Странный приятель. Тайна Врат - Егор Чекрыгин

Адмирал выбрал правильное место для стоянки. Три или четыре версты до противника кредонским кораблям пришлось идти широкими зигзагами, преодолевая сопротивление встречного ветра. За это время «Морской гусь» – так назывался тооредаанский корабль – успел поднять паруса и даже двинуться прочь от берега, видимо, чтобы иметь возможность хоть какого-то маневра, а не быть зажатым в полосе прибоя. Потом он немного довернул, надеясь то ли ускользнуть от противника, то ли занять наилучшую позицию, встав точно на ветер. Впрочем, все эти уловки были тщетны, и обе стороны это понимали. Кредонские корабли имели такое огневое преимущество, что все эти маневры были не более чем судорогами умирающего.

Но вот когда из-за высокой кормы тооредаанского флагмана появились еще два суденышка, с большой скоростью устремившиеся навстречу противнику, для кредонцев это стало сюрпризом. Один кораблик, скорее напоминающий большую шлюпку, был каким-то грязно-серым и невзрачным и не привлек к себе особого внимания. А вот второй – довольно большая купеческая шхуна, явно новая и, судя по всему, имеющая высокие мореходные качества, – мог представлять собой опасность. Конечно, исключительно в виде брандера. Как известно, эти тооредаанцы в последнее время навострились воевать именно в такой манере. Так что надо ли удивляться, что огонь погонных[3] орудий обоих фрегатов сосредоточился именно на шхуне?

Но пушки на носу были не самые большие, да и фрегатам приходилось бороться с не слишком постоянным ветром в бухте, так что ядра редко попадали в новенький красивый кораблик, а если и попадали, то не приносили значительного ущерба.

А всеми забытая и позаброшенная серенькая, но чертовски быстрая torpeda, видимо нисколько не жалеющая об отсутствии внимания к своей персоне, сумела подойти к одному из кредонцев почти в упор, проигнорировав запоздалый залп палубных фальконетов, после чего на высокий борт полетели крюки кошек, а об обшивку разбились какие-то кувшины с резко пахнущей жидкостью. И вот – суденышко мгновенно окуталось густым черным и на редкость вонючим дымом, среди которого вились языки оранжевого пламени, а оставшиеся в живых члены экипажа спешно попрыгали в еще более крохотный ялик, который тащили за собой на буксире (в холодном море не поплаваешь) и начали удирать в сторону своего корабля.

В них, конечно, стреляли. Но не попали. Демонски жаркий огонь, который невозможно было затушить даже водой, уже вовсю лизал борт фрегата, перепрыгивал на паруса и такелаж, мешая стрелкам целиться.

Не прошло и десяти минут, как гордый и красивый кредонец превратился в огромный костер. И языки пламени, ревя от ярости и злобы, прыгали по нему от самой ватерлинии до клотика грот-мачты.

Зрелище было настолько жуткое, что капитан второго фрегата, забыв о своей главной цели, отдал приказ развернуться к направляющейся к нему шхуне всем бортом, чтобы полноценным залпом уничтожить этот кошмар. Ведь коли эффект от шлюпки-переростка был столь ужасен, чего можно ждать от полноценного судна?

Но и офицер, управлявший брандером, и его матросы тоже не были простачками. Они в свою очередь принялись маневрировать, желая избежать бортового залпа. Два корабля начали свой танец. Очень красивый, если смотреть со стороны и если забыть, что каждое па танцоров преследует одну цель – уничтожить другого.

Неизвестно, чья бы взяла в этом поединке, если бы одинокий тооредаанский не то фрегат, не то купец, ведомый лучшим адмиралом королевства – оу Ниидшаа, не завершил свой хитрый маневр бортовым залпом, сотрясшим кредонца от носа до кормы.

Капитан линейного корабля так увлекся своими маневрами с брандером, что прошляпил главного врага. Казалось, что он еще далеко и вполне безопасен. Приходится чуть отвернуть, чтобы поймать ветер, вот марсовые, срывая многолетние мозоли на ладонях, тянут концы, ловя ветер, а рулевой бешено крутит штурвал, пытаясь предупредить очередной маневр брандера.

И вдруг перед носом – борт чужого судна. Из уже открытых портов вырываются дым и пламя, и ядра проносятся вдоль всего корабля, снося все на своем пути: такелаж, мачты, экипаж…

Бушприт, гальюн и бак разнесены в щепки. Одно из носовых орудий сорвалось с креплений и стремительно катится вдоль корабля, калеча тех, кто не успел увернуться. Сбитая фок-мачта падает за борт и с каждой новой волной со скрежетом царапает обшивку, привязанная к кораблю многочисленными канатами такелажа… Стоны и вопли раненых, крики офицеров и боцманов, пытающихся навести порядок… Но вражеский фрегат уже заходит с кормы и «потчует» судно новым залпом с абсолютно убийственной «пистолетной» дистанции.

