Другое счастье - Марк Леви

– Идем, – позвала Агата Милли, – мне надо присесть.

Она взяла ее за руку и повела вниз.

Устроившись на сиденье машины, Агата опустила стекло и открыла бардачок.

– Что вы ищете?

– Сигареты Джо. Сейчас мне было бы невредно покурить.

Милли пошарила в отделении на дверце, достала пачку и нажала на прикуриватель.

Агата закурила и сделала глубокую затяжку.

– Ты меня спрашивала, – снова заговорила Агата, – зачем я подкараулила тебя на заправочной станции. В день, когда ты родилась, моя жизнь остановилась. Значит, и продолжиться она должна была с тобой. За долгие годы, сидя за решеткой, я смирилась с тем, что у меня не будет своих детей; женщине очень трудно отказаться от надежды стать матерью. Не было ночи, чтобы я не спрашивала себя, почему у меня отняли жизнь. Единственное, что придавало мне сил, чтобы выжить, – мысль, что у меня есть племянница, что я боролась не зря, а ради нее. Если я сбежала и всю дорогу ничего тебе об этом не говорила, то это потому, что не хотела говорить об обещании, которое дала себе, когда еще не была уверена, что смогу его сдержать.

– Какое обещание?

– Помочь тебе в осуществлении самой главной твоей мечты. Я вернусь проститься с сестрой. Не провожай меня, я хочу побыть одна, мне надо кое-что ей сказать. Обещай ждать меня здесь, я скоро.

Милли напряженно смотрела на Агату.

– Скоро ты все поймешь. Мне осталось сделать только одно признание, возможно, самое важное. Если любишь кого-то, скажи ему об этом, даже если боишься, даже если это грозит твоему миру крушением. Взять хоть этот случай с Бетти: уверена, Джо просто хотел вызвать у тебя ревность. Кажется, у него получилось, правда?

С этими словами Агата вышла из машины и снова стала подниматься на холм.

По пути ей хотелось оглянуться, но она сделала над собой усилие и продолжала смотреть под ноги. Вскоре она скрылась за шеренгой пирамидальных тополей.

Видя, что она возвращается одна, мужчина вышел из тени и зашагал к ней.

– Почему ты приехала сюда, а не бежала за границу? – спросил Том.

– Потому что я ждала здесь тебя. Я оставила описание своей жизни под матрасом не для надзирателей. Шанс, что оно попадет к тебе, был невелик, но я его использовала.

Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Оба пытались подыскать подходящие слова.

– Надо было тебе удрать за границу, я дал тебе время.

– Это когда ты чуть не поймал нас у Рауля?

– Когда я отпустил тебя после твоей встречи с Верой. Я сидел в машине напротив.

– Какое впечатление произвели на тебя встречи со старыми друзьями?

– Главное впечатление – от встречи с тобой. Оно даже сильнее, чем я предполагал.

Агата повернулась к могиле сестры.

– Почему ты меня дважды предал?

– Я ни разу тебя не предавал. Я работал на правительство и делал свое дело. Но вот беда, на пароме через Миссисипи я в тебя по уши влюбился. Ты это почувствовала, но я не хотел жить во лжи. Моя история с твоей сестрой длилась всего одну ночь, я никогда ничего к ней не чувствовал, она это знала, и ей было наплевать. Мне нужно было отдалиться от тебя, и я нашел для этого самый грубый и неуклюжий способ – переспал с ней. А ты бы все равно меня любила, если бы я признался, кто я?

– Этого мы уже никогда не узнаем, – вздохнула Агата.

– Если бы ты не запретила, я бы продолжал навещать тебя в тюрьме до самого твоего освобождения.

– Нет, до тех пор, пока не встретил бы женщину, которая могла бы свободно тебя полюбить. После этого в комнате для посещений ты рассказал бы мне про жизнь, которая могла бы быть моей. Мысль об этом была для меня невыносима.

– Этого так и не случилось.

– Неужели?

– Все эти годы единственной моей спутницей оставалось служение закону. Вскоре после того, как тебя осудили, я уволился из ФБР, потому что утратил веру в то, что делаю. Я стал федеральным маршалом и им остался.

– Если бы ты раньше избрал эту карьеру, мы бы выиграли много времени.

Они снова умолкли, смело глядя друг другу в глаза.

– Что же теперь? – спросила Агата.

– Я доставлю тебя обратно. Если захочешь, приеду за тобой в тот день, когда ты освободишься.

– Не так все просто… – пробормотала Агата.

– Я так и подозревал. Что ж, я использовал тот небольшой шанс, что у меня был.

– Я говорю не о себе. Ночь, которую ты провел с моей сестрой, оказалась гораздо более долгой, чем ты думаешь.

– Клянусь тебе, что нет.

