Красная Орхидея - Линда Ла Плант

— Нет, — вздохнул Виккенгем.

Ленгтон потасовал фотографии и рисунок, точно колоду карт.

— Как вы могли бы объяснить тот факт, что у нас появилось изображение человека, который, даже если вы с этим не согласны, имеет чрезвычайное сходство с вами?

— Абсолютно никак.

— Свидетель, точнее, два свидетеля, работавшие с художником-криминалистом и со специалистом по фотороботам, никак не соотносясь друг с другом, выдали такое описание: высокий, нос с горбинкой, темные глаза, темные волосы с легкой сединой на висках. В противовес вашим словам, я думаю, перед нами исключительное сходство. Возможно, лучшим решением вопроса будет участие в процедуре опознания.

— Меня?

— Да, доктор Виккенгем, вас. Вы ведь согласитесь помочь следствию? Таким образом будет либо исключен факт вашего визита к жертве, Луизе Пеннел, либо, напротив, будет подтверждено неоднократное посещение ее дома.

— А когда предположительно я приглашался к этой даме?

Не успела Анна свериться с записями в блокноте, чтобы уточнить даты, названные домовладелицей Луизы, как Ленгтон без колебаний ответил:

— Девятого января.

— Девятого января? Этого года?

Ленгтон кивнул. Виккенгем поднялся:

— Мне понадобится ежедневник. Он в кабинете.

Он вышел. Глядя, как Ленгтон складывает фотографии обратно в папку, Льюис спросил:

— И что вы думаете?

— На нем та печатка, что проходит по описаниям, — еле слышно произнес Ленгтон. — Верно, Анна?

Она кивнула.

— Выходит, он и есть тот чертов мокрушник, — пробормотал Льюис.

Ленгтон прошел к роялю и принялся было разглядывать фотографии, но вскоре обернулся: Виккенгем принес в гостиную большой настольный ежедневник в кожаном переплете.

— Говорите, девятого января? Я встречался с моими поверенными на Кавендиш-сквер. Встреча была весьма долгой, поскольку моя бывшая супруга становится с годами куда более алчной, нежели в ту пору, когда мы поженились. Затем я пообедал у себя в клубе, в «Сент-Джеймс», после чего вернулся домой. В тот вечер я ждал к ужину гостей. Он закрыл ежедневник. — А в какое время дня я предположительно встречался с этой девушкой?

— Есть кому подтвердить ваше местонахождение в тот день? — спокойно спросил Ленгтон.

— Разумеется. Если желаете, я позвоню каждому, с кем встречался, и они с вами свяжутся.

— Буду вам благодарен. Вы работали хирургом, верно?

— Да, работал, почти всю прошлую жизнь. Вышел в отставку десять лет назад. На самом деле я пресытился скитаниями, устал от армейской жизни. — Он широко обвел рукой комнату. — Я не нуждался в жалованье и решил, что предпочту проводить время здесь, с моими детьми. Честно говоря, я никогда не рвался к карьере, но под давлением своего окружения порой делаешь совсем не то, что доставляет удовольствие. Так совпало, что в ту пору умер мой отец. Я унаследовал Мейерлинг-Холл и захотел вернуть этому месту прежний жилой вид. Это потребовало много труда, не говоря уж о деньгах.

— Премного вам благодарен, мистер Виккенгем, — осклабился Ленгтон. — Вы нам очень помогли. Сожалею, что отнял у вас так много времени.

Анна в изумлении поднялась с кресла, Льюис тоже встал.

— Я провожу вас к выходу, — улыбнулся хозяин и жестом пропустил их вперед.

Когда они спускались по парадной лестнице, Ленгтон обернулся с наилюбезнейшей улыбкой:

— Я организую процедуру опознания и в случае надобности пришлю за вами машину.

В первое мгновение у Виккенгема сверкнули глаза, но он быстро взял себя в руки:

— Конечно. Но сомневаюсь, что это понадобится, когда будет доказано мое местопребывание согласно ежедневнику.

— Я с вами свяжусь.

Ленгтон направился к ожидавшей их машине и рывком открыл пассажирскую дверцу. Анна с Льюисом поспешили за ним и забрались на заднее сиденье. Виккенгем даже имел наглость махнуть им ручкой на прощание, прежде чем скрылся в доме!

— Вот поганец, твою мать! — буркнул Льюис.

Ленгтон тронул локтем водителя:

— Езжай влево, по дорожке вдоль дома, понял?

Вдоль дома располагались гаражи. «Рейнджровер» был весь в ошметках грязи, налетевшей с колес. Возле него стоял новенький сияющий седан «ягуар». Ленгтон посмотрел на машину, затем обернулся к Льюису и Анне:

— Устроим опознание. Бог даст, домовладелица его опознает.

— Знаете, я в этом сомневаюсь, — с тревогой отозвалась Анна. — Она ведь сказала, что он прикрывал лицо.

— Но она же описала это его чертово кольцо! И его нос крючком. Если понадобится, попросим его прикрыть рукой часть лица. Надо, чтобы его опознали, потому что у нас ни хрена больше нет на этого ублюдка!

Водитель спросил, не развернуться ли ему, однако Ленгтон указал на дорожку, бегущую за гаражом:

— Посмотрим, можно ли отсюда выбраться этим путем. Заодно поглядим на его имение.

