Девятый. Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Каменистый Артем

— Не надо преуменьшать своих заслуг. Уж бакайцы вас точно уважают — хотя бы за то, что в бою против погани хорошо себя проявили.

— Подколоть бурдюка не сильно сложно — все так говорят.

— Ага, слыхал такое. А полностью эта поговорка звучит так: «Подколоть бурдюка несложно — гораздо сложнее найти прачку, которая после этого сможет штаны отстирать». В оригинале текст более груб и вульгарен — вы уж извините: сан не позволяет такое вслух произносить.

— Конфидус, вы, как я догадываюсь, не с рождения при еретиках. Зачем вас, неглупого человека, понесло в религию?

— Ради будущего… все ради будущего… Вы верите в будущее нашего мира?

— Вы что имеете в виду?

— О погани, разрастающейся будто плесень, и не видно этому остановки. О дикости, чья плесень растет еще быстрее. Наш мир медленно умирает — его пожирает гниль. На нашу жизнь его еще хватит, но вот что мы оставим внукам? Я не знаю… и не верю в хорошее… Не верю, что будущее появится само собой — за него надо побороться. А вы как думаете?

— Еще не задумывался, но точно знаю, что церковники вроде вас постоянно такое рассказывают: смерть идет, последние дни наступают, нравы падают, нечисть из углов выползает — покайтесь, пока не поздно, молитесь и не забывайте жертвовать на новый храм.

— Вы решили, что я вам проповедь читать собрался? Эх, молодость… Дан, я не о вере вовсе: я о том, что происходит здесь и сейчас. При желании мы можем свернуть с пути и осмотреть руины, что на карте обозначены, — еще три поколения назад там был цветущий город, а теперь лишь прах. Лес, звери — и ни одного человека. Даже погань отсюда ушла — завоевывать новые земли и жизни. В этом городе вы, возможно, увидите развалины величественных зданий: больше таких не возводят. Почему? Потеряны знания или просто уже не хотят тратить сил на бесполезную красоту. Знания и умение их применить — вот высшая ценность.

— И в чем заключается ценность? — с интересом уточнил я.

— Оглянитесь — эту землю люди потеряли. Почему? У них ведь были мечи и боевые топоры, воины в крепкой броне, стрелы с железными наконечниками. Почему же они не смогли защититься? Да потому что враг оказался сильнее. Мы слабеем, а они усиливаются. Чем дальше, тем будет хуже — что к ним от нас попало, то уже никогда не возвращается. Мы проиграем эту войну, если не изменим ее правил. Вы ведь видели наши огневые копья? Понравилось?

— Интересное оружие, но насчет понравилось — вряд ли: я едва не погиб.

— До совершенства огненному копью далеко, но это все же лучше, чем расстреливать карпиду из луков: бурдюку и тысячи зажигательных стрел может оказаться мало. Или как раньше: рубили ему шкуру секирами, опутывали лапы, накрывали сетями, кололи длинными рогатинами и прижигали раны смоляными факелами. А теперь один удачный удар — и тварь прекращает бой. А знаете, что самое забавное? Никто не хотел брать это новое оружие — все привыкли воевать по старинке, и новшества, да еще из рук еретиков, не принимали. Я тогда был грозой запада — младший сын, не имеющий прав на наследство, зато имеющий отряд лучших наемников в мире. Триста сорок пять бойцов нас было против орды — дни мрака… глубокий рейд погани. Город спасти могли лишь мы. Наниматель на коленях стоял, суля горы серебра, лишь бы мы не испугались — не покинули их на смерть. Зря уговаривал — мы были не из тех, кто нарушает слово. Нас боялись за буйство хмельное, за кровь на руках, за дочерей горожан, которых мы бесчестили по пьяни. Но, кроме нас, никто не мог их защитить. И мы защитили — отбили первый приступ. Погань зализывала раны, готовясь идти опять. Днем меня нашел иридианин и сказал, что наш наниматель ему отказал и он без его ведома предлагает нам новое оружие против карпиды. Денег не просил — просто хотел спасти город. Нас оставалось семьдесят шесть на ногах — второй приступ отбить этого не хватало. Я был пьян и меланхоличен. Мне было все равно — убить этого еретика или попробовать его огненные копья в деле. Решил все же попробовать. Когда карпида снес баррикаду, поставленную в проломе после первого приступа, он замешкался — тогда погань еще не знала про новое оружие и позволяла себе не торопиться. Я вбил наконечник меж костяных пластин. Пламенем опалило волосы, но я не отступил — с хохотом смотрел, как перепуганная тварь пятится назад, жалостливо подвывая. А потом она застряла в проломе, и мы вбили в нее все копья, что дал нам еретик. Лишь одно сохранили — для важного дела. Она горела всю ночь, освещая спины отступающих детей тьмы и демов. И днем она продолжала гореть — весь город провоняла. Жаль, наниматель наш этого не видел — мы посадили его на последнее копье, будто на кол, до самого бойка. Он тоже сильно вонял, когда горел. И до того, как загорелся, тоже вонял — засмердел от страха еще до посадки на кол: мы припомнили ему всех наших, сложивших головы из-за того, что не было у них этих замечательных копий. Я потерял друзей, товарищей, брата и побратима. Ушел оттуда вместе с иридианином, и со мной шестеро друзей. С тех пор много чего произошло — из них лишь брат Аршубиус уцелел. От рождения у него было другое имя, но он взял себе это — за старое могут четвертовать в дюжине королевств. Много за ним такого осталось, что не забывается с годами… да и за мной тоже… Простите, Дан, заговорился я.