– Она длилась тридцать лет и продолжается до сих пор.

– Что ты такое говоришь?!

– Она от тебя забеременела. Она носила твоего ребенка, потому я и села вместо нее.

Агата внимательно наблюдала за Томом. Он побелел как бумага, губы задрожали, глаза наполнились слезами. Если Агата гадала все эти годы, знал ли он о ребенке, то теперь получила ответ, и это принесло ей даже большее облегчение, чем побег из тюрьмы.

– Знаю, – сказала она, – все запуталось, причем жестоко запуталось. Но у моей сестры всегда были по этой части большие способности.

– Девочка или мальчик? – пролепетал Том.

– А тебе кого больше хотелось бы? – насмешливо спросила Агата.

Том не нашелся с ответом. Уже в третий раз за несколько дней он был вынужден признаться самому себе, что душа его крайне уязвима, хотя он и кажется неустрашимым.

Агата шагнула к нему, и Том с волнением ощутил ее силу.

– Наберись смелости и спустись с холма. Расскажи ей, кто ты.

– Так это она была сейчас с тобой?

– Бедняжка Том, где твоя догадливость? Я не издеваюсь, это действительно трогательно и внушает доверие. Ничего ей не говори о тайне, касающейся ее матери и меня, которую я тебе поведала. Постарайся быть на высоте, покажи себя отцом, о котором она мечтала. Когда ты с ней поговоришь, скажи, чтобы уезжала. Я не вернусь, я не создана для прощаний. Обещай ей, что вы станете видеться, а мне – что так и будет. Она ждет тебя уже тридцать лет. Уж я-то знаю, сколько она тосковала по отцу, скольких бессонных ночей из-за этого провела.

Агата взяла Тома за руку. Его лицо было сама нежность вперемешку с сожалением. На ресницах дрожали слезы.

– Я подожду тебя здесь. Не бойся, у меня нет – как и не было – намерения бежать. Взять судьбу в свои руки – вот и все, чего мне хотелось. Теперь, когда дело сделано, мне больше некуда идти.

Севшему в машину Тому ничего не пришлось говорить: Милли и так все поняла.

Этот мужчина, внимательно на нее смотревший и молчавший, был почти ее отражением: те же глаза, тот же рот, даже ямочка на подбородке у обоих была одинаковая. Вот она и узнала правду. В густом тумане у нее в голове снова прозвучал тихий голос Агаты: «Если я всю дорогу ничего тебе не говорила, то это потому, что я не хотела говорить об обещании, которое дала себе, когда еще не была уверена, что смогу его сдержать».

Они долго смотрели друг на друга. Наконец Том, глядя на нее полными слез глазами, произнес дрожащим голосом:

– Я не знал о твоем существовании.

Это было странное вступление, Милли такого не ожидала. Честно говоря, она вообще ничего не ожидала, менее всего – очутиться в своей машине в обществе незнакомца, оказавшегося ее отцом.

Она тоже не знала что сказать, не могла даже понять, что за чувство ее охватило. Одно она сознавала: властную, ненасытную потребность смотреть на этого человека – на его лоб, затылок, выпирающее адамово яблоко, сильные руки. Ей нужно было впитать в себя его образ. Она задавалась вопросом: такой ли он, каким она его себе пыталась представить по вечерам, когда засыпала, или по утрам, когда шла в школу; она поняла, что, несмотря на все надежды и мечты, за столько лет она даже не сумела придумать, какое у него лицо. Отец просто присутствовал в ее воображении, только в воображении, но именно этому смутному образу она рассказывала о своих тайнах, огорчениях, печалях и радостях, поражениях и победах. Теперь, когда он сидел с ней рядом, она чувствовала, что толком не может ничего ему сказать, и первые пришедшие на ум слова, пусть и необходимые, показались ей самой невыразимо тусклыми.

– Меня зовут Милли.

Том смущенно улыбнулся и пробормотал в ответ:

– Том, Том Брэдли. Можешь выбирать, Том или Брэд, как тебе больше нравится, мне и то и то привычно. Наверное, для «папы» уже немного поздновато.

Он потер щеки и подумал, что плохо выбрит; для такого случая подошла бы более свежая рубашка, не помешал бы и нормальный пиджак вместо старой куртки. Не каждый день знакомишься с собственной дочерью!

– Может, со временем, кто знает…

– Да, кто знает… – мигом подхватила Милли, сама себе удивляясь.

– Ты чертовски красива, – вежливо проговорил он.

– Мне повезло, моя мать была красавицей.

– Что верно, то верно, – смущенно поддакнул Том.

– Вы тоже ничего, – робко добавила она.

– Не очень-то верится. Но раз ты так говоришь, придется тебя послушать.

Они обменялись неуверенными улыбками и снова стали друг друга разглядывать.