Странный приятель. Тайна Врат - Егор Чекрыгин

Сражение еще продолжалось некоторое время. Капральство морских пехотинцев, засевших на баке, и присоединившиеся к ним матросы упорно держали оборону. В трюмах корабля и на батарейных палубах еще звенели клинки и слышались крики яростной драки. Но, лишившись своих вождей, кредонцы начали сдаваться, и очень скоро весь корабль был взят под полный контроль, и на его мачте взвился флаг Королевского флота Тооредаана.

– Изрядной смелости была ваша выходка! – с непонятными – то ли хвалебными, то ли осуждающими – интонациями высказался адмирал оу Ниидшаа, когда Ренки вместе с друзьями вернулся на палубу его корабля. – Даже затрудняюсь определить, чего в ней было больше: храбрости или безумия. Однако не могу не отметить, что, если бы не она, возможно, нам пришлось бы провозиться с кредонцами несколько дольше. Так что примите мою благодарность, сударь, и будьте уверены: ваш подвиг будет упомянут мной в отчете королю и Военному совету! И все же, сударь, хочу вам напомнить, что говорил Риишлее по вашему поводу и по поводу ваших друзей. Ваши головы он собирается использовать для чего-то более важного, нежели пробивание дыр в обороне кредонцев! Так что попрошу впредь не лезть на рожон. Вы, первый лейтенант оу Дарээка, и вы, первый лейтенант оу Готор, отныне будете находиться при мне. А ваши сержанты будут охранять мостик моего корабля. Так что геройствовать вы сможете только по моему прямому приказу. Надеюсь, это понятно?

– И что вообще на тебя нашло? – недовольно хмурясь, спросил Готор, когда вся банда отошла на дальний край мостика.

– Да я… – с тоской ответил Ренки, разглядывая свои красные ладони, мгновенно покрывшиеся кровавыми мозолями. – Кто ж знал, что эта веревка ведет куда-то не туда. Их тут столько, что и паук запутается. Я просто собирался спуститься на палубу, а тут… Думаешь, адмирал не позволит принять участие в следующем абордаже?

– Надеюсь, нет, – мстительно ответил на это Готор.

А тооредаанский флагман тем временем входил в пролив между островами, где кипела насколько иная битва. Тут ни о каком просторе и маневрах не было и речи – пролив хоть внешне и казался широким, имел столь узкий фарватер, стиснутый по краям мелями и рифами, что пройти по нему парусный корабль мог либо при попутном ветре, либо влекомый на буксире шлюпками. Для того чтобы идти галсами, места было явно маловато.

Сегодня ветер был самый подходящий. Вот только тооредаанские корабли, миновав «канал» первыми, встали на якоря, развернувшись бортами к противнику, и устроили своим врагам форменный линейный бой.

Противник ответить им тем же не мог – для того чтобы развернуться бортом, не хватало ни места, ни силы движения. Так что лишь первые два корабля кое-как пытались отстреливаться из погонных орудий. К тому времени, когда флагман оу Ниидшаа приблизился к входу в пролив, шедший первым корабль республиканского флота уже тонул, изрешеченный вражескими ядрами. Второй и третий готовились вступить в бой. А последние два явно планировали развернуться и выйти из ловушки с помощью спущенных на воду шлюпок.

Эти самые шлюпки и сделал своими первыми мишенями подошедший флагман, начав расстреливать лодки издалека из носовых орудий. Полуразвернутые корабли застыли, перекрыв фарватер наискосок и не имея возможности толком стрелять ни бортовыми, ни кормовыми пушками. А оу Ниидшаа, закрутив какой-то лихой маневр, развернул свой корабль, заехав носом далеко на мель, зато дав пушкарям возможность сделать полный бортовой залп. И началась артиллерийская дуэль.

Досталось всем. Одно кредонское ядро пролетело почти над самой головой адмирала, сбив потоком воздуха шляпу с его головы. А уж что творили эти ядра, попадая в стоящую на палубе толпу… Даже думать об этом было страшно!

Фок-мачта тооредаанца обломилась где-то посредине и угрожающе повисла, качаясь на канатах такелажа. Часть пушек замолкла, выведенная из строя вражескими залпами. И еще пришлось срочно отрядить матросов выкачивать из трюма воду и латать пробоину от ядра, попавшего в ватерлинию.

Но кредонцам, не имеющим возможности задействовать всю свою артиллерию, приходилось хуже. И особенно плохо им пришлось, когда более легкие «купцы» и шлюпки с тооредаанских кораблей, набитые матросами и солдатами, прошли над мелями и абордажные команды высадились на еще остававшиеся на плаву корабли врагов.