— Ничего — слушать было интересно. К тому же сам спросил.

— Да, теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я стал иридианином.

— Понимаю — крестились огненным копьем…

— Можно сказать и так. Мне пришлось стать другим и от многого отказаться, но я ни разу еще об этом не пожалел. И пока жив, сделаю все, чтобы вещей, подобных такому копью, и лучших, чем оно, становилось больше и больше: если мы не можем победить старым оружием, то надо придумать новое. Мы не только работать умеем — мы еще умеем сохранять знания и преумножать их. Знания — вот в чем наша сила, а не в бесполезных мечах. Не за догмы нас церковь проклинает, а за знания, которые эти догмы опровергают.

— Знание — сила, — улыбнулся я, вспоминая Здравствуйте.

Епископу он бы понравился.

На ночевку свернули к реке — озер или ручьев впереди не обнаружилось, а без воды никуда. Разведчики заранее выбрали удобное место: крутой изгиб реки, окружающий площадку ровного луга почти со всех сторон. Твари не очень ладили с водой, особенно с текучей — идти через нее в атаку не любят (именно поэтому, видимо, граница погани обычно проходит по рекам — легче оборонять). Так что главного удара следовало ожидать с перешейка шириной шагов в сто — там поставили повозки в два ряда, а сам лагерь окружили в один ряд.

Дров здесь не было, но до темноты успели натаскать из леса и насобирать по берегу коряг, так что хватило и на приготовление горячей пищи, и на просто «посидеть у костра».

Наворачивая пшенную кашу, я, задумчиво уставившись на огонь, краем глаза поглядывал на Зеленого, а краем уха прислушивался к отдаленным звукам. Попугай, трезвый как стеклышко, с видом паиньки поклевывал рассыпанный для него овес, не проявляя ни малейших признаков беспокойства. Органы слуха тоже не улавливали ничего угрожающего.

Похоже, погани в ближних окрестностях нет.

Интересно — что сейчас происходит в районе городка?

Арисат, присев рядом, жуя ту же кашу, проявил способность к телепатии, прочитав мою мысль:

— Интересно, что сейчас у Талля — они ведь наверняка опять к стенам пришли повыть, а нас нет. То-то удивятся…

— Бегут они сюда со всех ног, — буркнул я. — След за нами хороший — потерять невозможно. Быстро догонят — они ведь без телег тихоходных…

— Сэр Дан, догнать мало — надо ведь еще и побить нас. А не смогут: мало их. Только гадостей и наделают. А как рассветет, придется им убираться. Да только куда — вряд ли рядом есть убежище, а если и есть, то старое, и о нем еще знать надо. А мы при свете легко их нагоним — слабеют они сильно от солнца. Нет, если в них хоть кроха разума осталась, не тронут они нас сейчас. Догнать могут легко — мы медленно идем; а вот нападать опасно. Будут искать на пути убежище и возле него западню устраивать. Да только ночью мы не станем ехать — зубы обломают, но лагеря не возьмут.