Еще далеко не все потеряно! Еще можно все починить и поправить. Настоящему военному кораблю надо несколько десятков таких «порций», чтобы потерять боеспособность и пойти ко дну.

Но к его борту уже подходит брандер и плотно сцепляется с фрегатом. Тооредаанские моряки удирают на шлюпке. Не слишком удачно. Кто-то что-то не рассчитал, и случившийся чуть раньше взрыв не только разносит в щепки борт фрегата, но и переворачивает подпрыгнувшую на волне шлюпку. Впрочем, спасение близко.

Сбросивший скорость всего на несколько мгновений, чтобы подобрать спасшихся членов экипажей брандеров (увы, выживших оказалось меньше половины), «Морской гусь» двинулся навстречу очередному врагу.

После того как загорелась первая жертва torpeda, шедший последним корабль кредонской эскадры свернул со своего пути, видимо решив оказать помощь атакованным брандерами товарищам. На помощь он не успел, но возвращаться было уже поздно, и ему пришлось вступить в поединок.

Это был не самый большой, но все же вполне сопоставимый размерами с флагманом тооредаанцев корабль. Возможно, что по количеству пушек он даже имел определенное преимущество. Однако его капитан в мастерстве кораблевождения и опыте морских битв явно сильно уступал лучшему адмиралу Королевского флота оу Ниидшаа.

Правда, для Ренки все то действо, которое творилось в сравнительно небольшом заливчике, образованном пятью большими и десятками малых островов, скал и рифов, так и осталось непостижимым. Танцы двух парусных кораблей были грациозными и красивыми, однако не поддавались никакому анализу и пониманию. Это можно было бы сравнить с фехтованием, где тоже важна дистанция, особенности оружия бойцов, их положение относительно противника и относительно окружающих предметов… Но тут…

Адмирал, пожалуй, мог бы рассказать Ренки о многом. О том, как прихотливо дуют ветры в заливе, образованном множеством островов, как высокие скалы гасят их порывы и закручивают вихри, как разбиваются и отскакивают волны от берега, образуя течения и воронки водоворотов. Он мог бы поведать юному, замершему на высокой мачте первому лейтенанту, каким беспомощным и беззащитным становится корабль, потерявший ветер и лишившийся возможности двигаться и маневрировать. Пояснил бы, что в подобных условиях сражение равных судов становится сражением за ветер и за морской простор, на котором корабль может «танцевать», избегая вражеских залпов и обрушивая на противника всю мощь своих орудий.

Очень важны в этой битве опыт, знание морского дна и чутье опытного морехода, день за днем, год за годом стоящего часы напролет на капитанском мостике, следя за ветром, волнами и своим кораблем. Есть еще тысячи важнейших мелочей – знание того, как корпус корабля встречается с водой, какие паруса и каким образом ловят ветер, передавая его силу корпусу, режущему воду. И как использовать силу двух этих стихий себе во благо… Любой хороший капитан становится частью своего корабля, чувствует движение в досках его обшивки, набирается сил от ветра, что улавливают паруса, спотыкается или плавно скользит в зависимости от того, как распределен груз в трюмах.

Адмирал оу Ниидшаа мог бы говорить об этом часами, обсуждая с понимающими его людьми мельчайшие нюансы любимого ремесла, но сейчас ему было некогда этим заниматься – он вел корабль в бой, спеша на помощь эскадре, которую и так слишком надолго оставил без своего попечения.

Корабли то сближались, то расходились в разные стороны. Несколько раз произошел обмен залпами погонных и ретирадных[4] орудий, но с такой большой дистанции, что Ренки даже не счел нужным раздувать фитиль своего мушкета.

И вот наконец оба «поединщика», проходя мимо друг друга, сблизились на дистанцию мушкетного выстрела. Ренки вскинул свое оружие, прицелился в стоящего на мостике рулевого (одна из приоритетных целей, что ему указали) и даже спустил курок. Но в тот же момент корабли вновь обменялись залпами, и мачта содрогнулась. Сначала от отдачи полного бортового залпа, а потом – от вражеских ядер, калечащих корпус и такелаж корабля.

При таких условиях если пуля Ренки куда-то и попала, то это следовало признать официальным чудом. Тут можно было промазать, даже если целился в целое небо или океан.