Это была победа! Обошедшаяся, впрочем, весьма дорогой ценой.

Глава 8

Еще толком не развеялся дым над морской гладью, еще кровь не перестала бешено пульсировать в висках и литься из ран, еще легкие со всхлипом втягивали в себя отравленный пороховым дымом воздух, пытаясь насытить им организм, еще пальцы рук с трудом разгибались, отпуская рукояти тесаков и ложи мушкетов, а на флоте победителей уже вовсю закипела совсем иная работа.

Море – суровый властелин, не прощающий ошибок. И потому необходимо было немедленно, не откладывая «на потом», позаботиться о раненых людях и о кораблях. О кораблях – в первую очередь, ибо некоторые из них держались на плаву только каким-то чудом и требовали немедленного ремонта.

И вот, едва отдышавшись после свирепой драки, наспех стерев с лица пот и грязь и забинтовав раны, все способные хоть как-то шевелиться матросы полезли на мачты – чинить такелаж, менять порванные ядрами паруса, сращивать и натягивать заново оборвавшиеся канаты.

Где-то срочно ставили новые мачты взамен поврежденных. Где-то латали корпуса и вычерпывали воду из трюмов. С двух кораблей кредонской эскадры, не ушедших под воду лишь благодаря отливу да мелям в заливе, срочно снимали все ценное, ибо быстрая, но строгая комиссия пришла к выводу, что любые попытки «вдохнуть в больного жизнь» уже не имеют ни малейшего смысла.

А солдаты тем временем занялись ранеными и убитыми. Своими и чужими. С убитыми было проще – все они, независимо от цвета мундиров и принадлежности к разным флотам, находили свое упокоение в море, ибо не существует более гладкой и прямой дороги для павших героев, чем сия грозная стихия. А то, что все павшие в этой достойной битве – герои, было ясно каждому, кто участвовал или хотя бы просто наблюдал за боем. И можно было даже не сомневаться, что все они, счастливо минуя ледяные пустыни ада, будут пропущены за Кромку, в теплые миры славных предков, где, пируя в кругу других таких же героев, живших ранее, смогут с честью поведать им о славных днях своей жизни и обстоятельствах достойной смерти.

Тысячи лет проходили как один день. Менялись боги, рушились храмы, им посвященные, гибли и зарождались народы, но всякий достойный путь оканчивался на тех теплых равнинах. И будет оканчиваться, пока род людской не измельчает настолько, что выродятся в нем все герои и останется только никчемная шваль, достойная лишь скитаться в тоске по ледяным пустошам, теряя все человеческое и обращаясь в злобных демонов.

А вот с ранеными возни было куда больше. Надо было отделить своих от чужих, а также тех, кто уже не выживет, от тяжело– и легкораненых. Иных почтить милосердным ударом кинжала, иных срочно отдать в руки лекарей, а тем, кто выглядит получше, по-быстрому оказать помощь своими силами и приставить к какой-нибудь нетрудной работе.

А еще надо было очистить палубы кораблей от крови и ошметков плоти, смыть дерьмо, сопли, мозги и прочую грязь, чтобы не было вони, болезней и новых жертв, поскользнувшихся невзначай и вылетевших за борт. В этом отношении флот был куда строже армии – чистота тут являлась почти религией.

Только после того как последние лучи солнца скрылись за горизонтом, победители наконец смогли отойти от трудов праведных и, выпив двойную порцию крепкого вина, попытаться забыться сном. Увы, но зачастую даже смертельно измученные тела не могли совладать с возбужденным мозгом, терзаемым демонами прошедшего дня, и те, взяв в помощники стоны раненых и корабельные скрипы, упорно сопротивлялись напору морфея, продолжая мучить свои жертвы.

Утром продолжилась работа. Дочинить все, что не успели починить накануне. Пересчитать выживших и распределить их равномерно по кораблям флота, включая три трофейных.

Заодно решили проблему с пленными. Пришлось высадить их на острова – не станешь же вешать на себя смерть безоружных людей! А брать пленных с собой… Трюмы можно заполнить куда более достойными трофеями.

А уж коли оставляешь пленным жизнь и свободу, надо снабдить их пищей и одеждой, иначе это будет лишь разновидностью жестокого убийства. Ценящие доблесть и милосердие боги такого не одобрят. Так что пленным оставили даже один небольшой челнок, чтобы те могли обеспечивать себя топливом, вылавливая из залива куски обшивки и прочую древесину, некогда бывшую частями гордых и красивых кораблей, что теперь превратились в мусор. Но им не дали никакого оружия, кроме ножей на поясах. Не потому что опасались бунта – просто сохранивший оружие воин не считается окончательно проигравшим и тем самым умаляется заслуга победителя.