Красная Орхидея - Линда Ла Плант

— Не грубите.

— Я вовсе не хотел быть грубым, дорогуша.

— Не называйте меня дорогушей! Скажите прямо: нужен вам мой совет или нет?

— Раз вы уже здесь — почему бы и нет? Только не будем терять время: если у вас есть что сказать о нашем подозреваемом — сделайте это перед всей группой.

— Мне нужно время, чтобы прочитать собранные вами сведения о нем.

Анна чуть не выронила поднос, когда Ленгтон открыл дверь:

— А, Тревис! Не могла бы ты посидеть тут с профессором Марш и сообщить ей последние данные о Виккенгеме? Если хочешь, можешь выпить мой кофе. Я побуду в комнате бригады.

И он прошел мимо Анны, оставив дверь открытой. Тревис внесла в кабинет поднос, опустила на стол. Профессор Марш сидела на стуле нога на ногу, нервно подергивая ступней.

— Боже, что за гендерный шовинист, — процедила она.

Анна мило улыбнулась и предложила ей кофе. Профессор Марш потянулась за чашкой, заглянула в нее:

— А сливки у вас имеются?

— Нет, но, если хотите, могу раздобыть молоко.

— Не берите в голову. — Профессор Марш достала из портфеля бутылочку с водой. — Итак, расскажите мне об этом вашем Винчестере.

— О Виккенгеме, — поправила ее Анна и, поколебавшись немного, уселась в кресло за стол Ленгтона.

Профессор Марш открыла блокнот, щелкнула авторучкой и легонько постучала по странице:

— Начнем. Во-первых, мне нужны его личные данные: возраст и прочее, семейный статус, дети…

Извинившись, Анна вышла за своим блокнотом. Ленгтон сидел в комнате следственной бригады с Льюисом и Баролли:

— Избавь меня от нее, Тревис. И знай, она в приятельницах у коммандера. И все, что ты ей скажешь, очень скоро станет известно той.

— Хорошо, поняла.

Ленгтон пробрался к ней между столами:

— У нас, как и договаривались, сегодня процедура опознания, но ей ты этого не говори. Посмотрим, что она нам выложит.

— Ладно. — Анна помедлила. От него ощутимо несло алкоголем.

— Что? — уставился он на нее.

— Если желаешь, у меня в ящике стола пакетик мятных леденцов.

Насупившись, он поплелся обратно к Льюису и Баролли. Анна же вернулась в кабинет. Ленгтон начал ее беспокоить: было всего-то девять утра.

Уже после одиннадцати Тревис в сопровождении профессора Марш вышла в комнату следственной бригады. За это время у Анны то и дело возникало ощущение, будто ее допрашивают, оформившееся к концу разговора в стойкое убеждение. Она проследила, как Марш подошла к Ленгтону, негромко переговорила с ним, после чего призвала детективов к вниманию. Нельзя сказать, чтобы все сделали нужную стойку, но в комнате стало тихо.

— Чарльз Виккенгем, полагаю, теперь ваш основной подозреваемый, — объявила она. — Когда я только подключилась к расследованию, то, как вы помните, упомянула, что семейный статус убийцы явится чрезвычайно важным фактором. Думаю, непременно надо опросить его бывшую жену: в том психологическом профиле, что я для вас тогда составила, подчеркивается, что убийца ненавидит женщин. Это чувство имеет глубокие корни и, вероятно, заложено было еще в раннем детстве.

Она говорила и говорила, повторяя едва ли не все, что Ленгтон выяснил о Виккенгеме и его отце от местных жителей. И хотя все это зижделось лишь на слухах, эти сведения явились отправной точкой ее психологического пассажа. Во время ее выступления некоторые офицеры продолжали перепроверять алиби Виккенгема на девятое января. Ленгтон почти не вслушивался, то и дело посылая и получая эсэмэски. Остальные сотрудники тоже начали проявлять нетерпение: они были уже в курсе того, что сейчас вещала им психологиня. Затем наступила пауза. Она пару раз накрутила прядь светлых волос на указательный наманикюренный палец и наконец заговорила снова, уже тихим и спокойным голосом:

— Я рассмотрела психопатическую тенденцию подозреваемого. Довольно редко такие типы впадают в бешенство, свои преступления они совершают хладнокровно.

Анна глянула на Ленгтона, который нетерпеливо посматривал на часы.

