от грагала чрезмерных затрат психической энергии и биоэнергии вообще. Нас сейчас слишком много.

– Я готов, – повторил Кир-Кор.

– Нет! – громко сказал, почти выкрикнул, верховный пейсмейкер и решительно-быстрым движением вскинул ладонь. – Я против! Совесть не позволяет мне согласиться, чтобы ретропиктургическую исповедь грагала узурпировал нуклеус! О Планаре должны иметь полное представление все участники Большой Экседры!

– Затраты биоэнергии грагала возрастут, как минимум, втрое, – сказал Олег Владимирский-Люпусов. – Впрочем, здесь меня легко упрекнуть в преувеличенном оптимизме...

У Кир-Кора опустились руки. Он постоял, осмысливая новую ситуацию.

– Хорошо, – сказал он, – я согласен. Постараюсь показать Планар на Большой Экседре.

Заприметив реакцию Ледогорова (тот поморщился, провел ладонью по лицу), Кир-Кор понял, что совершил серьезную ошибку.

– Другое дело! – с удовлетворением сказал гроссмейстер, и сливоцветный глаз его омаслился. – Это совсем другое дело...

– Отговорите грагала, эвархи! – спохватившись, воскликнул философ, стоящий между снежнобородым ариархом и черным, как эбеновое дерево, унди-набой. Скрытый мешковиной торс философа венчала крупная, типично сократовская голова. Сократоголовый ткнул пальцем вверх и в гневном (это было заметно) порыве шагнул вперед, отшвырнув босой ступней мешавшую ему циновку.

«Какая экспрессия!» – восхитился Кир-Кор.