Они выкатились на гравийную дорогу, что вела к маленькому коттеджу с соломенной крышей. Домик был очень опрятный, со свинцовыми оконными переплетами и изобилием цветов по обе стороны от причудливой, явно бывшей конюшенной двери, верхняя половинка которой была открыта.

— Жилище прислуги? — предположил Льюис.

— Как-то непохоже, очень уж изящное. Да и селят прислугу обычно не на виду, — ответил Ленгтон.

В этот момент вверху «конюшенной» двери нарисовался Эдвард Виккенгем. Он посмотрел на детективов и скрылся внутри, закрыв за собой створку.

— Должно быть, это гнездышко сына-наследника, — сказал Льюис, когда они проехали дальше.

— Помнишь, что сказала профессор Марш? — наклонилась Анна к Ленгтону. — Что у убийцы, возможно, какие-то разногласия с женой. Ну а этот тип сказал нам, что бывшая норовит отхватить побольше денег, — из-за этого он встречался с поверенными.

— Мм… — задумчиво покивал Ленгтон. Он посмотрел под ноги и поднял все ту же банковскую резинку.

— Знаете, о чем мы не подумали как следует: а что, если они тут оба замешаны — и отец, и сын? — подал голос Льюис.

Ленгтон щелкнул резинкой:

— Думается мне, мы только что встретились с убийцей. Может статься, он использует своего сына и, возможно, имеет на него некоторое влияние, но я думаю, именно Чарльз Генрих Виккенгем и есть тот мерзкий подонок, которого мы разыскиваем.

Анна с сомнением облизнула губы, однако ничего не сказала.

Они доехали до деревни, и Ленгтон предложил немного выпить и перекусить в пабе.

Все они заказали пиво и сэндвичи. Анна с Льюисом сидели за столом возле окна с видом на главную деревенскую дорогу. Ленгтон же устроился на барном стуле и затеял долгий разговор с молодым барменом.

Льюис и Анна без лишних слов принялись за еду — Ленгтон, напротив, за разговором едва притронулся к сэндвичу. Зато он заказал себе скотча, и, похоже, большую порцию. Анна и Льюис, закончив обед, уже с нетерпением поджидали шефа, но тот, казалось, вовсе не торопился уходить.

В конце концов Ленгтон примкнул к ним таким тепленьким, будто влил в себя далеко не одну порцию скотча. Довольно ухмыляясь, он вслед за детективами забрался в машину. Вскоре они остановились возле деревенского продуктового магазина: Ленгтону потребовались сигареты. Шеф скрылся в магазине больше чем на полчаса и вышел оттуда все с той же благодушной ухмылкой. Захлопнув дверцу с такой силой, что машина содрогнулась, он отодвинул свое сиденье подальше, так что оно уперлось Анне в ноги, опустил пониже подголовник и проспал оставшуюся часть пути.

День двадцать второй

Ленгтон прошел прямо к себе в кабинет, но вскоре, закатывая на ходу рукава рубашки, появился перед своей командой для совещания. Он уже готов был начать, как дверь распахнулась и в комнату следственной бригады вошла госпожа коммандер с помощником. Ленгтон поспешил навстречу и коротко с ними переговорил. Затем они придвинули к себе стулья и уселись. Бриджит подошла к ним предложить кофе и, проходя мимо Анны, выразительно подняла брови. Было ощущение, будто они снова в школе и директор зашел к ним в класс сделать объявление.

Ленгтон хлопнул в ладоши, и в комнате воцарилась тишина. Начальство выжидающе посмотрело на него, и он указал на эскиз с высоким темноволосым незнакомцем:

— Под это изображение вполне подходит Чарльз Генрих Виккенгем. У него есть все, включая золотое кольцо-печатку.

Ленгтон требовал скорее устроить процедуру опознания — по возможности на следующий день. Кто-то пошутил, что он тоже может встать в ряд.

— Увы, у меня голубые глаза, — усмехнулся он, оценив шутку. Однако его веселость тут же развеялась. — Идем дальше. Вчера я долго болтал с барменом в пабе «Сент-Джордж». Он просто кладезь информации. Его отец больше тридцати лет проработал в Мейерлинг-Холле садовником. Бармен рассказал мне, что отец нашего подозреваемого был гадкий старый развратник, который приволакивался за каждой юбкой. Это зашло так далеко, что местные девчонки обходили Холл стороной. Он также имел степень доктора — только не медицины, а философии. По сути, он никогда нигде толком не работал. Он попросту разбазаривал Холл. Одно время почти все земли вокруг принадлежали Виккенгемам, а папаша нашего подозреваемого делал деньги, распродавая их под застройку и прочее. Местные его возненавидели, поскольку он изничтожил множество лесов и продавал пастбища под строительство домов, которые никто не мог себе позволить. Короче говоря, папаша Виккенгем был человек во всех отношениях вульгарный и порочный, и его единственный сын, наш подозреваемый, перед ним трепетал. Его мать, Анабель Виккенгем, умерла при родах, оставив Чарльза единственным наследником. Старикан так больше и не женился, но водил проституток: все в округе знали, что он регулярно посылал свой «роллс-ройс» в Сохо, чтобы шофер загружал машину девочками и привозил к нему.