— Кстати, мне думается, что, расследуя это преступление, вы имеете дело с очень и очень опасным экземпляром. Не сомневаюсь, что вы вышли на верного человека. Все, что я изложила, — это характеристика субъекта с патологической тягой к причинению невыносимой боли. Его ненависть к самому себе столь глубока, что он может зайти чудовищно далеко и не чувствовать ни малейшего раскаяния. Этот человек получает удовольствие, подвергая кого-то мучениям, нанося увечья и глядя, как умирает его жертва. Я предполагаю, что он применяет наркотики, возможно амфетамин, чтобы возбудиться, а также что-то, обуздывающее гиперактивную часть его натуры, — возможно, это марихуана или даже морфий. Он подсел на эти наркотики в связи со своим прошлым, и тут вам следует действовать особенно осторожно, поскольку он может оказаться склонен к суициду: отнюдь не из-за угрызений совести, а, во-первых, из-за нежелания оказаться в тюрьме и, во-вторых, в ярости оттого, что его таки поймали.

У него такое гипертрофированное самолюбие, что он верит, будто он выше подозрений. Он думает, что интеллектуально превосходит всех офицеров, расследующих это дело. Я предполагаю, он организует себе алиби и будет вполне уверен, что спасся от судебного преследования. У вас нет свидетелей. У вас нет орудия преступления. Уверена, что его орудия пыток находятся при нем, — он содержит их в порядке и с большим удовольствием чистит их. Также он получает удовольствие от осознания того, что он вне подозрений, потому что уверен, что может вас перехитрить. Поймать его удастся, если позволить ему так мыслить: чем больше веревки вы дадите этому человеку, тем больше он ее выпростает, чтобы закинуть на крюк и сделать себе петлю вокруг шеи. Но выслеживайте его осторожно — не то он и впрямь может с радостью повеситься!

Ленгтон все так же был поглощен эсэмэсками, в то время как остальная бригада следователей слушала во все уши. Он поднял глаза, когда она перешла к медицинскому аспекту.

— Я побеседовала с патологоанатомом, который завершил аутопсию обеих жертв. Также у меня есть близкий друг — судебно-медицинский эксперт, с которым мы обсудили увечья на теле жертвы. Он сказал мне, что хирурги делают очень решительные, чистые разрезы сквозь слои кожной ткани с выверенным нажимом на инструмент, чтобы рассечь только ткани. Дилетант же, прорезая кожные покровы, не контролирует степень нажима на инструмент, требуемую для рассечения кожи, не говоря уже о разделении межпозвонковых дисков. При хирургических процедурах часто получаются пильчатые по краям разрезы вследствие повторных прохождений инструмента сквозь ткани. Это известно как «поэтапная лапароскопия» — постепенное проникновение сквозь кожные покровы. Но когда при этом ножом орудует дилетант, рана получается такой, будто ее скоблили. Далее, именно профессионал разрезает кожу под углом к горизонтали, и потому один конец раны получается чуть вдавленный, а другой — выпирающий. Кроме того, мой знакомый эксперт предположил, что убийца достаточно образован, чтобы не пытаться рассечь кости поясничного отдела, и достаточно опытен, чтобы определить междисковые промежутки и перерезать их. Чтобы разделить позвоночные связки и толстые паравертебральные мышцы, требуются серьезные навыки и очень острый инструмент. Дилетант при этом, несомненно, наделает зазубрин.

Она закрыла блокнот.

— Еще мой знакомый выразил абсолютную уверенность, что надо быть профессиональным хирургом, чтобы иметь возможность продолжать пытки, не допуская преждевременной смерти жертвы. Ваш подозреваемый — квалифицированный хирург, и вследствие этого он, на мой взгляд, вполне вероятный убийца. Без сомнения, он ведет себя жестоко по отношению к своему сыну Эдварду, как в свое время его отец относился к нему. Бывшая жена и дочери от него далеко, а потому отправляйтесь в первую очередь к ним. Это выведет его из равновесия, поскольку он не способен контролировать их показания. Тот факт, что он не будет знать, о чем вам поведали, возможно, толкнет его к вам в руки. И снова я должна предостеречь вас: будьте крайне осторожны с этим субъектом. Он много времени потратил на то, чтобы спланировать убийство Красной Орхидеи, даже придумал ей это прозвище для прессы. По делу Черной Орхидеи так никто и не был арестован, а потому он станет очень старательно заметать следы, как и тот убийца-прототип. Его одержимость убийством Элизабет Шорт словно руководит им. Он верит, что его никогда не арестуют, не подвергнут суду, потому что ассоциирует себя с тем убийцей. Я бы посоветовала вам позволить преступнику думать, что ему удалось скрыться, в то время как вы будете маневрировать за его спиной. Я знаю, у вас недостаточно улик, чтобы арестовать его. И в то же время не выпускайте этого человека из виду, потому что, думаю, он замышляет новое убийство.